Денис ЛАРИОНОВ

СМЕРТЬ СТУДЕНТА


      М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2013.
      ISBN 978-5-86856-246-4
      48 с.
      Серия "Поколение", вып.38.




ФРАГМЕНТЫ НЕДОВЕРИЯ

* * *

Ближе, но и
Отходить: сопротивление
Материала, звонок М.
По ошибке.

Я король статики,
Говорит Д. в моём сне.
Переворачиваюсь, переношу:
Я король статики.

Чтобы потом зачеркнуть.
Если это неправда.
Встретил, но не говорили:
Языком не подцепишь шмеля таракана,
Заползшего в горло.

«Там, где...», но и
книгу поцеловал, «рубец
на шее
» переписал
несколько автоматических раз:

какая горькая латынь

латынь внутри

внутри меня горит

в полиэтиленовом покое.


* * *

Горят горчичные поля, смысловые – горчат
на чужом языке. Схематически это автоответчик: тире, а ещё
некто Х., приглашающий к разговору о
том, что горчат, да, горят, и так далее.

Необъяснимы, минуя голос (через
кого?), запахи репрезентации. Саморепрезентация,
говорит Х, вот что сжимает
меня как сердечную сумку
в этой жидкой воде: перепрыгнувший через причины погибший
не был фланёром.


Триллер

На дне одной из гипсовых фиксаций прострелена дыра.
И что там?
Полчище черники под киноплёнку заползло.

Насквозь? Навырост.
Киноплёнку? Да. Пощёлкивая по углам: раздавленные на сегменты –
выдаём секреты.


* * *

Слоёная ткань фатерлянда,
самокритика без вытеснения.

Сюжет сжимается как слизистая
жертва в нежной извести контекста.

Теперь здесь агрессивная среда, где

а) осколки роз, подрезанные взрывом климата;

б) опыт тока.

Оптика немеет.

Трое на берегу травмы.


* * *

полостного сияния слово
и опасно для глаз
о котором легенда la la
география коркой горе́
только не пьедестал
и словесные игры долой
умножая на О
на коричневом дне
где испуг где амок


* * *

вывалившись из воды
вынырнул в ванну
прошептал прошипел ненавижу
разделяющие и скотч
и вообще не был вброшен

в линейное время вклеенная ладонь
вправо влево вперёд
выдранный вон и вид сверху
playing in victim

пластика параллельна послевоенной
тело падая затая
трение левой ладони о белое
персонального опыта
дабы рвать ткань


Роман

Волна трижды сшила скалу, где
мы трахались ни-о-чём.
Ждёт в рекреации неофита
party на смерть.
Далее мы путём элегии не пойдём.

М. разгрыз флэшку L.
– Картезий! – воскликнула К.
Удивительно остро.
Сжимает фрагменты ночные язычеств шоссе –
пока я пишу этот текст.


Vertigo

Фатализм тело тонкое рвётся
в течении императива
салфетку?

Здесь не в пейзаже плавание
биографий & междометий
домашний взрыв

До крупиц истончённый сложный
подрезающий шелестящий жечь
предложные падежи

Симультанно размазан
Чей механизм ускользает

ра́вно   Тело тонкое рвётся
в схеме сценария в свете
междисциплинарного танго

Где же твой автострах острый
плоский пучок путешествия
мышечной ткани

или нет вялость апатия
или вот так неустойчивость
механизм ускользает

Здесь на вершине Чейн-Стокса
внутри сухожилия склеить
чертёж и забыть до крупиц


Фрагменты недоверия
                     
                                           
А. М.

От уже рваного края рваной же раны не оторваться
ра́вно медленной ра́вно и бедственной
ткани кому подарить?

