* * *

вот они сходятся во дворе    ночь и под водой    голос

простирались степи и сны тревожили
волновались чащи над землёй холодной
когда путешественник златоволосый
пыль презирая es ist zeit sagt mir и мы

открыты двери      не светятся окна    и голос другой
(на мотив старой песни)

il pleure im stillen raum как в сердце поёт
обрубок дня
но дыма не видно лишь туман поднимается
над бесконечными лощинами да мышь полевая
рыбацкую песню поёт

растения между камнями    и тот и другой    в подступающей тишине

как ловцы в пустых деревнях и те кто выходит навстречу
и те что идут по следу весёлую песню поют
и несётся она над полями
как на руках пилигрима несут

(так ангел поёт вместе с нами)

а трава    как положено ей    уходит под землю

      I. ПЕРЕМЕЩЕНИЯ

* * *

цветные развешаны поло́тна
дробящие солнечный день
среди застывших молекул
а тени всё льются и льются

ветер задул свечу и поют о заводах
солнцем сожжённые трубы
и чернеют поля непрозрачные
проносящимся в автомобиле

молчит в темноте часовой
гулкая комната полная ветра
тонких губ сухие расщелины
в предчувствии снежного утра

их обнажённость простёртая
по этому городу так дремлет
насторожённо но и ей предстоит
пока поднимается солнце

* * *

зияющая высь марксистских глаз
память о них их выраженье
мы мир насилия разрушим
пока весна эллинская в партийной ячейке
расправляет крылья кто из них переживёт
поцелуи её на раскрашенной киноплёнке
и гниющие статуи садов городских
принесут им плоды и цветы

отягощённые цветением движутся берега
и скрипят суставы под красным покровом
так межсезонье равняет с землёй
звуки рабочего молота и оседают
в песчаные рытвины стены факторий
готическими сводами длящих
уже невозможный день

hôtel la mort

вынести их из пепла по шатким краям земноморья
в снежную глубь обратной вершины

куратор обратной вершины скажи
юго-восток запад или же пiвнiч
по широ́там стекает а мы приземлимся
отбросив защитные шлемы

взять его руку в молчании
и музыка не спасёт их
в своём разворошённом гуле
на гранях великой горы

так прощаются пилигримы
с осколком недвижной воды
горизонту приравненной
в теснине сетчатки

в географии сломленной
точечной бомбардировкой

* * *

эфемериды луны и солнца
в астрономических грёзах
в парнасском глубоком метро
парками величественными
высветленные скрытые
в прудах подмосковных

разделённый меркурий
на почтовых листках
но зачем им сходиться
в единении меридианов
где стекаются боеприпасы
продолжая унылый путь

и разрытая почва и стены
смещённые но нет ничего
за пределами перемещений
где перевёрнуты кубки
и дурак неподвижный
окаменевший в парении

памяти марксистского сюрреализма

как в разъёмах гор лампады горят
сквозь молчание коммуникаций
так иди к перевалу где ожидает
с лицом опалённым

домны трепещут в расщелинах
книгу уралмаша так перелистывает
раскалённый ветер горных предплечий
как над дряхлыми дремлет лощинами

взметает обрывки твоих стихов
так ненавидят из безликой руды
высекая венец огнестрельный
но отменит го́ры солнечный пролетарий

сравняет постройки тифозная вошь
составы на всех перегонах
только прах прах распылённый
от тебя не останется праха

* * *

пневматическая махина парка
дневной конденсат сосредоточившая
в мышцах суставах своих
нависает и тело медленно
поднимается в затхлой воде

сёстры солнца и братья воды
возвращаются с разным запахом
к берегам а жители подземелья –
уже из другого мира но динамика
максвелла от анода и вдаль несёт их

цветы адюльтера гирлянды нищеты
но они спросят откуда ты изыскиваешь
этические основания говорить о нас
не как о жертвах пламенной смерти
а как о песке и пыли? и только на перегонах
видимых глазу заметны взметённые стаи

тех эфемерных существ и пока гремит солнце
перекатываясь по горизонту мы
укутанные молекулами воздуха
вдыхаем среди иссушенной травы
собственный запах смешанный
с запахом оставленных братьев

* * *

факел зажжённый и в подземелье
всё ниже и ниже где пар и туман
и синтаксис их бесконечный
сквозь породы и камни текущий

для кого-то тепло но запомнил
только грязь не сказать если слизь
и сипенье как видишь ну а что
должен вглубь погружённый

