М. Г.
давно замечено не мной что проще умирать весной
как ты с разломанной грудиной как ты со вскрытою грудной
молчи набравши ледяной там где река горчит проталиной
пускай не долгую продали нам мы упивались не длиной
мы скоро свидимся родной и наравне с простолюдинами
я тоже отойду единому по госпитальной накладной
ГАГАРИН
ты жива еще
словно течет река
как пшеница лопается в руках
как синица срывается с языка
и еще
как
ты смеялась
ела
пила лимон
обманула ну его облака
отражение множит себя само
наблюдатель в небе плывет пока
видит глаз его орлий
картину вниз
где завис у краешка тишины
только сны его имени лишены
только сны его ой ли не объяснишь
я и сам пока что
теку рекой
я и сам покачивая башкой
улыбаюсь временно чудесам
я и сам еще
обернусь плащом
я и сам
поехали с тобой
когда на край
где рай в натуре плавится и плещет
я точно помню вещи собирай
отправимся с утра
нехай клевещут
поехали с тобой издалека
где берега песка морского кромка
где смерть уже близка и похоронка
а чайка громко
кроет рыбака
о мастерстве поэзии на той
обратной стороне планеты
о мастерстве поездили на кой
поехали когда
махнул рукой
махнул рукой товарищам
и нету
между америкой пока еще
и светом
который можно выключить строкой
* * *
вечером когда навстречу смерти
из предместий приезжают черти
чтобы умереть не в хасавюрте
чтоб не умереть в степанакерте
вот на встречу им бритоголовы
здесь у них и логово и слово
поле битвы ругани и брани
между детским садом и столовой
вот слова написаны в ворде
вот братва утоплена в воде
иногда мне кажется что родина
вроде не кончается нигде
* * *
не всмятку варятся а в мешок
белки навыкате на закат
эпохи которой уже лишен
носитель ее языка плакат
когда укладываются плашмя
животом распоротым на жетон
как пророк илия с колесницы шмяк
золотыми пропеллерами в бетон
где теперь кусками по полосе
лоскуты какой полоскать скоту
там тоска меня вешает на косе
на с которой грохнулся высоту
и такая плоская что твоя
внизу распахивается кровать
если так укрывают ее края
никакого рая с нее вставать
* * *
все больше седины и странное случилось
все меньше правоты все кружится больней
отечество мое где у дороги чивас
где так не страшен черт, как дед его корней
все меньше тишины и в межсезонье шины
не оставляют след не путают следа
а топкой родины когда болит брюшина
и как в последний хлюпает вода
а что не доживу тогда ребята
пускай стучат пустым по полному стеклу
пускай они сидят до петухов девятых
и русский мой язык чтоб вынесли к столу
все больше танцев нет прости меня родная
на обороте медленно прочти
вся жизнь моя как та переводная
картинка вот и выцвела почти
* * *
любимая какой не знаю зимней охрипшей от труда
того что ты не говорила ты мне пройдут года
когда на кухне дымной где капает вода из крана да
какая разница какая ерунда и в имени тебе моем беда
и тягота она тебе и тяга — расскажешь никуда не торопясь
как бьется одиночеством запястье и сеть чужих морщин
твое казалось наше кроет счастье и наша связь и вязь
ее кириллицы от здрасьте до где же ты сейчас кричим
и будет нам как выжившим в войну так страшно оставаться у окна
так тянет подойти к окну холодного вдохнуть его до дна
и выдохнуть друг друга наизусть до мудрости зубов и чтоб запомнить те
одежду сигареты книги грусть что были тут разбросаны по комнате
* * *
плывет в бессонной голове от уха к уху
не то что звон не то что гул но слышно глухо
как будто прошлое со стапеля спуская
стою салагаю икаю заикаюсь
тысячелетия прекрасное начало
так много нас вмещало в объективы
как мы стояли около причала
и ксивами и гривами красивы
плывут по тихим небесам цепляя шпили
где мы с тобою пили и кутили
и темные раскачивали ветви
