Композиция. СПб.: Бояныч; Бланка, 1999. ISBN 5-7199-0094-2 108 с.

26.06.99 "Вавилон"

ЧРЕВО КИТА 5: ВЫПАДЕНИЕ ОСАДКА

Потоки подводных лодок завязались узлом:
конец и начало
соединились внахлест.
Цепь из разных звеньев появилась вместо шеренги,
пульсирующей рядами одинаковых
по технологии и дизайну субмарин.
Так являет себя природа насилия, хотя внешне
кто сумеет отличить его
слияния в восторгах любви?

Нас из грядущего захлестнуло
зловонной волной
прошлого. Закономерный когда-то исход
отжало в осадок
потерянного поколения
- едкий, жгущий правдой.
Только разум способен
крепко-накрепко-намертво отметить
время и место жить.
Левиафану, хоть он немыслимо
огромен, - тоже больно:
несварение бывает даже у мифа...
Эх, кит, кит! Мы к тебе,
было, уже привыкли.

Он напрягся, напрягся до судорог и...
исторг нас из чрева.
На свободу.
Или обреченность ненужности.




* * *

Старого-престарого аксакала спросили:
- Уважаемый, сколько лет вы живете на свете?
- Ох, даже не счесть - дед, еще крепкий, лучился улыбкой, -
Мне отпущено ровно столько, сколько детям моим,
                                        внукам, правнукам. Есть даже пра-правнук. -
Идя вперед, патриарх свободную от себя длительность
                                                                                            другим оставляет.
Как в забеге, если много спортсменов и мало дорожек,
                                                команда "на старт" состязания каждый раз
                                                                                                        заново начинает.
Хоть дистанция не удлинилась ни на йоту.
Главное - результат: как быстро ее пробежали.

Школьница в четырнадцать лет разродилась.
Отец, такой же сопляк - одноклассник.
Когда папашу в армию провожали, отпрыск его
                                                                     сосредоточенно сосал чупа-чупсу.
Думали все - братик, вопрос задавая:
- Бутуз, годки ты считать умеешь? -
Нехотя он ответил:
- Умею. Мало еще - всего четыре: папа с мамой у меня молодые. -
Получается, дети живут за счет того, что сумели отнять у взрослых.
Впрочем, те ссуду дают добровольно, зная, что сами в долгу неоплатном.

Все это, конечно, понятно любому.
Проблемы тогда возникают, когда кредит - доверия или
                                этих недоступных уму взаимообратимых расчетов
                                                        с времен потоками - до дна исчерпан.
Тогда мать терзается над преждевременно угасшим сыном
                                                                                                  криком:
- Зачем мне дано пережить своего ребенка!
Другой сюжет, хоть история писала его не однажды,
                                                                                      мало кому известен.
Бегущие след в след потомки, воровато выдавив до последней
                   капли сок из созревших ягод и вишневку выпив, хладно-
                                   кровно родителей обрекают на гибель от жажды.




* * *

(дуэт)

22	О, эти сухие в августе травы - истончились до белой колючести! Асфальтная строчка шоссе по Бердянской косе: забег - десять километров.
12	В чем ваша сила, в чем жизни исток, если Небо на Востоке воспалилось - рдеет
2	даже восход.
20	растеряв на ветру, никогда не знающем сна, влагу и, рискуя Туда - на вдохе с тоской - в майке и шортах, замерзая от одного
19	выгореть дотла под злобно-желтым оком киммерийского солнца, шума прибоя. Обратно - на выдохе - в панцире усталости
4	- вы все равно - липко-жарком.
6	благоухаете: Кожа воды просит
2	чисто, морской.
2	пряно Нырнуть,
3	- пряником смывая
2	дома, слезы
8	мечтою взлелеянного. насилия дистанцией.




* * *

defile (фр.) - прохождение войск на смотре; вереница, шествие;
ущелье, теснина, дефиле; укрытый от огня;
defiler (фр.) - дефилировать, проходить вереницей; (фам.) убегать;
(фам.) умирать один за другим.