испарившийся танец выжженный
движением теплоцентрали
и впитан разъятым серой слюдой
по жилам мерцаньем протянутой

до коротких волн доходящей и там
замирающей в трепете разделённых
крови и лимфы потоков или ложатся
строки на скомканный лист

          II. АССЕРТИВНЫЕ ПЕСНОПЕНИЯ

* * *

на пустынных улицах в безлюдных переулках
рождаются песни вашего народа
он поёт их в подземном и наземном транспорте
сквозь зубы с закрытыми глазами
и по ночам они выползают изо ртов спящих
влажными насекомыми
и хрустят под ногами в утренних сумерках
когда ты собираешься на работу

смотри как ворочается в глотке
соцветие суставчатых конечностей
у каждого из твоих друзей
у каждой из твоих любовниц

чёрным ковром
они устилают почву
когда под сенью изнурённых древес
превозмогая страх
я пою

oi

что прервёт твоё молчание
когда морозный туман расползается клубами
вдоль строящейся железной дороги
разрывая лёгкие гастарбайтеров?

они вернутся
в свои деревни
и вся нечисть
взовьётся вихрем
чтобы задержать их
вдали от покинутых домов и разорённых пределов

внутренности твоей земли
всегда гостеприимны
они исчезают в них
оставляя документы
своим работодателям
а ду́ши

но они не имеют души

и всё же в ночи они слышат твой голос
когда ты льдом ложишься на сердце
держишь за горло
напоминая
о бесконечном спасении

под нашими сапогами

* * *

запертый дом с плоской крышей
не готов принять постояльцев
и земля стоит у его дверей
постепенно проникая в щели кладки

в комнате залитой жёлтым светом
ты кружишься не останавливаясь
под надвигающуюся музыку
шипящего шторма –
в тех краях где мы были знакомы
музыка разбивалась о деформированные соцветья твоего тела
но однажды он пришёл и забрал тебя с собой
укутав в чёрный плащ спасая от жестокого ветра
и в твоём спасении мы нашли прибежище

бросая ссохшуюся землю
на твой ненужный холм
чтобы ехать домой
серым днём под белым снегом
наблюдая как души зимних ангелов
проносятся над дорогой

а теперь ты здесь и его руки
на твоём лице прожигают кожу
пока ты пытаешься поймать его пальцы губами
пока его пальцы скользят по твоему лицу

и мы – здесь и стоим кру́гом
вокруг ваших белёсых фигур
и только наши жёлтые глаза
светятся в темноте покинутого дома

* * *

лёгкий полёт по случаю лета над мокрой травой
для хранящих руки в карманах
на рассвете вжавшихся в стену

что проступает в глазах
под комнатным светом

влажные листья на бледных запястьях
обнажённые кости под кожей

с каждым днём выцветают глаза
срастаются скользкие кости

погружаясь в кресло в полумраке и духоте
лихорадочно сдавливая виски
ты поднимаешь трубку
слышится выстрел

* * *

крик филомелы разорвётся над тобой в воздухе
опустошённой аллеи
в час утренней зари
когда просыпаются клерки
и первые выхлопы возносятся в атмосферу

утомление усталость
отрешись от них
смотри как лежат вокруг
листья нашей родины
заточённые в чёрных мешках
каково им гнить в обществе себе подобных
смешанным с пеплом и прахом

посмотри на её лицо
в разбитом смартфоне
писатели нашей родины
заберут с собой
её голубые глаза
и зелёные волосы
её мёртвых кукол
а тебя оставят здесь
чтобы отрешившись от земного
гулять по парку радоваться вспышкам
электрических разрядов
скользящих по шерсти набухших верб

ведь всё что ты можешь
это сидеть на кафельном полу
при открытой воде в ванной
что-то шептать про себя
пока рассчитанными движениями
они несут её тело
вниз на первый этаж

* * *

белая музыка спущена с неба
а можешь ли дать ей что-то взамен
чтобы в огне очистительном
горела вместо тебя не спросишь
у чорта легко ли сидеть на коленях
расчленённому фавну но поёт
танцует словно даже живее

сладкой брызги слюны в доме
который построил боль высокая
в проницающем хоре литературы
взовьётся хотя говорю лжива
и холодна но звучит над шлемами
и потому не слышна

les oiseaux

снежная пыль на рассвете
но ещё август

дворники сметают мёртвых птиц
с утренней мостовой

куда они исчезают в зимнее время
сгорают ли от жара уличных фонарей
или как водоплавающие
застывают в движении
чтобы весной снова бросаться под колёса автомобилей?

