Каждый вновь приходящий поэт уточняет и изменяет сам смысл слова "поэзия". Виталий Пуханов возвращает ей стремление к прямой речи то, что по-разному отличало от современников Мандельштама, Заболоцкого и Георгия Иванова. Зачастую высказывание Пуханова вмещается в восемь строк формат скорее телеграммы, чем письма с подробностями.
Подробности нарастают медленно, постепенно, от телеграммы к телеграмме. Полосатые пиджаки колорадских жуков, другой жук, похожий на веточку. Жизнь в этом выстуженном мире длится по насекомо-растительным законам, чудесно возобновляясь каждый раз после зимнего анабиоза. Поэтическое зрение Виталия Пуханова четко, бесслезно фиксирует картины умирания и распада, потому что всякий распад неокончателен, обратим.
За стихами Пуханова встает четкое мировоззрение, которое можно приблизительно описать как романтизм, пропущенный через мясорубку реализма, и все-таки не погибший. Связь поэзии и философии тут вынужденно-жесткая, как если бы нечто важное виделось в единственном ракурсе и требовало от автора и читателя перегнуться через перила и вытянуться особенным образом. Так возникает странная фигура естественного напряжения, оправданного целью. Если же встать иначе, отряхнуться, расслабиться, то предмет зрения исчезает и сам поэтический акт обессмысливается. Поэтическая система Пуханова работает только в состоянии этого напряжения, только абсолютно всерьез, как ружье, которое не способно стрелять холостыми.
Индивидуальность Пуханова так сильна, что узнается по оговорке за цитатой:
и наше внимание уже сконцентрировано на авторском высказывании. Признак настоящего поэта пока находишься внутри созданного им мира, нет нужды в альтернативах. Кажется, что иначе не надо, да и нельзя.
Конечно, только кажется. Именно такие самодостаточные миры вступают в подлинный хотелось сказать, диалог, нет, скорее, хор. И без каждого подлинного, чисто звучащего голоса этот хор будет неполон.
Начало книги Виталия Пуханова