Ступая по реке помоста - земной тетивы -
             они - прекрасны.
                           Они - стрелою человека в небо целясь -
шагами ниточку ручья шьют:
за ногу нога. Выстрелы - след в след. Только
             шея жирафа.
                           И точка - точеная головка. На все лицо
                                        рот - синий или кровожадно-алый.
И рост.
Но нет тела
             ни у кого, на погост подиума
взошедшего: каркас скелета, обтянутого еще юной кожей
несет
- о, не одежду! -
             способ жить и быть. Сей философский камень
в топ-модели светится
             полным отчуждением от плоти,
                           платья и себя.
Об этой славе трубят еженедельники, журналы
             fashion. Нимфетки, эфебы, нимфы
влюбляют нас в свой образ. Достаточно
глазу проскользить по идеалу. На перекрестке вожделений
канон покажется "живее всех живых"
             в лучах софитов. Ведь каждый
хочет съесть
             бутерброд - не только с маслом, с икрой
                           даже! - поглощая
                                        смертоубийсвенное напряжение фасона.
                                                     И линии,
                                                                   цвета,
                                                                                формы,
                                                                                             фактура тканей
начинают неосуществимые желания рождать,
             высоковольтно гудя.

Они
             - не люди, а модели -
                           вереницею
идут,
идут,
идут...
             Их ноги так длинны, что, кажется,
                           приучены в облака проваливаться,
а не топтать земную
             - прозаическую -
                           твердь. Снизойдя к нам,
небожители
вызывают восхищенный шепот. Так замирали
                        от смеси ужаса с восторгом
                                        когда-то горожане, слушая нехитрый,
                                                     но томяще-мелодичный зов
свирели Крыслова. Хоть дело
- не в напеве.
В мастере и ухе слушающих. Дальше
- нет - увы! - детей... Финал:
             апплодисменты загремят. Кутюрье
                   - обычно неказистый, одетый кое-как -
выйдет на поклоны, вздрагивая
             от вспышек фотоаппаратов.
                        Неслышно ленту к сознанью тех,
кто не был здесь,
потянут диктофоны журналистов
             с плотоядным выражением лица...

             После марша defiler
банкет отметит удачу
             стрельбищ. Быть может, топ-моделек
тоже за стол усадят гребнем
             с длинными зубцами. Пупырышки
                           - личики в оправе из цветных волос,
                                        возвышаясь над гомонящим фаршем
                                                     сановной круговерти,
                                                                ее - как, впрочем - прочих
смертных причешут
             в месиво карлообразных Муков. А девушки
                        филе рыбы
ковырнут нехотя,
отодвинут гарнир - салатный лист, распластавшийся
             ленивой жабой на фарфоре, -
любуясь - с болью и тоской
             - непонятно почему -
                        арабеской веточки укропа. И слезы
будут проситься на ресницы,
не смея делать
                этого.




И ДЕКА НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ НАПРЯЖЕНИЯ

В беспамятство сна
сгусток огня влетает, обжигая.
Просыпаешься.
Неужели звук усталости
можно увидеть?

Спустила, вскрикнув гортанно,
струна фортепиано. Что ж
- рассудку понятно: сухость воздуха
в комнате, слишком частые для металла
перепады температуры. Зачем
в страхе вскидываться, вглядываясь в темноту?
Но пугающая тишина послезвучия
подсказывает: бойся!
Причины болезни материи
в ином, из-за чего фальшью
аккорд заплачет, а музыка
превратится в подглядывание за собой,
породив двойника,
резво бегущего. Хоть рядом,
а иначе и в сторону. По другой дорожке
- чуть ниже проложенной
в сравнении с той, что дарует победу
совершенной мелодии.
Вспышка метит
прикосновение незримых векторов
- это участь являет себя.

Время, время...
Своими куртинами и водоворотами
ты похоже на смертоносное излучение,
разрывающее на частицы
самое прочное в этом мире
- струну - вещество - судьбы. Она
- как металл -
способна тон спускать,
коль дека, в параллельном мире ионы теряя,
не держит боле забитый
- от начала и до самого конца -
колок человека.
А ведь твердо раньше стоял...

Стоном боли являет себя
хрупкость материи - вещей и людей,
в кислоте длительности
истлевающих. Лишь надтреснутый звук,
без надежды быть кем-то услышанным, скажет:
- Мы умираем,
уже не способные
выдерживать это
- непосильное - напряжение.