там где теперь скелеты судоверфи
где новая теперь пасется кодла
с такими впадлу даже пить ркацетели
и подло жить и собираться подле
на свежем воздухе низколетящей цели
плывет над городом моим с нетопырями
сам с волдырями на руках и над дверями
где зажигается на миг и снова гаснет
чернорабочий ангел юности опасной
—
а твои волосы — словно руками жар
загребать в твоей волости подмосковной
если долго пижамы не сняв лежать
не водить скулою на звон церковный
потолки разбегаются в миражах
или медленным соком поить с руки
словно ясным соколом зависая
где сады полисадники ручейки
партизаны целятся в полицаев
то ли всадники смотрят боевики
то ли все отвернулись от нас во вне
что бы мы друг с другом соприкоснулись
телевизор показывает в окне
что угодно кроме соседских улиц
и ты подходишь ко мне сутулясь
как будто бы снова подходишь мне
* * *
как оно начиналось вчера казалось припомнишь разве
там где ты у меня жила между ребер согретым комом
хорошо что осталось места только тоске да язве
страшно смотреть в окно стыдно в глаза знакомым
теплая эта снедь времени года удаль
едва ли осталась в городе кухня без наших денег
скоро времени суток обратно идти на убыль
родина не возьмет мать никуда не денет
только горят рубцы не рубиновым блеклым светом
воротник горизонта вспорот сталью финками новостроек
забери меня топь москвы гниль айвы сердцевина лета
засыпает форточку белым тополем спи любимая дай укрою
* * *
Холодная вода — на дне каменоломни
где стиснуты они еще лежат
чтоб встать потом самих себя огромней
те города
которые запомним
уже в противотанковых ежах
Тяжелая вода — пока не испарилась
чтоб медленно проплыть над головой
к тем городам
не сдавшимся на милость
пропеллерами недооперилась
грядущая эскадра и конвой
Последняя вода — когда уже оставят
до самой схватки потуги и дрянь
а в городах
среди оконных ставень
чужая смерть расхожими местами
уже горит на собственную глянь
* * *
Тем государевым словарным строем
каким владеть
надеть его казенного покроя
грудную клеть
всю в сальных пятнах ссыльных
и в орденах
где родина которая для сильных
блаженных духом нах
вот оно и кончилось пустое
время гарнизонного постоя
где демисезонное простое
к дяде в глушь меня услышь про что я
где сложив свои страницы наземь
в темную дыру куда залазим
словно в кобуре себя елозим
насовсем ударенные оземь
будем ждать не перемены ветра
не червя не тления не вепря
не речей пришествий донесений
только ожидать что обрусеем
и своим ни шелестом ни жестом
поработаем еще над этим местом
* * *
летнее время светлая наша сводня
мы не виделись дольше чем хватает воздуха альвеолам
в городе пораженном педикулезом еще футболом
наши слезы врозь никому не видны сегодня
на большой дороге на широкой удавке мкада
груженую фуру стальную дуру пугал сохатый
и когда он упал под далекую кононаду салюта
разъезжались дачники словно домой с охоты
завтра заново если встретимся на минуту
из теплых рук выцарапывая занозы
с кем ты сейчас говоришь кому ты диктуешь прогноз погоды
по мобильному телефону по высохшему водопроводу
так и я что зверюга вышедшая из леса морда
смотрю как горит звезда над опорой высоковольтной
засыпай любимая завтра придет который
чтоб никогда не больно месяц над нашим городом
* * *
когда надрыва нету бронхам
а крика рту
жги спёртым спиртом похоронку
на вдохе в аэропорту
когда наждачная мороза
уже пройдется по щекам
а нищенка еще щенкам
тем ссыкунам и сосункам
не поменяет целлюлозу
уже примерзшую к бокам
проси чего не пожелаешь
у самолетного крыла
товарищ жизнь зачем брала
под белые за удила
еще незрячими щенками
да ящиками коньяка
и чем заплатишь за стихи
которыми тебе картавил
а только хрипами гортани
и желтым раком требухи.
