СТАРИК

        Вспыхнул гудок телефона. Старик приложил к уху трубку. Услышал:
        - Всё.
        Старик положил трубку. С трудом поднялся из кресла. Подошел к той стене, где висел его портрет. Свет из окна превращал стекло портрета в зеркало.
        Старик неподвижно стоял и смотрел. Не дрогнул, даже когда увидел, как распахнулось окно. Разбились стекла. Падали вниз на дорожку сада в глухой тишине.

        Рука гладила. Утопала в шерсти. Дикая шерсть. С памятью глухой чащобы.
        Голоса:
        - Покажите мне этот кусок.
        - Неплохой. Посмотрите сами. Тут, правда, есть кости. Но вы сами знаете, мяса без костей не бывает. Берете?
        - Беру.
        - Вы измазались. Кровь.
        - Ерунда. Мы и так задержались с этими разговорами.
        Рука гладит шерсть. Одна рука, другая... Руки... Руки...
        А вот и приказ: "Отцепить мундштуки".
        Они, как свора гончих, рванули с поводков. Туда, где в розовой дымке, виднелись дом и сад. Почувствовав слабину, дикая шерсть серым мутным потоком накрыла сад и покатила к дому.
        И уже никого не интересовало, что на самом верху дома, на чердаке, из окошка с разбитым стеклом смотрят грустные глаза человека. Когда-то бывшего хозяином дома.

        Старик взял старый полевой бинокль. Посмотрел в большие окуляры. И вместо городского кладбища с массивными памятниками увидел деревенский погост. Среди накренившихся черных крестов, железных надгробий со звездой вверху пирамиды бурно разрослись кусты малины, шиповника, папоротника. Ниже к реке поднимался дудник с мелкими белыми цветочками. Широкий разлив кипрея. Над погостом поднимались сосны.
        - Ничего, место сухое, хорошее. Тут и часовенка была, да, видно, разрушили...
        Старик не огорчился. Он подумал: "Надо бы теперь по-другому посмотреть в бинокль". Но вместо этого решил вызвать секретаря. Поискал под столешницей тайную кнопку. Нажал. Кнопка провалилась. Старик тыкал толстым пальцем, и палец уходил в небытие.
        С трудом выдернул руку. Хотел взять пейджер. Раздумал. И выше поднял седую голову.
        Он сидел в кресле спокойно.
        - Я еще стометровку пробегу, - говорили его толстые губы.
        Но сам он сидел неподвижно, подготовившись к вечности.