ПОШЛОСТЬ ПРАВДЫ, или "ЧТО?"

(сцена телефонных разговоров на фоне воспоминаний автора)

Killing me softly.

Из репертуара Барбары Стрейзанд

Мне позвонил господин N, сказал, что уже,
что уже нежный убийца прилетел.

- Неужели так быстро? - К сожалению.

В трубке шоколадом плавился бас,
от смущения - тих: так прерывается дыхание бегуна, который
старта боится. Господин N прекрасно знал:
убийца - на двоих один. А это
физкультурникам вовсе не добавляет азарта.

- Пустое. Гоните. Вы же одною рукой можете шею ему сломать. И я, если наедет, публично пошлю его так, что никому не покажется близко и мало. - Лукавите, моя госпожа. Вам страшно так же, как мне. И каждый из нас понимает, похоже, безысходность: противоядия нет... -

От
- до боли
- до стиснуть зубы
- до необходимой, как вода,
но сомой дурманящей разум,
наисладчайшей отравы:
задыхающихся от восторга интонаций и прозрачного шелка
паутины взглядов, пеленающих
в удушье кокона обожания. - Форс-мажорная ситуация,
откровенность слов господина N,
- все это
- человек, вывернутый
наизнанку и против природы вставший на голову.

Да...
Надо признать, наш убийца действительно
превосходно обучен, отменно вооружен. Для подобного дела
ему не нужны пистолеты, кастеты, ножи и удавки.
В трубке отрезвляющим холодком звучало:

- Ведь взрослый и сильный никогда не ударит ребенка, а умный, если дурак знания возжелает, отказать ему в ученичестве не посмеет. Обречены мы: в силе своей перед его слабостью беззащитны одинаково.

Вздохнув, господин N умолк.
Он правду сказал, перед которой разум беспомощен:
- хоть куда-нибудь
- во что бы то ни стало
- только бы убежать.

И вспоминалось
начало - бесстыжее, как вуайер, как мировой рекорд,
установленный под рев
- громкий и распаленный - похоти
отождествления с победой чемпиона. Этой водой
залиты - по самую кромку - стадиона трибуны.
Сентябрь. Небо
уже мело поземкой белесой.
Защита мистера Х. Радость успеху
друга в количествах не измерить.
Почти символический официальный банкет. Мы
- странно незнакомые гости ранней осени-
потом поехали в Царское Село
- парадный букет Севера - на его зелени,
уставшей от короткого лета, умирали в блаженстве осы, гравий
золотистым мором густо посыпав.
Пусто.
Озерам зеркало заткнуло рты, и мы,
от души веселясь, карабкались детьми на пасынков морены,
мхом обросших. Валун - кон - думали:
ставим шутливые тосты. Он - юностью отчужденный -
высокомерно наблюдал:
убийце привычно все понимать
в координатах погоста. Господин N
- крепок, высок, чуть сутул, и щурится - даже в очках - близоруко.
Для него уши, что для меня глаза
- однобокая наука переживания-мысли:
локаторы изображений и звука, неистово от напряжения завывающие.
Я видела: убийца приблизился,
приспустив занавес век, что-то говорил, шептал так,
что на его руках тайнозначными рунами
проступила вязь вен. Господин N лицом
окаменев, стал фотоснимком на "ксиве", побледнел и...
как будто вместо шампанского выпил залпом чашу
настоя на пантах. Смысл для него
превратился в отточенность речитативов, наслаждение
свелось к хрипловатым руладам полумальчишеского бельканто
- в цель без кикса попали. А нежный убийца
уже на солнце глядел, луч выбирая,
чтобы подставить для лицезрения мне
- пряником
- цвет щеки
- абрикосово-смуглый. Точно вычислив,
он - гибкий и стальной -
продолжал cовершать над господином N
речевой трен сладострастия. Но потребность
- властная и ненасытная -
звала под ель, гды мы с мистером Х стояли. Ошибка:
жертве нужна динамика и...
разом выжег зрящий разум
фейеверком жестов,
заставивших прохладный вечер пылать
обещаниями восторгов на неожиданных разломах
места и времени,
эквилибром поз,
от которых воздух местью удушья искрился,
розой в землю воткнув статуэточность тела,
а взгляд начал липко литься тяжелым потоком дробин
восхищения. Мне было понятно:
господин N, уже ревнуя, слушал,
как я немела,
без единого слова
- только глазами -
яд выпивая.

