Между тем настал незабвенный 1929 год, и Гирша Мовшевича Резникова раскулачили. У него изъяли все, что только смогли найти, и выгнали на старости лет из родного дома. Оставаться в Красной горе стало небезопасно, да и жить, собственно, было уже негде. И постепенно вся семья - сначала сам Гирш, Гинеся и Хава, а потом Соломон с Ревеккой и двумя младшими сыновьями - перехала в Клинцы, в дом второй дочери Резникова, Анеты, и ее мужа, Лейбы Аршавского, где уже жила к тому времени старшая дочь Соломона и Ревекки - Ида. Она приехала из Красной горы в Клинцы продолжать учебу, потому что в Красной горе учебные заведения ограничивались только четырехклассной начальной школой.
        Вообще с 1929 года, когда, по выражению одной из моих родственниц, "прервалась цепь времен", и начался великий исход Фрейдкиных из Красной горы. Вскоре вслед за Гиршем Мовшевичем Резниковым был раскулачен и переехал к своим дочерям в Новозыбков Герцул Фрейдкин. Там же оказался и Азриел Лившиц, сын Хаси Фрейдкиной и Бинемина Лившица. В Новозыбкове же поселились и дочери Евеля Фрейдкина, кроме его Хаше-Ханы, которая с своим мужем Хайкиным и сыновьями Генахом, Лейзером и Хаимом переехала в Клинцы.
        Должен заметить, что, по рассказам, раскулачивание в наших краях носило, по выражению А.А.Ахматовой, сравнительно мягкий, "вегетарианский" характер. Никакого тебе насилия, кровопролития или ссылки в Сибирь. Просто у человека отбирали дом и имущество - и катись на все четыре стороны!
        Гирш Мовшевич, уже тяжело больной и потрясенный происшедшим, так и не смог оправиться и 31 декабря 1931 года умер. После его смерти Гинеся, овдовевшая во второй раз, Соломон и Ревекка с детьми сняли на самой окраине Клинцов комнату и кухню в доме неких Певзнеров. До конца их жизни в Клинцах (десять с лишним лет) у них так и не было там своего дома, и все это время они оставались бездомными квартирантами. Хава жила то с ними, то у своей сестры Анеты.
        Так печально закончился красногорский период жизни нашей семьи. В Красной горе из младших Фрейдкиных остался только Пейсах со своей женой Басей Лившиц. Но их дети к этому времени уже практически с ними не жили. Лейб был в Москве, а Гриша, Ася и Евель почти все время жили у Соломона в Клинцах, где учились сначала в школе, а потом в различных клинцовских техникумах.
        Таким образом, основное действие нашей хроники переходит в Клинцы. И здесь, пожалуй, наиболее уместно это действие прервать, чтобы рассказать немного об обитавшей в Клинцах семье Аршавских. Впрочем, к тому времени, как Фрейдкины и Резниковы переехали в Клинцы, почти никого из Аршавских там уже не было. Но не будем снова забегать вперед. Напротив того, нам придется еще раз возвратиться назад.
        Подобно Тристраму Шенди, который, помнится, никак не мог сдвинуть свое жизнеописание с рассказа о дне своего рождения, я все время вынужден возвращаться в 1908 год, к бракосочетанию Гирша Резникова и Гинеси Гензелевой. Надеюсь, однако, что это возвращение будет последним.
        Именно этой достопамятной датой и обозначается первое появление в поле нашего зрения семьи Аршавских (иногда некоторые из них писались: Ашавские), поскольку незадолго до своего брака или сразу после него (скорее, впрочем, второе) Гирш Мовшевич выдал свою вторую дочь Анету за Лейбу Аршавского, старшего сына этой большой и богатой семьи из Клинцов, что привело со временем к очень далеко ведущим последствиям, вплоть, опять-таки, до моего появления на свет.
        Родители Лейбы Аршавского, Шмуел-Зуся Аршавский и Хая Файбусович, владели в Клинцах булочной и пекарней и жили в большом доме на старой базарной площади (в дни моего визита в Клинцы на этом месте располагался ПКиО им. Щорса).
        Хая родила своему мужу 13 детей, из которых, впрочем, большинство умерло в младенчестве и выжили только пятеро: трое старших сыновей - Лейба, Исаак и Михаил и две младших дочери - Фаина и Ревекка. Эта последняя родила в 1926 году в браке с Давидом Моисеевичем Клямером мою мать, Мирру Клямер, и, стало быть, приходится мне родной бабушкой. Она единственная (если не считать Фаины Григорьевны Слуцкер, о которой я не знаю, жива она сейчас или нет) из всего поколения моих бабушек и дедушек жива до сих пор в Калгари (Канада), куда уехала в 1975 году со своим младшим сыном Самуилом Клямером.
        Шмуел-Зусю Аршавского женили в второй половине 80-х годов прошлого века, когда ему было 16 лет, а его невесте - 19. Не знаю, сам ли он сколотил свое богатство, досталось ли оно ему по наследству или в приданое, но жила семья Аршавских очень богато. У них был даже свой выезд - роскошь, доступная немногим в еврейских местечках.
        Интересно, что внучка Шмуела-Зуси, Фира, говорила мне, будто бы, несмотря на все это, в подвале их пекарни работала большевистская подпольная типография и в этой связи отношения Шмуела-Зуси с полицией были весьма натянутыми. Честно говоря, мне представляется это не очень достоверным - уж больно далекими от политики людьми были все Аршавские. Разве что подпольщики материально заинтересовали Шмуела-Зусю, а может, и запугали - как известно, в практике большевистского подполья имело место как первое, так и второе. Но вероятней всего, это семейная легенда, созданная в те годы, когда каждому лояльному гражданину для спокойной жизни было желательно иметь уж если не пролетарское происхождение, то, на худой конец, хотя бы революционное прошлое.
        Говоря об Аршавских, очень трудно выделить какие-то их общие фамильные черты. Дети Шмуела-Зуси довольно сильно отличались друг от друга и внешностью и чертами характера. Определенно можно сказать только то, что, в отличие от Фрейдкиных, они не были склонны к интеллектуализму и самоанализу и, в отличие от Резниковых, не обладали артистическими и музыкальными способностями. Не свойственна была для них и атмосфера постоянного острословия, подначек и розыгрышей, взаимных (зачастую довольно злых) насмешек, царившая в домах у Фрейдкиных и Резниковых. Им было чуждо фрейдкинское упрямство и стремление к самоутверждению и резниковское жизнелюбие и отсутствие комплексов. И если, когда я думаю о своей скромной персоне, я в общих чертах представляю себе, в чем я - Фрейдкин, в чем я - Резников и даже в чем я - Клямер, хотя о семействе Клямеров мне неизвестно практически ничего, то представить себе, в чем я - Аршавский, мне довольно сложно. Единственной чертой, объединявшей всех Аршавских (и то преимущественно мужчин), была редкая усидчивость и трудолюбие, но, к сожалению, этими достойными качествами я ни в коей мере не обладаю. Мне остается надеяться, что по ходу нижеследующего рассказа о детях Шмуела-Зуси читатель сам сумеет сделать какие-то обобщающие выводы об особенностях этой семьи.