Композиция. СПб.: Бояныч; Бланка, 1999. ISBN 5-7199-0094-2 108 с.

26.06.99 "Вавилон"

К Т.С.ЭЛИОТУ

You cannot say, or guess, for you know only
A heap of broken images, where the sun heats.

Т.С.Элиот. "Бесплодная земля".
Ч. I. "Похороны мертвеца".

Не изречешь, не представишь, ибо ты внемлешь лишь
Груде обломков былых изваяний, где солнце отвесно.

(Пер. С.Степанова)

Когда, устав от трудов дня,
             готовишься нырнуть в блаженную воду сна,
                           на экране внутренней стороны век
                                        незримый механик
начинает крутить кино.
             Оно - немое. А картинки чаще всего таковы,
                           что их лучше не видеть:
кому же хочется
             себя обижать
                           сутью, от разума скрытой?

На эти фильмы человек обречен, хоть прожитое
двоится в мысли и зрении.
             Лишь в персональных умениях разница:
кто-то ведет мудрые речи, ибо слепец;
кому-то листик резной откроет истину,
             которую и Цицерону высказать не по силам.
Все дело - в итоге...

И вот. Проснувшись однажды
             дряблым утром в конце зимы,
видишь - среда
             посыпана пеплом, а за окном, бесплодную землю
                           мужественно удобряя
                                        трухой из собственных тел,
                топчут победным маршем,
в гордыне надменные, полые свиньи - уже куклы
                             - наши идеальные модели ныне, и
дождь
- в самом деле дождь, а не снег -
             произносившихся слов,
                        осев на алтарь коркой осклизлости,
не отмоет дочиста
             - до правды -
                           дорогие сердцу вещи и пейзажи, чтобы
                                        кровью убитого в Храме епископа
просочиться
в землю
             - к горячему истоку. Потом - как всегда -
                нивы будут парить по весне туманом.
                Для мысли.
                Для изображений,
             ясных внятностью. Тем, кто сумел
                        поражение пережить и оплакать,
станут наградой полеты
             над суетой времен года. И движение
может застыть
             монументом... Леди Гармонии
в изяществе было отказано:
ступает тяжелым шагом квартетов.

На стадионе слишко шумно:
             бестолковость вскриков, от усталости
                           ветер сошел с ума и воет в раструб чаши.
К тому же, бегать нужно
еще... Мне
эту музыку пока не услышать.




* * *

Есть опыт взгляда в высоты: там - осень уже... Сентябрь - крепкая настойка на ярости последних гроз августа. По дымке - прохладной, белесой - понимаешь, как далеко небо. Смена времен года нам неподвластна. Ветерок - испуг - отрезвляет, и утром от едкости слишком ранних заморозков слезятся глаза. Да, скоро настоящие холода навсегда заставят забыть утопии лета.





О ЗАКОНЕ ВООБРАЖЕНИЯ

Над вымыслом слезами обольюсь.

А.С.Пушкин

Как мила сердцу моему
             наивно-дикая простота нравов,
царившая среди соплеменников
             Браги, Арнора, Эгиля или
                           великого Снорри Стурлусона!
Побуждения - налицо.
Что не так - меч, стрелы, дротик, секира
             сумеют выразить
                           непредсказуемый промысел чувства,
                                        рассудка нехитрое коварство.
                                                     В конечном итоге
порешат всех.
Кто-то - безымянный - отправится к Одину,
кого-то праведным законодателем нарекут,
             а заслужившего скальды
закутают в плащ
             кеннигов "убийцы". Слава
                           - добрая иль худая -
                                        с человеком навеки
срастется, став кожей
             его деяний.

В зеркало достойного образца
             не зазорно смотреться: следуй!

Но отчего стих мой
                - как иезуита речь - витиеват?
                             Зачем балет
танцует казуистика иносказаний? К сожалению,
             живущее по своей воле стило
- так уж устроены люди, которые им владеют -
пишет о том,
чего нет
в наличии, что явью
             - еще или уже -
                     не стало. Предвосхищение
тоже умеет болеть. А дальше
- интуиция крутит палку
           о двух концах. И бесполезно
                        щит высоких традиций
натирать до блеска,
чтобы себя в нем увидеть.

Если скальды щедро мед наливали в кубки героям,
                излишек на поле брани расплескав,
                        чтобы кровь и поэзия стали неразличимы,
- значит от века к веку
в почете были
             благо, милосердие и ясные - без гари войны -
погоды. Сорви это слово
                спелым плодом! На бумаге
и я старалась
затейливую соткать вязь
                панегириков любви и моде,
                             ныне ставших непреложным законом
                                        для каждого человека.




* * *

Татьяне Михайловской

Вот - мы.

Мы ранним утром из своих квартир и домов выходим.
Рассвет брызжет в глаза оптимизмом, морозец энтузиазма
                румянит щеки или безысходности вязкая слякоть гирями
                                                                        на движении виснет - не важно.
Главное - найти поблизости стадион - пустой -
                                                                   без любопытных глаз в это время.
Прозвучит команда "на старт!", и будет позор,
                                                                             которого мы не заметим.
Напуганные способностью предвидеть итог, дыхание в легкие набираем.
Прожитое оседает болью в распухших суставах.
Сердце, за ногами не поспевая, из последних сил бьется.
И мы - все, все, все, как один, - бежим по кругу
                                                                                за собою вдогонку.
Где ты, ты, ты, что позади - невидимкой - остался?
По правилам модного джоггинга, мы не должны бояться
                                                                                                дождя, снега и града.
Нас убедили: до самого финиша регулярность полезна.

Но все наше Я-существо, не выдерживая нагрузок,
                                для возраста непосильно-жестоких, к уму взывает.
Выкрикивается неприличный вопрос "для чего?"
                                                                                    в рупор амфитеатра.
Подумай, мой друг, подумай...
Ведь мы - не спортсмены, мы - просто люди.
И нам не нужно ставить рекорды в гонках мейнстрима.
Зачем же тогда истязания бегом на стадионах?
Зачем до дна выпивать насилия над собой чашу?
Зачем конвульсии истощения, если уже уставшее жить тело
                                                                                        покоя и комфорта хочет?
Зачем публично унижать себя досмотром футболок, курток,
                     штанов, маек, кроссовок, а заодно воспаленно-красной
                                                                                                        кожи и пятен пота?
Кто нам, устраивая состязания с исчезнувшим в прошлом
           собственным отражением, приказывает ежедневно мучиться
                                                                                                пыткой фальстартом?

Выплакаться, вопрошая безгласие небосвода, - это
                                                                                      сколько хочешь...
Каждому - увы! - ответ известен, и потому перед собой
                                                                                                все лгуг-лукавят.
Выстрел-то был, но давно - теперь даже эха его не слышно.
Но память о звуке начала, к сожалению, никого не волнует.
Потому, если не будешь каждое утро бегать на стадионе -
                                                     с дистанции снимут, и не получишь тока.
Без напряжения - не сыграть на тризне рагу.
Не сумеешь заколдовать музыкой - значит, лишний в жизни.

А кому нужны мудрецы, способные лишь на созерцание вишен...




4 октября 1998 года - 6 апреля 1999 года
Санкт-Петербург