В разгар мировой войны в 1915 году сумасшедший коммунистический язычник Хлебников в книге "Кол из будущего" описывал радио будущего, где правильные радиопостановки в страду увеличивают работоспособность слушателей в десятки раз, а к столу тружеников, состоящему из "простой и здоровой пищи", – также по радио – подаются деликатесные ощущения и запах мяса. Гениальный сукин сын.
И все же Радио сошло с дистанции. Жаба так и не стала быком. Тем более – Юпитером. Произошла редукция Радио. Ведь на деле – оно очень бедная вещь. Не в смысле трат, а в смысле языка и замысла. Вроде и устная речь, но какая-то сценическая, нарочитая, утратившая большую часть своих коленец и обертонов. Девиз его: воздействие! Оно походит, с одной стороны, на палку для развеселых слепых, с другой – на дудочку Крысолова, заманившего крыс, а затем и детей неблагодарного города Гаммельна, в нехорошее место: обретается в эфире, где растут голоса и уши. Оно – организм, болтающий без умолку, под музычку, двадцать четыре часа в сутки – и так вечность! Слава богу, что мы покуда не радиоприемники, что выключатель пока еще в наших руках.
Теперь о радио особого сорта. Отключение от "глушилок" особенно злую шутку сыграло с "Радио "Свобода", обратив его имя и существование в оксюморон. В дни путча в нем проснулось было что-то лучшее, что заключалось в людях его делающих – вопреки Радио, – то единственно точное и скромное, что от него требуется, но то был предсмертный зевок. Далее трагический комизм нарастал с каждым его оборотом вокруг себя – с пребывающей в нем тошнотворной неспособностью изменяться. Продолжились лакейские пляски краснознаменного ансамбля плясок смерти на оскопленном великом трупе. Наступило полное господство "срединного царства". Журналисты с удвоенной прытью, как обманутые мужья-любовники, бросились уязвленно твердить, что высокого нет, как в жизни социума, так и в "литературе", что все покупается и проверяется мануально, что надо быть скромнее, особенно "совкам", и знать свое место. Но когда нет "высокого", как вы твердите об этом круглосуточно, как дрессированные попугаи, господа, то нет и "низкого", и – много чего, и всем вашим талантам также цена – полушка в базарный день. И дело не в идолах и идолостроительстве, не во вчерашних кумирах, оказавшихся в говнеце и тогда уж заляпанных толпой по глаза включительно, а в интеллектуальном такте, по крайней мере. Могу представить, как покойный Довлатов в ясную минуту до рвоты ненавидел свои оплаченные и прилипшие радиоухмылки...
Радио не ставит вопросов, оно – отвечает. Оно чревовещает, следовательно, существует. Скорей, скорей снова подняться на ноги и сделаться неуязвимым, как плавучая – восьмимоторная, круглая, как сковородка, – батарея русского флота "Не тронь меня", груженная по ватерлинию боезапасом душевного покоя. Задача так понимаемого радио – селекционирование конвертируемого человека.
Так в американском ТВ, где все взрослые чуть играют в детей, а все дети – во взрослых, – фальшивый пуританский след, сродни русскому дореволюционному "Задушевному слову", журналу для "деток", – строго говоря: эстетика наказания детей.
Но есть ответственность тех, через кого должен прийти соблазн, как сказано в одной книге.
Я боюсь, что в моем личном аду радио включено будет на полную громкость.