* * *
я помню их дешевое вино
когда они придя домой едва
рубились за столами в домино
и сцеживали сочные слова
через забор туда где голова
моя
не отходила от ворья
когда они едва садясь на трон
уже ходили стулом под собой
и пахли подыхали пухли тюрей
для тех ворон что жили возле тюрем
повторно огребая за разбой
потом и мы с попутным ветерком
зашли туда где нынче избирком
и где охрипшим матерком дрожа
скрипела дверь последним стариком
который помнил лезвие ножа
не языком мести милок а кадыком
и под курком стоял курил для куража
их больше нет разбитых фонарей
другой шпаны я повторяю явки
и зимних бутылей дымятся на прилавке
остатки бывших страшных батарей.
* * *
сохрани господь от моих утех
только малых тех неумелых крох
если ты им обоим и вправду бог
если ты им не пустобрех
не прощай мне господи эту речь
только этих двух обещай сберечь
не давай им бесперечь в руки меч
пустоты во славу которой лечь
наготы и тяготы выше силы
суеты пред светлым твоим лицом
от чужбины выручи и россии
ни о чем тебя господи не просили
под рубахой потною не носили
умирая с видом на эту сирию
не поминали тебя словцом
сохрани им господи рыжий чуб
разве многого я от тебя хочу
я прошу береги их от почечуя
гонореи сифилиса проказы
мало ли ты натворил заразы
нехай она их обойдет сторонкой
я за это отдам тебе зуб с коронкой
игровое поприще с оборонкой
заклинаю твой журавлиный клин
я тебя из-под неба достану блин
береги господь моего ребенка
и сестру его чтобы не он один.
* * *
Вот и стала мне ближе страна и страшней
снова черные ижицы пыжатся в ней
и седеют осины от самых корней
и вскипает парное у этих парней
как полощется горло обидой ночной
меж величьем былого и величиной
предстоящего вертится веретено и
топорщится псина щетиной свиной
награди меня бог глаукомы белком
напои забродившим твоим молоком
мы не в фокусе чтобы и не целиком
как ромашка с оторванным лепестком
не мелком восковым угольком войсковым
расковырянным в кровь языком
* * *
Жизни закачано тридцать из сорока
хочется досмотреть но в целом расклад понятен
если в подробности не вдаваться в городе где река
кроме темной посуды льда не останется белых пятен
Говорят было время — ныне его труха
набухают золотом православные чиполлины
словно тысячу горл саднит подсадная пурга ангины
и пускает гулять на вырост ярость красного петуха
Память уже хромает и там где ее провал
восполняют запас микстур упаковки капель
там отечества ватный вой с головой меня накрывал
боль колотится об эмаль разбивается лоб о кафель
АМУР
за темное оружие в поту
за то что нам отгружено в порту
за тайное клеймо турецкой порты
за то что мы чудовищны вдвоем
зато когда слезится окоем
мы никакой объем любимая не портим
за розовую горлицу ангин
за разовую горницу богинь
за то что сгинь
но сразу возвращайся
за то что счастье делится на два
за то что птица все еще сова
любимая
за то что все слова
закончатся простым немецким Scheisse!
за то что устоим у алтаря
за то что приживем нетопыря
и растопыря мокрые ладони
никто не потревожит якоря
на эту геометрию миряне
наметя реки тающие льдом
когда еще китай еще нагрянет
и поделом.
* * *
летние паузы медленной яузы
язвы водой отраженных небес
лишние господу клизмы и кляузы
брошенных дев и невест
время которое нас оправдало бы
долго бы мыло бы палубу от
женская господу кровная жалоба
темного желоба плод
плачьте осины слезите березоньки
верность пустую постылым храня
пусть разливается музыка лозунга
женского времени дня
* * *
Скажи моя лебедушка зажата меж ключиц
где получить такие же небесные лучи
как сами мы не местные твоих волос копна
что светит мне в окопные в оконные одна
что светит мне в вагонные и в огненные дни
где жгут огни игорные и горние огни
под вологдой над ладогой под радугой другой
летать с тобою иволгой позволит всеблагой
назло золе и золоту и пользе и лозе
блажен глазеть на голову на голую глазеть
беда моя лебедушка любимая башка
кишка видать у господа тонка видать кишка.