тень сладчайшего на пороге
его плащаница в проёмах туч

иссякнет снег прекратится замрёт
холодом робких лучей
пробуждённые птицы
соберутся на новую тризну

* * *

ты кричала как помню
пока шершавые деревья проносились
туда в прелое варево воздуха

или нет замкнутая в объятиях
молчала
пока рассвет вымученный поднимался

почти всё равно
песок ли скрипит на зубах пепел
ли укрывает сон

в своих погребальных урнах
музы заключены
в продолжение злой зимы

о северный хронос
согрей нас в утробе
нам холодно здесь

заздравные кубки расколоты
кентавры разъятые среди объедков
с чёрной пингвиньей кровью

под стук маятника
нет под шуршание
времени сладкая работа

* * *

курукшетра девяностых
арматуры осколки
змеиная кожа в траве
текущая ржавчиной по одежде рукам
затаённая в лощине

ацетоновые ягоды гулкого парка
смородина крыжовник листва
ссадины ушибы пусть
зато различимы
гранулы беспощадного асфальта

через бутылочное стекло
вросшая в землю эстакада
окружив нефтяным теплом
хранила нерасщепленными
наши тела

и а́рджуна в закатных лучах
смеётся снесённым зданиям
измельчённым деревьям
умирающий но счастливый
на исходе лета

            III. ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ТОПОГРАФИЯ

* * *

цветущие розы в предгорьях
камни нагретые солнцем
все новости о войне

но столы ломятся от яств
близится празднество
и дочь твоя, Анаит
под кроной с Ваагном

ветер высушит влажную кожу
на исходе весны
молодое вино покрасневшие губы

и мои друзья
лежащие в долине
успеют в срок

le siècle pastoral

коридон в полутьме посреди городского пейзажа
и прочая нечисть в одеяньях сатиров и фавнов
звуки лиры трубы и гудка
чад от факелов освещающих мостовую
алексис подхвачен толпой

профессор элоквенции через силу
поёт шутейную эпиталаму
скрывая кровоподтёки под гримом
а празднество влечёт алексиса вдаль
сквозь мрачное веселье
пока он не падает на брусчатку
задыхаясь от морозного смрада
почти про себя повторяя коридон

коридон

аполлинствование карнавала
сливается в монотонный гул
ветер с реки душит
невольные слёзы

душе его воспаряющей над площадью станет заметно
как сверкают в отсветах факелов
стены ледяного дома
как дрожат новобрачные в покоях
где нет ничего кроме любви

* * *

по хозяина свисту или не свисту даже
голос звучит и колеблется колос и волны
наступают медленно в медоточивом покое
мартиролог твой не трогает не веселит
плачущих на техногенных орбитах
и обезьяна у тебя на спине плачет
что проходит время и снова течёт
между ветвей но и пальцев между
боль и гниение здесь же дождутся утра
и там где напрасен песок окликнут
сквозь подвижную сферу ракеты
монумент непрозрачный радости всей
вслед за которым восходят и падают тени
на берегу за горизонтом притихшим
где хозяина корпус места себе не находит
там цикадами меряют день берберы
гор и воды проточной там поют они
задохнувшись и вполне очевидно
чем закончится день затаённый
между фалангами пальцев играя
золотом и золой электроприборов
исчезающих к полдню и волны
так бы исчезли но снова по хозяина
свисту или не свисту расщеплённая
движется ночь по техногенной орбите

нецах

спят ночами тонны камней
и буковый лес их сторожащий
безусловно любовники спят
укрытые тенью листвы

в узлах ветвей набухая
нерасторжимы плоды и суставы
нерасторжимы
и теченьям земли не подняться
и потоки будут нежны

но и столько птиц никогда
не видел в сверкающем опереньи
этот воздух и влага
и ветви этих деревьев

укрывающих норы змеиные
молчанием полные и тишиной
в опустошении
искажённого солнца

успокоение

нейролептики транквилизаторы холинолитики
антидепрессанты нормолитики антипаркинсонические средства

изображения расплываются
фотографии сожжены
блестящая пыль ве́тра
испепелила ли́ца сожгла тела́

развеянный пепел сливается с пылью

после курса терапии выйти из дома
с вяжущей тяжестью на языке
и идти потому что описание передвижений
один из самых надёжных способов
скрыть отсутствие темы для разговора