И вот теперь
мы с ним
один на один с ужасом,
который, не считаясь с запретом седин, вот-вот настигнет,
молчим, сжимая куски пластмассы:

- Он в поле зрения не появлялся? - Пока еще нет. Но это произойдет очень скоро, похоже. - Я так и понял: он много - страстно, зло - о вас говорил. Боже! Почему ты не дал мне затвора на уши! - Послушайте, господин N, мы мало знакомы, и не сочтите за цинизм. Наш нежный убийца - всего лишь - юнец, хоть "людовед", "душелюб", как раньше писали в газетах. Давайте поделим красавчика. Кто первый возьмет - не важно: он все равно увлажнять жилетку потом помчится к другому. В одиночку - поверьте - легче справиться. Что не так - вы его грубой силой мужской придавите, а я с жестокостью опыта постараюсь сбить щенку его плотоядную жадность. - Нет, нет, только не это... Я уже не смогу. Ну, почему, почему участь и чувства закатом стянуты в удушающий узел?

Потому.

Потому, что нам дали послушать оперу и показали кино
о том, чего мы хотели
больше всего на свете когда-то,
мечтали в иллюзий воздушных замках. Там
в позолоченных багетах счастья висели наши портреты,
написанные бездарным мазилой.
Мы сами, выдумав костюмы, позы, выражения лиц,
их заказали, не желая считаться с правдой.
И жизнь по максимуму
- силой,
достоинством,
богатством,
умом,
талантом и красотой -
платила за постоянный изнурительный бег
- бег собой за собой и - одно-
временно - рядом.
Влекла только реальность -
вожделенная ленточка финиша, которой
- по уделу
выдумавших себя и жизнь -
не коснуться никогда,
и потому с энтузиазмом бежали, бежали, бежали..., захлебываясь
радостью подарка Господа - движением.
Знали: белке дана лишь одна колеса остановка. И рядом все
остальные с готовностью тоже perpetum mobile состязаний крутили,
не ожидая выстрела пистолета. По глупости
- глухоте уха и слепоте глаз -
к воплям и голодному завистью взгляду обделенных судьбой -
эту - бесценную - страховку от поражения
не сумели оценить. А теперь,
когда нас поставили под прицел
начала времени
- но не нашего, а чужого -
вскинулись марионетками по сигналу
манка. Это - юный прекрасный ловчий, хладнокровно раскинув
- для верности - карты
звуков и картин, наивную дичь позвал
из сегодня в ее вчера
искристой химерой желания. В настоящем забеге
побеждает только один. Остальные
заслужат - всего лишь - отсутствие
в завтра. Потому что уже
- нынче - их расстреливают
- без суда и следствия -
обреченностью на бесплодность фальстарта.

- Увы, милейший господин N, воробей - и тот - без причин не посмеет чирикнуть: знать, заслужили. Держитесь. Вот только... - Что? - Пожалуйста, не вздумайте делать ему подарки. Учует возможность - он вас разорит вначале, а потом будет все остальное. - Что "будет"? Вы что-то знаете... Прошу вас, ничего не скрывайте - со мной никогда подобного не было. Кажется, чудовищное нечто произойти должно: его око как будто в спину мне смотрит. Хоть вы не будьте жестоки со мной - мы же равны участью: скажите, чего ожидать? - Зачем, господин N? - ведь вы поверить можете. Это разум к правде стремится, а ухо и глаз - живут по своим законам. Там дошлый судья право иное вершит. Если что - звоните...

Боле не говоря ничего,
повесила трубку. Где-то в районе Невского
нежный убийца самовлюбленно
полы кашемирового пальто разметал
- распахнулись черные крылья
ангела на полотнах прерафаэлитов из Прадо. В комнате
едко - стыдом
- прошлым -
запахло...

Никто не поверит, что правда - настолько пошла.




