По шкале Бофорта: [Эссе.] Urbi: Литературный альманах. Выпуск десятый. СПб.: Атос, 1997. ISBN 5-7183-0134-4 С.39-45.

Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. В.Гаршин. "Лягушка-путешественница"         Обнаженность чувств составляет суть лирики. В переводе на древнегреческий "обнаженный" - это "gymnos". Отсюда "гимнастика". На примере поэта Николая Кононова я попытаюсь показать, что суть лирики - это не только обнаженность чувств, но и обнаженность тел, находящихся в динамическом взаимодействии.         Лирика по традиции делится на партерную и воздушную. Первая непосредственно связана с почвой и отрывается от нее, не подвергая стихи опасности (рис.1).         Слово-ловитор захватывает слово-вольтижера у лучезапястного сустава, раскачивается с ним и возвращает вольтижера обратно в стих (рис.2). Подбрасывается же слово батутом, впервые примененным авангардистом Эвальдо в 1928 году.         Н.Кононов за редким исключением (например: "...Пешеходоперебеганье сдерживать от шага дерзкого...") работает не партерную, а воздушную лирику. Его снаряды и аппараты подвешены к небесному куполу. Перекладины его стихов обмотаны крепкой тесьмой, а слова натерты магнезией. Впрочем, последнее не столь важно, если поэт выполняет вис на пятках, на носках или "обрывы". Традиционным финалом стихотворения на раскачивающейся ординарной трапеции является "мертвая петля" (англ."looping the loop"), т.е. вращение вокруг штамборта: Только шум угадывается, шум Нефтеносным, скважистым, лиловым...         Двойная трапеция (доппель-трапе) предназначена для двух сквозных слов. Сначала они действуют, как бы не замечая друг друга. Затем одно из них повисает на подколенках, а другое, ухватившись за приставку партнера, "обрывается". При этом особенно важно ни на секунду не забыть, что вис на подколенках осуществляется без упоров или захватов носками строк (рис.3). В заключительной фазе слова, сплетаясь, вращаются вокруг грифа валетом или, вися на подколенках, слово-ловитор держит вращающегося в зубнике партнера: Там, где в мельнице Шмидта теперь комбикормовый с заводью Воробьиный бушует завод, где, прикорнув, общежитие У путей соловеет, целуется кто? О, по правде, ведь И ходить тут не стоит. На слиянье наткнешься! Потише: соитие...         По словам, выделенным мною курсивом, видно, как двойная трапеция переходит в завершении в групповую. Опорные слова, повиснув на подколенках, держат прочих участников стихотворения в причудливых позах. Подобные летучие конструкции создают захватывающую фигурную композицию в воздухе (рис.4). Малейшая ошибка может привести поэта к полному провалу. Стихотворения такого рода начинаются не из виса: Лоза июня уже зеленые тесемочки выпростала, ручки... а из упора: И во вторник не пошел, и в следующий профилонил, и еще раз, и еще...         Стихотворениям на воздушных турниках жанрово близки стихотворения на рамке. Исходное положение слова-ловитора - вис на рамке на подколенках. Острота чувства возникает в тот момент, когда слова размыкают руки. Основные элементы подобной стиховой вольтижировки - маховой перехват попеременно префикса-суффикса, кабриоль (рис.5), грече.         В финале слово-ловитор раскачивает партнера в висе за окончание, а затем выпускает его в свободный полет; мелодические петли стремительно распускаются, и слово-вольтижер, пролетев несколько стоп вниз головой, повисает над страницей (рис.6)                                                                            Разве ты Ждешь еще чего-то, ластишься, пунктиром летаешь, Личинка крылатая, душа, не по летам развитая?         В лирике Н.Кононова одинарный полет регулярно чередуется с групповым. В первом случае слово-вольтижер перелетает с одной трапеции на другую, наслаждается жизнью в одиночку, без соучастия ловитора. Вначале оно садится на длинный стих и раскачивается. Достигнув максимальной амплитуды, повисает на руках и перелетает на другой стих, висящий в непосредственной близости. Здесь особенно важна точность, выбор мгновенья полета; рассчитывать не на кого, стих навстречу не устремляется, а как бы пассивно ожидает прикосновения. Или, по Гафизу, стаканом - в автомате газированной Боксерской воды, - буду сверкать в ознобе, страхе, нокауте? Двухкопеечной монетой взволнованной Разговоры подслушивать скорые. Что вы о любви знаете?         Курсивом я выделил аллотропное слово-вольтижер, которое в полете поворачивается разными сторонами и в конце концов после всех пертурбаций убедительно завершает строфу.         В групповом полете Н.Кононов применяет качающуюся ловиторку (рис.7). В этом случае главную роль играет слово-ловитор. Оно должно в совершенстве знать анатомию партнеров. В случае неточности вольтижера надежный ловитор может выправить положение. Абсолютное доверие к ловитору имеет большое психологическое значение для вольтижера. В высшей точке раскачивания стопа-ловиторка и стих, максимально сближаясь, дают возможность слову-вольтижеру совершить перелет со стиха в руки слова-ловитора. Нет у Н.Кононова такого стихотворения, в котором по нерасчетливости слово-вольтижер пролетает мимо рук слова-ловитора.         У поэтов часто вырабатывается привычка к одной и той же ритмической дистанции. Им страшно менять амплитуду раскачивания. Но Н.Кононов ничего не боится. Он бесстрашно оттягивает встречу ловитора с вольтижером, и благодаря этому читательское наслаждение обретает пространственное измерение. Стиховед же может отчасти утешиться тем, что в состоянии отличить один вид наслаждения от другого: двойное заднее сальто с пируэтом в руки к ловитору, два с половиной сальто в сетку, двойное заднее сальто в мешке с завязанными глазами, оборотный двойной твист, прыжок-падение из-под небесного купола. Лично я больше всего люблю, когда летящие по разным траекториям слова заполняют воздушную сферу стихотворения. Иные из них комичны, как бы нелепы, мешковаты, трусоваты. Но это игра. Они не уступают в мастерстве словам атлетичным, героическим. Эти - "мешковатые", "трусоватые" - помогают читателю поверить в собственные силы: раз мы, рохли, буквально на глазах побеждаем страх и немощь, то и ты, читатель, раскачавшись на качелях, сможешь достичь высшей точки.         Поэт без предшественников - это не поэт, а дворняга. Предшественники Н.Кононова - это бесстрашный Ю.Рябинин, артист мирового класса Е.Морус, блистательные В.Ракчеев, Н.Сухов, думающий З.Гуревич, изобретательный А.Бредо.         Эти заметки я хотел бы завершить мускулистым и смертельно опасным стихотворением. Попробуйте сами, без подсказки, найти в нем элементы партерной и воздушной лирики, пунктиры одинарных и воздушных полетов, обнаженную красоту языковых фигур: Помешай мне, попробуй. Приди, покусись потушить Этот приступ печали, гремящей сегодня, как ртуть в пустоте Торичелли. Воспрети помешательство мне, - о приди, посягни! Помешай мне шуметь о тебе! Не стыдись, мы - одни. О, туши ж, о, туши! Горячее! Декабрь 1991 Лондон

Продолжение книги "По шкале Бофорта"