* * *
В зале темно,
Но елочный запах уже появился
В темной золе неизведанных прежде предметов.
Цифры в ракушечном сердце не спят.
Пальцем их в диске ракушечном тихо заводят...
И голос гудков сердцевин
В вокзальной пыли отзовется
Из щеле́й болевых пробудя́тся вихри
всех швов позабытых,
И павшие нити, что в щели соленой смолой убирали,
Очнувшейся влажною стружкой завьются
И палец уколют в ночи открывания двери
прохладной и нежной
К посещению Бахом столицы Пруссии Берлина в 1747 году
Неотделимо тело от парика,
Неотличима зеркальная гладь реки
От завитков зеленоватых трав.
На что мне добротный костюм,
Он и так запыленный лежит,
Словно старый конверт на дне светлой реки
В одна тысяча девятьсот сорок седьмом году.
Не надо и створкой зеркальной кареты
Лучик чужой ловить,
Чтобы светить в себя,
Ведь в камере-обскуре забытой
Все свалены в стихотворных позах,
И кровь девятнадцатого столетья
Похожа ныне на желе для бритья.
Кто подскажет мне, как мне быть,
Если тело всего лишь храм,
Кто нашепчет мне в уши
Улицей зеленоватой
Королевскую тему и шестиголосный канон.
Как белесая медь вокруг разлита...
И в березах бирюзовая сыпь на запястьях.
Ты ли думаешь, что возьмешь меня
Гулом чугунным, идущим из ноздрей коня?
Как посылку для века небудущего схороня
И химической надписью
Поджигая в воздухе, отошлешь поклон.
Немота стены из зеркальных линз реки бирюзовой.
* * *
Я осень вспомнил позднюю,
Когда венчальный серебристый желудь темный
Вниз сквозь редеющие руки пролетает
И сквозь редеющие сети солнечные
Друзей твоих.
И смутный дуб в падении злачёных
желудей увидишь
И клена влажного нездешнюю стальную красоту.
Заглинили дороги вдоль оврага,
Копытца давние печально отзвучали.
Но эхо дальнее все ближе,
Чудесный вкус воды
Все искренней в твоих ладонях.
И шар прозрачный соберется
Из тысячи умытых маслянистых брызг,
И гладкая его поверхность
Вдруг на колени хлынет к нам под солнцем.
* * *
Темный друг мой
С ущербленной гитарой своей,
Где, в каком безымянном дворе
Потерял ты ее
В обмен на безрукую легкость.
Средь каких металлических блюдец
Хранилась она
В рассыхавшейся лучистой улыбке своей.
Там средь соломчатой паутины и мое лицо
сохранилось
Где ты? Иные миры из молекул
Гудят в кофемолке
И под сахаросборочным языком,
На столе между звука мне незнакомого
ложки о чашу небесную,
Пробираясь соленою нитью за ножом
вдоль никелевой дорожки.
Белый сын твой
Гитарного звука трезубец
Между редких и нежных зубов сохранил,
Но хоть тысячу раз мы повто́рим в себе
броневую подземную влагу -
Тень дворца городского..
В летний день ночь от пепла во тьме
папиросного солнце разделит,
То, о чем мы мечтали, делением света укроет.
Стихотворение в трех частях
I
О детском равенстве, что плавилось под солнцем,
Мы вспомним,
Глаза коричневые прикрыв во тьме,
На выставке счастья плечьми подымем переливные чаши
фонтанов.
Но гроза в небесных покоях
И железный зигзаг, оставшийся в бархате
тульи заморской
С влажной слезой в пыльном покрове лет.
II
Есть свет за светом света этого...
Не шевельнет ни горя человека,
Ни выкрашенной металлической листвы,
Ни тех зрачков, что заняли полнеба,
Куда мы в горечи направили штыки,
Метнули их в провалы дальних сосен -
В кирпичные зрачки без звезд.
И пред концом в перекрещеньи рук
затрепетав зелеными и птичьими флажками
И трассами истаявших снарядов с рук простертых
Таинственной волнующей войною в человецех -
Там, внутри людей.
Есть свет за светом ночи этой...
И что бы ни сказал ты -
Ты - говоришь ему, я - говорю тебе.
III
Глазами ты обводишь эту землю,
Коричневые склоны
Сухой земли и зимнего
песка
И камешки людской долины.
Прозрачно горе.
Просвечивает пыль, подня́тая у пирса,
Засыпана землей поникшей
Зеленая морская даль.
Кто раскурил бечевочку от грозного ракетного чехла...
Когда пенал бесцветный распадется,
Без грубых плеч и с острием на солнце
Широкой тенью ляжет на лицо.
Откроется завеса глаз и медленных лесных
тропинок,
Река без имени течет на карте,
В далекой тьме стоит бутыль из пыльного
стекла,
И раковины на столе прозрачна розовая пасть.
И море раздробилось брызгами в кораллы соли,
Обрушившийся мол под светом затопив,
Подняв глаза, ты смотришь,
Как дышит сень магнитной тяги,
И тянет холодком из пасти моря
В забытой замшевой тряпице у стекла.