Аккумулируя ratio в южных ли в невозможных –
жжения ожидать или сжечь самому
словно основу cd

Словом сгореть на работе риторики эритроцитом
сам себе остров в контакте
текст теснит текст

Я и курить бросил затем чтобы разорванный ранний
в лёгких тревожных сегментах
собирать кислород

В первоначальной ра́вно окончательной версии
травмирует ли формирует
в ломких протоках


* * *

                                          С. С.
                                           
Отбываю с вокзала, мне на одежду
плывущего, словно опытное ничто: мне не нужна ваша помощь,
нет-нет, скорее наоборот.

Сейчас унесут этот мир.
Состав по мосту переедет
знаменитое место исчезновения.

Здесь, здесь и здесь без свободных частиц я, не-я
на тонких резервах тянется восприятие
и мечтает исчезнуть.

Сгореть, наконец: пассажир номер десять
в открытую воду на полном ходу.
Минус двадцать по вертикали: сжимает, саднит.

Медлить,
неметь.

Насквозь продувает безальтернативную
ночь – кофе кипящего на
сетчатку: каким кругом кроветворения
ты станешь завтра?


Времён отмены школьной формы

аура снята
по горло
– ура закричали ребята
аура снята
вокруг или около

– только не трогай
не трогай
эту модель
колкую эту
не трогай

конкретную
никакую
не трогай
это не то


* * *

«Что делал?» –
«Слушал Клауса Шульце»
Слушал излишне
Типа всё в прошлом.
Всё тонет в горле.
Горло болит.

У внутренней речи
В эпизодической роли:
Ура!
С переломанной шеей на службе!

Впрочем, не без удовольствия
Было разбито стекло.
«Как? Слоёнов?» –
Переспрашивает А. Д.

Нет.


Памяти аффекта

Поодиночке в попытке сна, а если терзают сомненья
в зеркальной транскрипции претерпеваем
душ и прочие элементы.
                                           Сложно? Быть может.
Рассмотреть сквозь аффект факультативные смыслы
в деталях.

С другой стороны – поднимается лифт в сложные 8:00 a.m.
Теряет сознание очередная смерть героя.
Душит, и нет персонального выхода: исходи на ничто,
пейзаж за окном пленные замерли на осечке.
Что тянет тела в супермаркеты и обедать
да так, что язык прикусил до крови:
нет, мне не больно, но понял ли я?

За поворотом полые знаки вброшены в дистанционный урок
произвола: на party у M. меня алогичность душила
и задушила; коллеги не знают куда
убрать предварительный труп
чтобы ответственность и свобода... не важно.
Это первое многоточие: аноним ищет в гости cogito,
но не приходит никто.



ДЕМОНТАЖ АТТРАКЦИОНА



METH

Неврозы номады внутри романа воспитания: кто я языковая масса тоталитарного устройства кто ты

здесь на краю аттракциона нашёл затекстовую плоскость киноработы раз два три не  прикипеть бы в итоге к подручной

ткани пассажиропотока на ломаной траектории и внутри тонкой: кто же снял кожу

над крепким йодом.

*

И тут я сказал декупаж дилеммы вырваны брошены в рамках внутренней речи клеммы плавились так.

Аффекты анафоры торопливы и ты, офелия-трата, ведёшься по следу.

N. с несчастным сознанием плюс S. на Z. минус слэш. Скользкий каменный берег вне эксклюзива инсайта.

Свернувшись под слоем слепой информации, преодолевшие символизм, ссыпая сыпь страха до завтра.

*

Виктимные гаммы после полудня: кто сегодня без страха трогает гимна рубец, если это не я?

Дано ну и что? Деперсонализации боюсь как всякой свободной формы.

Младший от ужаса брат – в самостийном соку интоксикация самостью –

не найдёшь ненадёжней


Маргарите Меклиной

Крепкий кофе знобит в разговоре о марте
& несколько слов о martini.

Лодка-мотор любит лёд  на рельеф
или в рот те́ла работы М.:

там, где двор неглубок – температура 100 градусов –
внутри комнаты в механической рвоте,

кровь матери-сигареты.


Casus

О чём: всё о том же
что значит всё
территория тавтологии
тело в разрезе
шум новой музыки.