и всё-таки идти

под палящим солнцем

в этот день продолжилось лето
прерванное ранней осенью
в этот день началась война
закончилась терапия

и нам показали как солдат несёт на спине
убитого товарища
как он идёт под ночным небом
и звёзды практически незаметны
в сиянии софитов

* * *

офисные работники приводящие в порядок бумаги
и горящие крылья картвельских ангелов
не складываются вместе разлетаются в разные стороны
элементами мозаики

они забыли выключить телевизор
но война продолжается без них
они забыли выключить компьютер
и танки катятся через поверхность экранов
чтобы взрыхлить городской асфальт
для зелёной травы вечного лета

башни горящих домов оседают в пыль
небо открывается в просветах
и вновь скрывает свои дворцы и могилы
под пологом свинцовых туч
забывается в громе артиллерии

              прости меня за мой страх

он разлетится по округе вместе с осколками
снарядов и тел наших товарищей
навсегда живых в кадрах военной хроники

и ты поднимешься со стула в ответ на стук в дверь
они покажут документы и поправят оружие
но сколько ни вглядывайся не разглядишь
имён отцов на их почерневших лицах

* * *

ЗамЁсть сонетЁв Ё октав

Павло Тичина

от полдня протянуты над днепром
к левому берегу в укусах корней
глубоких чтобы держалось небо
и своды этих мостов

мы движемся и дворовая паства
голуби дворняги шмели
воля або смерть
повторяют по разумению
когда небо нависает
и дождь мучителен

это иллюзия что не забылся
язык перемоловший улицы
в муку́ москворецкой пыли
он зарастает как эти берега
округляется и кажется листья
видны на его онемевшем теле

язык мертвецов язык мой
туберкулёзный кашель
раздавленной ойкумены хрип
сохранённый в ночной мерзлоте
под прозрачным покровом почвы
сцепленный с рёвом сигнализаций
пылью мостовых
ненавистью убийц и прохожих

пчёлы в пирамидах каштанов
или души оглядываются вдаль
с этих ступеней из этой травы

      IV. NORDICA

* * *

когда ты подходишь близко
за горло берёшь и гнилью
полно дыхание
медленно трудятся сочленения ночи
стучат приборы – доживём ли мы до весны –
о пленительно дыханье твоё

ветхие крылья иссечены язвами
но всё-таки крылья
а сросшиеся перепонки
а тлен приникающий к тлену
собери же меня из пыли
рассредоточенной в воздухе

на холоде военного солнца
среди шороха госпиталя
смятого внезапным ударом
ликующей артиллерии
воспаряющим духом и телом
среди безымянных могил

соцветия черемши зияют в груди
и лесное межсезонье обволакивает
потерянные души слюдяной оболочкой
россыпи гильз в снегу
вдавленный в почву движется день
сквозь прозрачные нервы деревьев

памяти логического позитивизма

когда падает на ступени
протокольно тело
венского сада цветы разрывают
лёгкие влюблённых
на горизонте всходит
зарево над рейхстагом

и падаешь на ступени
через сотни клеток пуля
проникает в артерии и капилляры
стягивает эритроциты
здравствуй выблядок коминтерна
обгоняя дыханье влюблённых

биографии штурмовиков
как торжество мистики
над атомарными фактами
и приветливо коснётся
прозрачной рукой хорст вессель
плеча твоего о друг

о брат верхом на драконе
взламывая вулканические глыбы
пронесётся в прелом тумане вены
меланхоличная гибель
на стогнах рейхстага
под восточной звездой

* * *

скрежет зубовный в эфире но на этот
раз вещание не прервётся привет тебе
с этих мёртвых но земляничных полей
магнитных вместивших дворцы и заводы
в сердцевине праздника расщеплённого
ветром на соль и воду на ионы конечно

пусть восходит и падает медоточивый день
осколки его на языке в тишине разрываясь
капсулы воздуха над провожающими эти
составы за окном за озером замороженным
где все мы сойдёмся снова конечно и треск
распростёртый над развёрнутой вдаль

полосой тектонических плит молчащей
в движении к океану в кристаллах дыханья
те же черты как входящему тени не явны
и бьётся сферы внутри но утихает ночью
двигаясь медленно переулками и площадями
на кладке домов проступая слизью замёрзшей

* * *

на кого нас оставил звёздный партайгеноссе
дымится его сигара смущённая любовница
кутается в поношенное пальто чёрной кожи
пятна вина на полу отброшен бокал