* * *
давай присядем на дорожку
вершить моление о чашке
стихотворение о кружке
съедим окрошку
скажите девочки подружке
пока она грызет фисташки
ее растоптаны игрушки
не понарошку
*
когда запахнет тленом и тщетою
не той еще замшелой нищетою
а той еще щетиною небрит
не брань а бронь спасает от позора
на карте региона где узором
в какую рань моя назрань горит
где пестиком среди своих тычинок
заряженным размахивал мужчина
мол ты давай сынок сопляк щенок учи нас
а у меня в руках открытый чивас
и в телефон орет москва чего случилось
а у него пацан на кладбище зарыт
*
здравствуй сынок
не ной
даже не знаю
когда за плечами уже
расстаяла ледяная
нас ли горячей пугать войной
вышедших из синая
пока неземная ведёт домой
просто иди за мной
я видел азию-змею
лежащую на камне гретом
спи доченька моя об этом
не дай господь тебе спою
* * *
я видел азию в броске
гнилушками зубов наружу
бишкек её кишок на ужин
с чужим оружием в башке
я видел азию в апреле
где шли по улице втроем
те кто потом офонарели
и полегли под фонарем
где тень ложилась на броню
у ног узбекского солдата
не дай мне бог того заката
когда тебя похороню
и белой птицы яицом
пускай меня потом глотает
между россией и китаем
лежащая полукольцом
* * *
Хоть гляди его ещё
все равно не наглядеться
пятаки бегут со щёк
леденцом соленым детства
не ворочает язык
тоже медную монету
что ж меня на свете нету
я ведь так к себе привык
* * *
не так я праздновал себя
как богородица хотела
когда летела эскадрилья
на солнце крыльями слепя
зато я праздновал собой
стрельбу в долине опустелой
судьбу в ее длине постылой
с ее апостольской трубой
а ты подумай головой
где пахнет славой и гранитом
архив навряд ли сохранит нам
графит открытки полевой
где вой войны нытьё собаки
с обеих севера сторон
и ждут атаки вурдалаки
и похорон
а я едва слова запомнив
тяну рождественский канон
и так непрошено легко мне
как будто жив и без погон.
* * *
меня не научили в детстве
публично радоваться смерти
фотографироваться с трупом
и клясться мамой до утра
а тока тупо водку лопать
да в телевизоры глядеться
где черти множатся деленьем
моей страны на сектора
а я пойду
спою своим
покуда пацаны
пока они еще упрямы
о пряных мерзостях войны
о желтом блёве дней холодных
о белом цинке дохлых душ
когда вставало на попа
моё отечество как в цирке
и полковой оркестр сводный
урежьте туш
а все потому что земля не камень
потому что ебля
не значит блядства
особенно если особо негде
а только ваше мужское братство
пахнет носками
от этой нефти
и еще босяками и сосунками
что кладет калашников косяками
а я пойду
спою в ночи им
покуда есть кому услышать
что я не буду богу зла
желать и хвастаться клинком
за то что хорошо учили
чума на обе ваши крыши
за то что мы почти у цели
не уцелели
языком
8 марта 2005
* * *
кому ты золотце скажи о серебре
ценой в непропеченую буханку
когда тебя пацанку брал в охапку
в охотку брал нахалку во дворе
чтоб после в отрывном календаре
чтоб возле лампы лимфы вульвы плевры
когда соседка светка сучка стерва
с мигалкою наколки на бедре
кому ты сладкая скажи о молоке
которое свернется под десною
и в поднебесное в неместное в мясное
на люльке лодке ладанке лотке
когда он привстаёт на локотке
на том локте что жизнь спустя весною
повис над паханами и шпаною
где до сих пор висит на образке
ТОСТ
сохраняйте язык
берегите его от речей
под конец полугодья сверяйте запасы картечи
и бинтуйте ребята увечья
под сонную песню врачей
я был тоже не вечен
а особенно смертен
пустая твоя голова
кто в канун рождества ловит снулую рыбу-удачу
на короткую леску с трудом наживляет слова
может малая клюнет плотва
и замедленный бег торжества
электрички на дачу
не особенно долог и век
и на скольких его ни дели
ты на родине елок вдали от залива
ожидая устали
ржаветь корабли
гладь последние простыни — где ни стели
ай не выйдет красиво.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Я любил тебя рыжая временами
под разными красными именами
и все больше места на карте вместо
времени между нами
я пишу тебе рыжая перьевою
словно между последний редут разрушен
мы под разными флагами жили двое
построение гимн и ужин
я пишу тебе через три границы
сохрани когда-нибудь пригодится
может будешь сына учить кириллице
или просто сложишь бумажной птицей.