Бесконечна дорога из душа
видел их мёртвыми
буквы
вырвало тёплым бульоном
в сквозном перерыве

аварии

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

kief  катастрофы в пути под рукой я
пассажира ра́вно
труп персонажа в пейзаже на
самом дне


* * *

...И оно было кашель – разорвись в напряжении, междометия искушая.
На рынок вброшен грязный товар, а под кожей
чередование гласных.

На обратной дороге во рту железится слюна – кажется, нет – и на выдохе
собираются в произвольном порядке слова и другие
открытые раны, лишённые оснований. Горло прополоскав, удаляясь от точности
прямо сейчас.


Элегия

Альтернативный сценарий ниже нуля, где почва богата цитатами,

избавляясь от корня: к. умерла, но по мнению н. никогда не была и живой.

Между «внешним» и «внутренним» кариес аккуратно по центру.

Взгляд путешествует по осенним паттернам, собирая последние капли события,

делает запись в дневник: к. умерла. Но она никогда не была и

живой: между смертью и смежным явлением наступала на горло,

справлялась с собой минимальными средствами,

наконец умерла, сокращением мышц вычитая себя из экзамена

соответственно навсегда. На другом полюсе речь incognita, кашель

другими словами к. умерла, то есть к. умерла, где губы сшиты по вертикали

так называемый рот остаётся открытым.


Несчастному сознанию

Т.о., артикулируя негативность автоматически устраняя
всякую негативность: я это я, говорящий тебе о тебе
до точки кипения, что нельзя повторить
не повторив опыт итожащий
изображение – транспорт статичен, пригород перерезан,
протеина осадки.

Это проза микросюжетов – смотрите цитату – внутри
говорящего правду несчастного – правда – сознания
правилом вычитания укоренённого
в рамках среды, чьей эффективной
метафорой могла бы... а вот и нет: кишели коммуникации
но так и было, сети коммуникаций кто-то промолвил
на энной странице.
Брошенный выдох был равен себе словно фабрике с
перебитыми стёклами можно было помочь в эти 22:30.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В астматическом, скажем так, блеске множил себя идиот.
Как, спросишь ты, после того как отвечу: стимулируя
драматургию побега и возвращения блудного сына
в пейзаже пещеристом, в ишемическом страхе.

И последнее: здесь, на странице 17 автостоянка и Mother
land, отрицание отрицания и пластмассовый свет.
Там, где плато тотально развёрнуто, я
субъект внутри острой критики и словно бы избегая её.


«Sombre» Grandriex

Экспозицию слизистых тел обнаружил на
другом берегу: эякуляцию с эрудицией перепутал,
а оказалось, просто терпели крушение,
начинённые языком.
Подобны кровотечению. Впрочем, только сегодня
ночью.

Непреднамеренно. На перекрёстке. За скобками.
– Внутренней речи не существует –
ответил свидетель в рамках презумпции смысла
пейзажа. Выключен свет, что твой внутренний враг
или мы не одни?

Недоверие без комментариев из произвольного ряда
спектаклей и shibboleth что венчает t-short
наравне с младшим телом.
Опознание невозможно – субъект рассмотрения
плюнул на объектив.


Демонтаж  аттракциона (1)

Фактор фабрики тела в ажитированном пейзаже
флегмой клеится на пресловутый рельеф.
Астма и слюнные слёзы.
Эпизод перетянут, буквально задушен.
Незачем выражать, наконец.

Символический, нет, символистский
ток таинства рвоты.
Зев или может быть нет?
Всё-таки символический, личного толка,
конечно, колонизируя страх.


Демонтаж аттракциона (2)

В симптоматике воли к власти есть эпизод на плато:
озеро не покрывается плёнкой, но леденеет
и лето во рту –  не сказал бы поэт – отвратительно как
отвратителен cabotinage, который ты делегируешь
своей скромной персоне.

Не так ли?