ВИШНЯ: ПЛОД СОЗРЕЛ

- Что вы будете пить?
- Если у них есть, то шерри. Хорошо бы скандинавского или немецкого производства.
- Вы любите вишневый ликер? А как насчет привкуса синильности? Не боитесь?
- Но мы же понимаем: дело не в ягодах или соке из них. Дело в косточках.

Из разговора в баре

Смотри! Что за чудо эта ткань! Чуть поблескивает муаровое плетение: прозрачный газ света, в разгаре лета бархат - густо-зеленая листва - расшит блестками солнечных зайчиков. Обычно надменный царь - и тот - удивлен. От восторга распахнул сундуки, и начал бросать полные горсти рубинов. На ветвях каменья ожили. Дни, протекая теплом и счетом сквозь недозрелую - кисло-горькую - плоть, наливают плод соком - сладостью. Во вкусе вишен есть что-то роднящее с болью. А теперь, если хочешь узнать, почему, говоря романтическим штилем, сердце в приближеньи любви - или чего-то иного - томится, щемит от испуга, предвосхищая такое... - наберись смелости и взгляни в этот глаз - темно-выпученный, уже налившийся пьяной кровью. Вишня - событие, зреющее на тоненькой плодоножке причины. Ее оборвать - ничего не поймешь: плод упадет, бесцельно протекая в землю мыслью - соком искомым, затем сгниет. От безысходности остается глядеть в это молчаливое око, что о тебе все наперед знает, глядеть... Постигая длительность этой живой винно-багровой красоты, будучи равным ей, - с глазу на глаз - принимай любовь случаем. Пусть тебе улыбнется счастье само: авось повезет. Не получится - вволю страданием натерзаешься. Обманутые надежды, предательство, поруганная святыня доверия... Кому не знакомы раны любви? А их - между прочим - наносит точно такой же - как ты, способный считать часы и недели разлуки - человек. Из теста другого он сделан, что ли? Да нет. Просто любовь в рамке реальности слишком напоминает недуг. Речь психолога обычно криклива: громок лирический стих, опере не нужны микрофоны, шлягер визжит вульгарно, не говоря уже об уголовном кодексе... Тогда всматривайся в око вишни иначе. Так, чтобы внутри у тебя выросли пурпурные крылья понимания. И взлетай! Взлетай над собой, над этим слепым чувством, из века в век превращавшим людей в идиотов. Увидишь, как тысячелетия внизу потекут равнинами, по которым бродят стада приматов, незряче мыча в унисон от исконного ужаса. Впивается страх природы перед незримым плащом Танатоса - так греки называли отсутствие - в междуречье ног раскаленным колом Эроса. Божку все равно, кого - или что - вожделеть. Натуру за излишества в неисчислимых богатствах своих попрекнуть никто не посмеет. Ей - лишь бы чаще рождались карапузы, чтобы было потом кому умирать. Так вновь и вновь случаются - на самом деле смешные - ошибки с полом, песиком, туфелькой или морковкой. И превыше всего озабоченный размножением вид не исчезнет в мороке эпидемий и катастроф. Только при чем здесь любовь, если Я-существа нет? Глаз вишни, способный смотреть поверх длительности нашей короткой жизни, прозревает бессмертие - животную суть инстинкта. Биология, чтобы прикрыть ее и себя приличий фиговым листиком, говорит вполголоса, рассудительно доктринами церкви или философов, правилами этикета, конституциями. Но в конечном итоге все закончится танцами - танцами до упаду в свальном грехе на площади неуничтожимого Содома. Но когда пытаешься, плача от напряжения, заглянуть в бессветную глубь ягоды, где в молекулах разрывы меж появлением поколений неуловимы для мысли и взгляда, как вспышки мгновений, - волю и мужество собери в кулак. Там тьма без смысла и формы. Там образов и вещей, человека - само собой - "еще" и "уже" не найти. Там Хаосу - по естеству инвалиду - не нужны глаза: он, как ни странно, большой мастер создавать законы для вещества - мертвого и живого. Первый - жестокий - с него начинается мир - состязание с позиции силы. "ЕСТЬ" и "НЕТ" притягиваются - и заструятся токи влечения, перед которым люди бессильны. Любовь изменяет нас... "до основанья, а затем..." На дне тишины неразумия наука управлять творит мистерии ритуалов. Миф - великий немой - нас игриво поманит пальчиком. Заунывно-ритмичными стайерами побегут команды мантр. Бойким горнистом фанфары "побудки" человечеству протрубит мода. И все потому, что нужно у кого-то отнять и кому-то добавить пару ионов власти, славы, успеха, ума, красоты. Неважно, что пишут сонет жадным пером разбоя. Так было всегда: идет революция, а глазеющих праздно глупцов ловят на крючок "любви". Для жрецов и охотников это - основное оружие. В этом - и существо потехи.




