ВВЕРХ ЗА ТИШИНОЙ

        Время распределялось так: ступенями, и по ступеням шаг за шагом, шаг за шагом... Но ступени не то что каменные, а не поймешь из чего сделаны, кое-где и скользкие, так что нога норовит соскочить и полетишь за милую душу в бесконечность - это тут запросто. А зачем мы поднимались - тоже не определишь, причина какая - вроде надо... и еще - слух, весть нам была - там, в этой временной высоте - исключительная радость: разлита тишина.
        Там, говорят, сад хороший - яблоневый или грушевый - точно никто не видел. И будто посреди сада заседает сам Комитет, который и распоряжается насчет выдачи... Мы знали, что многие срывались, соскальзывали и исчезали в бесконечности. Но мой товарищ Витька Коряков очень хотел и меня подбивал, укреплял мое сердце надеждой. Мы вместе мечтали насчет сада. Сладость тишины мы чувствовали на губах и не говорили о тех, кто исчез в бесконечности.
        Вечерами в пыльном городском сквере играла музыка, но не настоящая, а просто люди вместе мычали про себя - и оттого получалась музыка. Здесь, в городке, все было ненастоящим - дома, заборы, улицы... даже родители. Я, конечно, сомневался, что отец - это мой отец, а мать действительно гладит меня по голове, ласкает меня, своего сына. Я верил только в Витьку Корякова - уж не знаю почему, а верил. Однажды ненастоящий мой отец сказал: "Ну, значит, я пошел". Я не заплакал, хотя я как-то к нему привык, - и мне было горько. Когда вслед за ним и мать ушла - я не заметил.
        Исчез и Витька Коряков, и тогда я понял: подступила моя очередь... Я вышел на площадь. Толпа уходящих собралась около неработающей церкви или горсовета или склада винной посуды... Люди жались друг к другу, некоторые крестились, кланялись зданию, и незаметно, вместе со всеми я начал подниматься по ступеням времени. У меня в руке была маленькая эмалированная коричневая кружка, заранее припасена. И что удивительно - здесь, на лестнице я чувствовал запах сада.
        Шаг, еще шаг... Еще вверх... Интересно, из чего, из какого материала сделана эта лестница... Уж очень скоро стали люди падать, соскальзывать, срываться, особенно старики. Мне никого не было жаль. Я старался думать, как, может быть, я совсем один поднимусь наверх. И посреди прекрасного цветущего сада Комитет нальет мне что-то в кружку, и это что-то я буду жадно пить в радости и ликовании постаревшего сердца.




Следующий текст