Опустошая значения – ведь школа не уничтожена.
Припоминая пусто́ты – в межрёберных складках вокзала.
Утрируя нарратив (согласно которому
труп на обочине это утопия утра) до поэтики телефона:
«Я – автокатастрофа биографии»

И это всё?


Демонтаж аттракциона (3)

      М. Б.

Ненадёжна инстанция узнавания.
След, что оставили на негативе пейзажа,
не переломить.

На улице Первого Мая.

Необходимо усилие чтобы множество гладких частиц
собрать воедино.

Возвращаясь назад.
Но разъята машина

страха: ты, алгоритм обгоревший, соткан из умолчаний,
служебных частей.

Умом усечённым

тинейджер занозы не вытащит.

Если ему разрешали на это смотреть.


* * *

В квартире триллера дубль эго Не надо! Не надо!
экстазирует в эпизоде.

На скелете события сшито-как-хочешь
и, словно Эндо и Ауто, неподвижно
на узком экране – см. «Субъективный идеализм» –
элементами мелодрамы.

«Мета, ты где?
Как резать вены здесь?
Куда уходит дискурс
катастрофы на анонимной основе?»

Мы не знакомы.
Манифестарно разделены.


Диагностика

Тогда как в пыли задохнулся любитель скейтборда.

Отвратителен в безответном стремлении перепрыгнуть в регистр объектности.

В рамках места вещей, принадлежащих отказу, ответил расстройством всех свойств в идиотическом море.

– Это тот океан, что над нами?

В ощущениях, данных глупым партнёрам.

Отёк, заключённый в подмышечной впадине. Сухожилие откровенно рассечено, словно идея руки.

Опыт подробной работы особенным образом невыговорим.


Идиот внутри комнаты

Бессобытийный сон вытолкнул на
холодные камни: существуют
вопреки схеме «смерть на холодных камнях».
Драматично – то есть в принципе диалогично –
раннее утро. Например, «был у меня
друг-концепт, но и он неожиданно отойди прохрипел»   

Разделил территорию на четыре
                                                       неравные части.
В изоляции выключил телевизор                                                           
ра́вно протагонист
                                 анонимного гнева
в
лобовой предметности описа́вшего круг.
Вернувшего на скользкий берег не вещи
после еды.

– Посмотри на столе – тело телу в коробке для
передач опыта красного знамени языка:
не исключая возможности опыта,
                                                         красного знамени,
                                              языка.             
В рамках схемы повествования утра
идиома стимулирует идиота
сквозь рваный рот на паркет: кровь из носа вперёд!
Холодная до спазма в горле война.
Её пропаганда – беспрецедентная огласовка имени
в ожидании кофе.


Назови меня самонаблюдение

Исключительно ослепление – откликается мусор мозга на
перекрёстке в пределах полуденной ссадины-
слева:
«Плавая в произволе. Слюной разбавляя. Сустав, но и
ты, идиот».
Свитер перелицован – перипетия сюжета о пешеходе,
лезвия в складках аттракциона метро.

Две идеи пропали – гибельных. В ожидании вывиха гильза из
глотки
извлечена.
«Я так не думаю» потерять равновесие, вплетшись в событие смеха
напротив
разбитого зеркала.
Анестезирован. Сбросил вес слов, запомнив практически всё.


Untitled

М. приближается, переступив через труп    М. Гартман
Общая биология     1936     Введение в учение о жизни

на основании слов о словах, сказанных в рамках развалин
торгового центра в пределах истерики до окружной
переходя в магистраль в контражуре.


Смерть студента

За чертой города найдено тело, растерявшее шлейф уловок.
Язык каменист, теснит несогласную
                          о
рта, скользкой слюной ползущего на рельеф.
В зазор между эхом и you're not alone из наушника left.
Кто-нибудь видел его на вокзале вчера, но без лицевой гематомы?


Свидетель

Остановись и осколки сложи в откровенный тупик –
проходящему мимо.
Пафос предплечья форсирует тезис стекла.
Скажем так, полночь. До неразличения.
В закрытые двери торгового центра  –
интенциональный субъект.