РАГА 5

Агни взошел на лоно, полное жира, с широким доступом,
жаждущее, жаждущий, сверкающий, прозрачный, вздымающийся,
чистый, опять и опять он делает новыми родителей.

Ригведа. Мандала III, 5.

(в тексте соотношение формул стиха-вина к стиху-табла 3/5)

1. Стих 2. Cтих-вина (самхита) 3. Стих-табла (падапатха)

-------------------------------------------------------- -------------------------------------------------------- ----------------------- Алитет ради кода раги пергамент

1. -----------------------------------------------------------------------
2. -----------------------------------------------------------------------
3. оловом одел. Алитет ради кода раги пергамент оловом одел.

1. ----------------------------------------------------Я - вы-пил
2. ----------------------------------------Cулико-----Сулико-----Сули-
3. Алитет ради кода раги пергамент оловом одел. Алитет ради

1. -----------весь мед благородных слов.----//------------------Я - во-
2. ко-----СуликосуликосуликоСулиКосули//---Суликосуликосули-
3. кода раги пергамент оловом одел. Алитет ради кода раги пер-

1. брал все масло благовоний, и теперь сверкаю броней красоты,
2. коСулиКосули-----СуликосуликосуликоСулиКосули-----Сули--
3. гамент оловом одел. Али тетради-ко дара? Али тетради-ко да-

1. разум смущающей.------------------------------------------------//-----
2. ---Сули-----Сули-----СулиКосу-----СулиКосу-----СулиКосу//----
3. ра? Али тетради-ко дара? Али тетради-ко дара? Али тетради-

1. Я - съел пламя дли----тель------нос----ти,
2. СокУлик-----СокУлик-----СокУлик-----ОсликУлик-----ОсликУ-
3. ко дара? Перга - ментол. Перга - ментол. Перга - ментол.

1. и теперь дух мой возрос многократно, а тело
2. лик-----ОсликУлик----------------Ребекка-----Ребекка-----Ре-
3. Перга - ментол. Перга - ментол. Олово моде. Олово моде.

1. налилось силой, способной мостом сияния - так наслаждение
2. бекка-----Ребеккаребеккаребекка----Ребеккаребеккаребекка--
3. Олово моде. Олово моде. Олово моде. Дара гипер-гам. Дара

1. молнией забвения ударяет - соединить землю и небо. --------
2. ---Ребеккаребеккаребекка-----РебеккаребеккаребеккаБекар-
3. гипер-гам. Дара гипер-гам. Дара гипер-гам. Дара гипер-гам.

1. -------------------------------------//------О, прекрасноликая и наи-
2. ----РебеккаребеккаребеккаБекар//-----Ребеккаребеккаребекка-
3. Теради кода раги. Теради кода раги. Тетради кода раги. Тет-

1. мудрейшая! Я очаровал Царя, и он уже мертв! Позавидуй уча-
2. Бекар-----Бекар-----Бекар-----Бекар-----БекаребекКаре-----Бе-
3. ради кода раги. Тетради кода раги. Делали. Делали. Делали.