и жилы пронзённые свистом шпицрутенов
скрупулы в лёгких стеклянный песок в трахее
раскалёнными когтями разрывает кожу
красный цветок внутренней жизни

трофеи гниют в ногах побеждённых
тоталитарным летом улицы опалены
дымными струями по водостокам
кровь струится твоя и быть может

в солнечном коллективизме плавятся
решётки оград городского парка
брабантский мрамор и золотые гробницы
обнажая в ожесточённой борьбе

переломленные древки знамён в чёрной
трясине золотого воздуха алхимического
а вот и тело твоё очерченное ветвями
опавшими листвой взято живым на небо

tranströmerträume

сытые поэты северных стран северных годов
сиятельные обломки стекающиеся к утренней звезде
сернистыми облаками над утёсами озёрами скалами
в тумане уст золотой голконды флейты и барабаны
их бесконечных теннисных кортов незаконченных
партий для левой руки но окружённые чёрными
брызгами восточного семени сочащегося сквозь
тоскующую валгаллу звучат клавиры поверх голов
и в рецитации диктера гремит вокализ снарядов
воскрешёнными клавишами парализованного рояля
разрезающие горы драконьи тропы вьются вокруг
в сумерках сочатся пещеры свечением о звучи
пиита побережья вымирающей сталью норда
сотрапезник пены и туч отсече́нный рассветом
от широты долготы освобождённый

* * *

железные зубы метро оживления время
чаша полная птиц и растений туда
где изогнуты стены свечением у́тра
в картонных коробках потёртых пакетах
фрагменты переворота и осторожные плоскости
разъятых снарядов – иди вместе с ними поток
обвивает пальцы твои уносит влажный язык
сквозь сужения и триграммы эритроцитов
в стеклянные комнаты сна и отражения
возлягут с нами и нет ни отца ни брата
бессмертная слава в вышних
молниеносным движением испепеляя зачем
разъял ты кварки де́вичьей плоти
и щедрою горстью бросил на плиты
под свет габаритных огней

* * *

высекая искры из травы подножной
приближается буря в поле и русского леса
тени на горизонте пока в гейдельберге
жилы мертвецов парализованы или
гальванизированные сумерки раскроены
бликами пляшущих созвездий
скапливается мрак в изломах платья
безответный пока не расколоты
кости о выступы стен зубцы бойницы
всё это смотрит и придвигается ближе
рука на колене и выше проваливается
в немощь и ветхость су́чка кому ты
отсосала на заднем сиденье пока тени
вжимались в лощины дрожали гибли
смятые инсталляцией заката взнесённой
над раздавленными автомобилями
в меланхолически пылающую высь

    V. ПРОПОЗИЦИИ

* * *

факел зажжённый и в подземелье
всё ниже и ниже где пар и туман
и синтаксис их бесконечный
сквозь породы и камни текущий

для кого-то тепло но запомнил
только грязь не сказать если слизь
и сипенье как видишь ну а что
должен вглубь погружённый

испарившийся танец выжженный
движением теплоцентрали
и впитан разъятым серой слюдой
по жилам мерцаньем протянутой

до коротких волн доходящей и там
замирающей в трепете разделённых
крови и лимфы потоков или ложатся
строки на скомканный лист

* * *

тени на стене в полутёмной комнате
шепчутся о чём-то друг с другом
пока рука тянется к выключателю
так медленно

птица бьётся о прутья клетки
комок воли сдавленный тишиной
мрак не раздвинет свой полог
свет не очнётся

эти гомункулусы эти кадавры
их он тоже заберёт с собой
туда на двоичное небо
и холода хватит всем

отрешённым от праха
музыка не предъявит себя
отгремев со звуками
закатившегося солнца

разговор не прервётся
и навсегда останутся заметны
выжженные следы
молчаливых визитов

они снова идут куда-то

покинувший город под грохот картечи
он по белому спускается полотну
с вершины карьера в глубь
земли разверзшейся
навстречу падающему снегу
граду дождю

листья скорбного года на мокрой земле
окостеневшие в утреннем инее
и взрезанных пластов чуть ниже
голая почва

эфир наконец-то пуст воздух почти что чист
узкоколейка ввинчена в склон
изъязвлённый ржавчиной
вниз по спирали вниз
движется что-то по линии оставленного горизонта
катится по земле беззвучно
сходится со всех сторон

шагом медленным
и почувствовать в лёгких
вознесённую к звёздам пыль
нисходя всё глубже и глубже
не видя как демоны мира
чёрными ядрами вслед
устремляются к центру планеты

reading sapir

извлечённый из cornell university
с пометами по-над language
is a merely conventional
system of a sound symbol
нетвёрдой рукой

о заокеанский коллега
force of the sound-imitated words
колеблет пыль в вентиляционных шахтах
ворс твоего пиджака ставший давно
удобрением этого штата
бренные кости праху
что тебе видно в твоей глубине
сквозь сумятицу литер?