Приходи

В никаком коридоре глоток острой пыли и
разбитый на составные тупой выдох.
Укрепляя конечность, «am Steinhof» подумал,
детально молчит.
Полночь там, где вмерзают в почву корни
JCB.


Комедия

Отметить наличие фабулы, третируя камнем остатки
стекла.
Ещё больше боли в скобках для всех, освобождающих горло
от
ритма,
позвоночник от грифеля.


В.

На остывшей платформе отдавшие голос,
в краткую ночь.
Вторник слизистых оболочек, но таков всякий взгляд.

Свидетель разлива реки, в районе слепого пятна.
Тело покинуто в куртку,
отправлено в автомобиль.


Всем погибающим

Некто выгорел полностью и отправлен,
скомканный изнутри,
на рельеф, – вспомнив две-три ловких гибели
в поселковых склейках,
салфетках,
сплюнул не проглотив.

Крах несносной конструкции, ископаемый смех и
другие любови.
Уберите это отсюда.
Зачем?
Вспомнив две-три ловких гибели, некто выгорел полностью
в поселковых склейках.


Резоны

«Осколок. Один. Не в кармане»  нетрудно, почти невозможно,
поездка завтра.
Сквозь лобовое, нет, утром. В два слога. Там где туда. Путями эквивалента.
В пачкающей одежде обусловленности.

Напротив, вдыхая. По всей ширине. Каждый шаг. Чтобы было.
Расслышать во взрывах стекла множество хорошо освещённых –
не лёгших в основу, не составивших факта –
голосов.
Но – возникает возможность. На выселках зева, на обочинах губ.
Чем не спектакль, разрозненный в нищей
страте?
На спортивной площадке, ниже нуля. Отнесённый к едва различимому
пятну, скрывшийся среди воя студёного ветра снизу.
Который час среди высоты звучит он, напоминая о себе здесь. И
вспомнить тебя, как оно после молчания в поле, закрытое до ухода.
Стойкий металлический скрип собранных в печать речи сосен. Высота?

Без понятия. Если бы рваный сосуд. И как им легко говорить. О том, что потеря-
но. В том числе трещин. Склеротических бликов на сталинских стенах.
Если бы гильзу, каждый летящий предмет. Безусловными пальцами.
«Нахуй дыхание» острого выдоха снова.


* * *

                                                                   А. К.

Корпус вывернут – потому что предел отодвинут – в объятиях марта
за утро,
симметрично изглоданное подвешенным, нет, препарированным зрением.
Только этого недостаточно.
На неровных границах (см.выше) сплетаются труднодоступные модусы
своего,
твоего, своего твоего и, наконец, дополнительный принцип своего-твоего,
существующий в связке, выброшен низкочастотной волной
на берег нёба,

патрулируемый машиной глотка́.


Вывихи

– Кашель, – альтер соткан из умолчаний, –
кровопотеря.

Кровоподтёк.

Нет таких слов.

Звуки, утром вросшие в слух, задыхаясь, координаты напомни.

*

В ломких протоках.

В эпизодической роли. В ишемическом страхе. В сквозном перерыве аварии.

В жидкой воде.

Не в пейзаже.

В пыли.

*

То, что С. не сказал, прицельно найти у С.,
поздне́е.

Сегодня.

Сейчас, там, где к будущей вещи. К будущей вещи,
которая

*

Предположительно азиатской национальности.

Зверски избили.

Во дворе школы – оставили умирать.

Без комментариев.

Денис Ларионов убит.

*

Наспех названный избыточен исчезает.

Действительно.
Что ещё?

Завтрак подобен потерянной вещи.

Маньяна, катар, беспросветна.




Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Тексты и авторы"
Поэтическая серия
"Поколение"
Денис Ларионов

Copyright © 2011 Денис Ларионов
Публикация в Интернете © 2020 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru