В начале 20-х годов немецкий дадаист Курт Швиттерс заявил, что его плевок является произведением искусства, поскольку он рожден глубоко в недрах художественной натуры. Похоже, что плевок этот долетел до наших дней, и в его вязкой слюне погрязло все изоискусство так называемого постмодернистского периода, в ней барахтаются художники, служивый ис-кус-ство-едческий люд, зрители.
Колоссальное количество недоразумений гуляет ныне по улицам искусств, всяческое "самовыражение" (прежде, чем спустить воду), всякие трюизмы – последнее прибежище наглеца – вроде "каждый человек – художник". Да не каждый, не каждый – не всякий!
Каждый человек может испытывать большую или меньшую нужду в "красивом", как Сталин и его народ в парадах – вот род красоты для бедных! – но к искусству это никакого отношения не имеет. К нужде – да. К красоте – да. К искусству – нет. Потому что искусство – не вопрос нужды или нарядности мундира, а (простите за невольный каламбур) вопрос формы, которая не дается малой кровью, а может, и вообще никакой, происхождение которой загадочно, как всякое изобретение, то есть открытие. Можно насытить раствор, но откуда берется палочка – не фокусника и не жонглера! – на которую все оседает в неповторимой конфигурации, бог весть! Говорить об этом бесполезно, представление об этом или дано, или не дано.
Отметим только, что без работы с разрушительными стихиями форма не дается никогда, она сама – результат аннигиляции двух разнонаправленных витков энергии, двух вихрей с вовлеченными в них элементами.
С трудом можно удержаться от иронии при виде новой пролеткультовской рати (как мы помним, первая оказалась – и была – абсолютно бесплодна). Такая лихая мысль закрадывается, что, потерпев историческое поражение в области политической, Великая Октябрьская социалистическая революция таки победила, парадоксальным образом, в одной отдельно взятой области – в сфере изоискусства с ее уравниловкой и главным плохо завуалированным пафосом, шантажировав волю реципиента, качество назначать.
Что ж, картины уже пишут только в провинции и кое-где еще – стесняясь этого – в Москве. Остальные заняты другим.
Такого же рода диссоциация культурного тела происходит в литературе. Легионы доброхотов трудятся над удалением из этой странной формы жизни творческого нерва. Конечно же, подавляющее число их по усердию своему заслуживает большего дара, чем тот, которым располагает. Это им Мамардашвили отвечал: философия (литература, etc.) закончилась и не нужна. Да, но для тебя, и в тебе!
Источники замутнены, но это не значит ничего. Гуляет молодняк популяции, бдительные радиосуслики "общества потребления" энергично жуют свою жвачку – что с них сжулить, нищих, – вдомек ли им, что месячные их женщин, погода, урожаи, навигация таинственным образом связаны с лунами, некогда запущенными на орбиту Шекспиром, Кафкой, Гоголем, что действительные книги делают нас беззащитными, несчастно-счастливыми, открытыми, живыми – вернувшимися к себе, – и что это неотменимо?
Толковать ли самозарождающимся умникам конца века, что, к великому их сожалению, фаллос по-прежнему отличается слегка от пениса – примерно как восставший от повешенного?! И прошло уже достаточно времени, чтобы все желающие смогли почувствовать разницу.
Продолжение книги Игоря Клеха
|