изрезанный эллипс заходящего солнца
отпечатывается на кафе́дре
за витыми решётками
прелью гниющей листвы
голос раскачивается и не находит опоры
в пустых аудиториях парадиза
в объятиях центрального отопления
но коридоры пусты и студенты забыты
в своих молчаливых могилах

зимняя сказка для читателей манги

за одной головой снимают вторую голову
все шинигами этого леса со мною в тесном кругу
наша любовь истлела говорят с одной стороны леса
смерть неизбежна с другой
первый снег – ты говоришь со мной?

сквозь унижение холода переговариваются жертвы твои
прячется Анна под этим деревом Ольга Екатерина
но живые огни проницают ночь
иглы звёзд шьют воздушный саван
и ступни богов выжигают следы на земле

хоровод согласно биенью сердец
движется – только любовь разрывает жилы
вот-вот и повисну у вас на плечах
всю ночь чтобы кружилось тело
а утром легло на пусто́ты хо́лода
наравне с прочими

медленными траекториями струится снег
сквозь пустые деревья
пронзительны взгляды нечисти
вознесённые над ветвями
и время стремится к рассвету
но рассвета всё нет

соматика

к осени густеет лимфа в своих каналах
вода наполняется холерой и гриппом
жилы твердеют – повернуть голову, взмахнуть рукой –
металлический скрип
сорванных позвонков
на обезлюдевшей дождливой улице
пока струи воды стекают с плеч гипсовых статуй
нависающих над тобой
покосившиеся атланты бесстыдные кариатиды
под спазматически сдавленным небом

пульс метронома в беззащитных висках
так вот что ты имела в виду когда

та же безлюдная улица залитая дождём

нетвёрдые лапидарии
среди техногенного мусора
строительных площадок

прислонившийся к шершавой стене
стоящий под ржавой водой

и голос раздвигая перепонки
легче воздуха и водяной пыли
возносится в надломленное небо
раскалывается о мокрый асфальт

* * *

так они и провели всю ночь
пока грохотало за горизонтом
в относительной темноте
отражённого снежного света

          нежны нет мои руки
          когда тяжело
          не чувствуя времени
          перемены закопаны в землю

никто не приходил за ними
и рассвет медлил так
что та ночь до сих пор длится

          нежность в моей голове
          океан синевы свет
          всегда ложь

тот кто отсутствовал появился позже
когда пришёл океан и растрескались горы
нанесённые на киноплёнку

          тринадцать дней в иной стране
          и она явится снова

мы готовы к её приходу

* * *

сойди в ложбину
где бродят фавны
и феб играет
на своей тяжёлой лире
в то время как лёгкие хлопья сна
ложатся на ветви деревьев
и лиц павших почти не видно
под этим покрывалом

но сквозь снег
слышен её голос
тихо
не разобрать ни слова

и вокруг плавятся декорации
обнажая кирпичные стены
протянутые наверху провода́

смотри как мир проникает в тебя
каплями дождя на коже
мокрыми волосами
царапинами и синяками
жаром июльского солнца
разрывающимися от ветра лёгкими
теплом сухих губ

пока небо над пригородом темнеет
от приближающихся истребителей

éire

как бы научным схвачен трудом
и назначен найдя на улице утром
коленную чашечку чью-то одной из
крутящихся сфер поёт ему радио О
дрозд мой чёрный от голода
все твои косточки но гравитация
в суровых своих полях не знает
как тяжёл и прекрасен взлетающий
отбывающий на пароходе
за пределы ирландии милой

заземлённый одеждой смятой
на горизонте ловя мерцание
диафильма и дварфы несут эту боль
или что-то иное сочится в каждой
открывающей парка ворота песне
и ни голода там но цветы и над ними
серая пыль оседающих рудников
в глубине неподъёмной отблески
искры инертной отец разделитель
в подземельях зелёной страны