1. сти его.--------------------------------------// Меня возлюбившие ста-
2. ---БекаребекКаре-----БекаребекКаре//---Каре-----Каре-----Каре-
3. Делали. Делали. Дико дар делали. Дико дар делали. Дико дар

1. новятся священными жертвами для тех, кто правит судьбами
2. бекаРебе-----КаребекаРебе-----КаребекаРебе-----Ребе-----Ребе--
3. делали. Дико дар делали. Дико дар делали. Ода раги ловом

1. людей, раздавая удачу в деяниях.-------------------------------------//
2. ---Ребе----РебеккареБекРебеккареБекРебеккареБекРебеккаре-//
3. одела. Ода раги ловом одела. Ода раги ловом одела. Ода раги

1. Я отвез его богам.//----------------------------Царица! Удостоиться
2. Бек-----Бек-----Бек//-----БеккаребекКаре-----БеккаребекКаре---
3. ловом одела. Ода раги ловом одела. Одела ли тетради? Одела-

1. алтаря сладко и почетно: дар прославят слова-чародеи - ко-
2. БеккаребекКаре-----СуликоРебеккаСуликоРебеккаСуликоРе-
3. ли тетради? Одела ли тетради? Одела ли тетради? Одела ли те-

1. лесницы, полные пламени.---------------------// Ведь вдохновенных
2. бекка-----СулиКосуРебе-----СулиКосуРебе//---СулиКосуРебе----
3. тради? Алиментов Лали - гипер-моде. Алиментов Лали - ги-

1. моих - жреца-поэта- речей достойны только те, кто никогда
2. РебеРеБекар----РебеРеБекар-----РебеРеБекар-----СулиБекАрбе-
3. пер-моде. Алиментов Лали - гипер-моде. Алиментов Лали -

1. никого не порочили, не терпели обмана, были совершенны ду-
2. СулиБекАрбеСулиБекАрбе-----СулиБекарБесСулиБекарБесСу-
3. гипер-моде. Алиментов Лали - гипер-моде. Одел ради раги

1. шою и помыслами. Боги примут лишь бесценные дары.--------
2. лиБекарБес-----Бес-----Бес-----Бес-----БекарБесБекаРека-----Бе-
3. ментол. Одел ради раги ментол. Одел ради раги ментол. Одел

1. -----------------------//Я люблю, Царица, тебя, и потому вожделею!
2. карБесБекаРека-----БекарБесБекаРека//----Река----Река----Река-
3. ради раги ментол. Одел ради раги ментол. Рад моде: кода - и

1. Я мчусь за тобой красным конем, быком золото-
2. --РекареКарекаре----РекареКареКареКареКарекаРекаРекаРе-
3. гипер-гамен. Рад моде: кода - и гипер-гамен. Рад моде: кода

1. рогим, тяжело дыша, орлом вонзаю когти влечения в
2. каРукаРукаРукаруКаруКаруКаруКору----КоруКаруКоруКару
3. - и гипер-гамен. Рад моде: кода - и гипер-гамен. Рад моде:

1. твое сердце, заливаю волной страсти,
2. КоруКарукоРусулиКосуРусулиКосуРусулиКосуРусулиКосули
3. кода - и гипер-гамен. Ментол ел ом, ом, ом раги! Ментол ел

1. чтобы душа сгорела твоя.---------------------------//Стой, стропти-
2. УбериСилокУбериКосулиСилокУбериКосули//СилокУсУбер и
3. ом, ом, ом раги! Ментол ел ом, ом, ом раги! Ментол ел ом, ом,

1. вая, стой! --------------------//Много сил у меня есть, но без власти
2. УсУбериУсУбери----Убери//----УберисулиКобраБекараУбер ису
3. ом раги! Ментол ел ом, ом, ом раги! Кода! Кода! Кода! Кода!

1. твоей не дано мне творить изменением мир таким, каким я -
2. лиКобраБекаРасурасурАсураКрасуРасуКрасуРасуКраСул и
3. Кода! Дела раги. Дела раги. Дела раги. Дела раги. Дела раги.

1. а не ты, Царица, - хочу его видеть.--------------------------------
2. СулиСулисуЛируЛируЛирулиРулиРулиРули-----Ребеккарулису
3. Код ада. Код ада. Код ада. Код ада. Код ада.-----Ода раги -

1. //Отдай мне время свое!
2. //ликорулиребеккарулисуликорулиребеккарулисуликорулире
3. мода. Ода раги - мода. Ода раги - мода. Ода раги - мода.

1. Отдай! Время! Отдай! Время! Отдай!
2. Кассу! Кассу! Кассу! Кассу! Кассу!
3. Amen! Amen! Amen! Amen! Amen!