Вок-вок:

Рассказы.
М.: Новое литературное обозрение, 2004.
Серия "Soft Wave".
Серийный дизайн обложки Павла Конколовича.
ISBN 5-86793-329-6
С.13-15.

        Здесь собраны истории, которые давно прижились во мне вне хронологии их написания: я переставлял их и так и сяк, пока не понял, что они стали самостоятельны и от меня, и друг от друга. Они стали одной из возможных моих биографий: ее перестановочным вариантом, выраженным не в сюжетах и фактах, но в интонациях и, если хотите, внутренних открытиях. Ни с какой из своих книг я не возился так долго. Я медлил, рассылал рукопись многим критикам и друзьям, но в результате получал настолько разноречивые мнения и советы, что вскоре понял: картина моего творческого развития (или падения) воспринимается людьми как угодно, но не так, как оно есть. Эта произвольность мне понравилась, но доверия не внушила. Поэтому я решил положиться только на тебя, Сергей Володарович, на человека помершего. "Вок-вок", собственно, мой первый аутентичный рассказ, и начал я сочинять его сразу же после того, как вернулся домой с твоей пригородной заимки, где неудачно поскользнулся ночью и повредил лицо о печку-буржуйку. После нескольких лет мистических переработок он превратился из арабской сказки в некий экзистенциальный псалом новогодней елке: жалко, что я не говорил тебе об этом раньше. Ощущения вещественности мира всей кожей, не только вглядывание, но и ощупывание всего и вся по ходу движения и есть главный принцип, по которому я подбирал рассказы для этого сборника. "Оранжевая береста", один из последних рассказов, что-то в этой технике объясняет... Какой уж там коллаж... какое уж там бессюжетное месиво или акварельная проза... Нет, нечто более жесткое и истощающее, придающее книге звуковой объем возгласа. Вок-вок – прежде всего возглас в этой многоголосой среде, бессмысленно внятное бормотание. В идеале: и не поэзия уже, и не проза, и не очерк, а то, что можно назвать разве что рассказом, вернее, сообщением. Истории, которые можно пересказать словами, иногда мне кажутся лишенными смысла. Реестр сюжетов ограничен. Друиды передавали свои сказки новым поколениям из уст в уста, чтобы те могли их переиначить и адаптировать для своего понимания. Однако тайнописи учили только себе подобных, четко разделяя огам и аху, письмо небес и земли. Я понимаю уязвимость столь чрезмерного сравнения, но, когда однажды поставил перед собой задачу описать доисторический камень (огромный сгусток застывшей лавы на берегу океана) – хотя бы на пару-тройку страниц, – понял, что должен прибегать к каким-то немыслимым языковым практикам и наговорам. К счастью, подобных начинаний в книге не много, но если она на чем-то держится, то именно на них, а не на лирической риторике, которой я, увы, не смог избежать в силу своего темперамента. Ты играл фламенко, дорогой мой друг, а там страсти куда больше, чем правил. "Вок-вок", наверное, похож на такую же интуитивную игру, но все же держится в рамках некоторой условной композиции. Между двумя автоматическими винтовками – "шмайссером" и автоматом Калашникова, двумя кавказскими девушками, двумя умершими стариками, двумя континентами и, главное, между мной и моим братом-близнецом, погибшим в состоянии зародыша и находящимся сейчас где-то в сибирской почве. Я всерьез думаю, что длительная параллельная жизнь в родном городе, происходящая со мною во сне, связана только с тем, что он остался там, по другую сторону зеркала, и хотя я забыл названия тамошних улиц, имена друзей (в быту я редко вспоминаю юные годы), теперь и ты, Сергей Володарович, невольно включишься в это взаимопритяжение. "Вок-вок" – книжка сибирских рассказов о жизни молодых разгильдяев, похожая на сборник Хемингуэя "В наше время", только наизнанку. Лирические отступления в ней доминируют над "реальной" прозой, и хотя бы это придает книге неожиданный ракурс. Я, Черноярыч, опять попытался написать о празднике жизни. "Ни солнце, ни смерть нельзя разглядеть в упор".