ХАРБИН
В мужестве певчем целованной флейты
птица уже не споёт мотылям
только на смерть уходящий ефрейтор
молча кресты пришивает к нулям
что тебе девочка дочка не спится
сладкая паприка рыжих волос
кружатся парою тонкие спицы
лишь бы тебе потеплее спалось
там где в леса уходила бригада
там где я баловень сам не бывал
юная флейта военных парадов
венского вальса качает права
где-то в провале не помню права ли
fпесня про валю из окон неслась
как застывали в последнем овале
траурным мрамором мокрая вязь
стройся моя колыбельная лейся
спица в руках дирижёра летай
пусть тебе снится покинутый крейсер
жёлтая родина белый китай
* * *
вспоминать с друзьями об обидах
и смотреть на половодья синь
где бы не был мой последний выдох
в лучшей из оставшихся россий
ясная моя когда потеря
по какому городу шаля
я увижу твой высокий терем
краденого хрусталя
гонит ветер нарочный с алтая
снежной пряжи белую паршу
там где ты смеялась золотая
там дыра какой не залатаю
и тоска какой не погашу
* * *
вот пройдут года мы выйдем на люди
и пойдём по шаткому мосту
шаркая по ноздреватой корке наледи
как перо елозит по листу
перед если б только бы потомками
чем мы отчитаемся представ
неужели ломкими листовками
с хрустом перегибов на местах
не позорься не позарься на поганое
береги завещанную речь
ту с которой встанем под наганами
прежде чем в холодную залечь
* * *
Спят усталые, они устали очень
потому что осень на дворе
засыпай скорее мой сыночек
может допишу стихотворе
все уже допито и доето
вся работа сделана твоя
пусть тебе во сне приснится лето
наяву его не до хуя
спят подвалы крыши башни шпили
мыши спят чинуши крысят нал
злой чечен заснул в автомобиле
чукча на олене задремал
гопота уснула с арматурой
воркута заснула и париж
руки мыты выпита микстура
так какого хера ты не спишь?
баю-бай ложись скорее набок
засыпай пшеницу в закрома
это в наше время нужный навык
чтоб не видеть всякого дерьма
спят уже в кремле и на вокзале
а еще по радио сказали
кто не спит получит по мозгам
это они здорово хватили
завели опять свое мочить в сортире
но ты не бойся солнце я тебя не сдам
* * *
о как на склоне, как на перевале
сильнее я любим и безнадега
хоть режь ее ребятам на портянки
и сам себя шарахаться в витрине
когда по темной улице иду
веду корпоративную войну
и не желаю подводить итоги года
хочу штоб где-то за морем в лесу
лишь только смех детей и лай собаки
кроили тишину на лоскуты
и в памяти, в тоске народной воли
не дай господь остаться одному
а в остальном — не дай остаться рядом
не шли нужды в дыхании чужом
в чужих вещах разбросанных по дому
не посылай болезней и смертей
коротких электронных сообщений
и вечной славы подлинной любви
интриг деепричастных оборотов
и сам кому сказал не приходи
* * *
я прожил яркую кусками
хоть сам ее тащи на ярмарку
хоть выдирай ее клещами
хоть завещай ее напарнику
но ярче горечи побед
окна прямоугольный саван
как обернешь себя на свет
любви надежды веры славы
недолго тешил нас квартет
М. Г.
здравствуй мишенька
тебе сегодня сорок
как и мне
то что умер ты неправда
это морок
это черный творог родины
в окне
влезем на рожон с тобой
любезный
райского потрогать карася
это нас уже
разучивает бездна
но еще
не выговаривает вся
мы пройдем обочиной истории
через чахлой речи пустыри
это ты
без легкого который и
это я
без тяжести внутри
