М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2002. ISBN 5-94128-060-2 Обложка Вадима Калинина. С.16-24. | 1.02.2000 |
А.Н. и М.Г.
Горелик и Никитин женщину нашли.
Как это было - расскажите мне!
Пришел Горелик, важный оружейник;
пришел Андрей Никитин, мастер бережных раскопов.
И женщину они вдвоем нашли.
Но не пришли
они,
а ехали на поезде,
где били мух Эдгаром По в такой сиреневой обложке давней...
На полке на казенной простыне
в тоскливой вмятине простого тюфяка -
гнездо невольное
булавочным колючим хлебным крошкам.
Тень поезда летела и бежала темная ничком,
напоминала странно
зыбкую такую глыбу.
В дороге было жарко,
и верблюд был за окошком,
И девчонка смуглая
на станции стояла,
продавала вяленую рыбу...
И тоже на грузовике приехали в большую степь.
А там -
Взлетит степная птица,
крыльями захлопав;
И маленьких степных зверей
чуть видное движенье...
Андрей Никитин - мастер бережных раскопов,
И Михаил Горелик - мастер оружейный...
Когда воспоминания мои распяты и расколоты,
И мне за эту пеструю мою наивность восприятия
сегодня воздают сторицей
Доспехи воина из Руси посредине комнаты,
И женщина в мерцанье черно-белой фотографии сверкающая мне
раскинутой страницей...
Вот шлем с железной маской,
острый,
и с кольчужной сеткой.
Рот раскрыт у маски,
твердый нос торчит.
Вот панцирь,
весь тесемками скрепленный;
и меч в ножнах,
наверное, совсем как настоящий.
И на полу такой узорный,
красно-пестрый щит...
Горелик и Никитин женщину нашли.
Теперь они пируют на холме, как могут.
Пьют водку и едят печеную картошку;
ножом карманным режут хлеб
ржаной
на ломти толстые большие...
Нисходит ночь
Уходит зной
степной
Нисходит ночь луны высокой круглой...
Они прозрачную пьют водку из бутылки с длинным горлышком,
едят картошку круглую печеную,
облупливают яйца круглые крутые
с прозеленью маленькой в желтке...
И души их веселые танцуют налегке,
Танцуют и поют...
Что будет дальше - знать бы...
Танцуют, будто парни курдские на свадьбе...
В свою сестру влюбился я.
Девушка, стань моей женою.
Как счастлив я, как счастлив я.
Девушка, стань моей женою.
Повозки, груженые добром,
везут приданое в новый дом.
Как счастлив я, как счастлив я.
Девушка, стань моей женою!
- Свободны!
- Свободны!
- Мы свободны!
Голоса оживших гребцов звучали нестройно и радостно.
Летучий корабль начал распадаться. В разные стороны полете-
ли снасти, и парус, и резной цветок, и корма, и нос. И с веселыми воз-
гласами кувыркнулись в это небесное пространство гребцы...
Они устали утро целое копать.
Их молодые плечи обгорели.
Зато вокруг такая благодать!..
И ветра одного степного джинн
доверчиво, прерывисто играет на такой свирели...
Один лопатой землю бережно бросал,
копал.
Другой тихонько землю отгребал горстями...
И вот награда,
вот открылся гармонический оскал...
И вот она,
монгольская красавица лежит
прекрасными крепчайшими костями...
Так вот она, монголка Заболоцкая...
Она прекрасна...
Она лежит прекрасная,
в останках дорогой одежды...
Гипертрофия костного рельефа
указывает силу прежних мышц...
Наверно, тысячника храброго жена...
Все украшения ее прекрасные на ней надеты -
на пальцах - кольца,
на руках - витые дутые браслеты,
и бубенцы и ожерелья - на груди...
Вот украшения ее прекрасные неровности узорные царапины и впа-
динки живые руки ювелира потемнело золото и серебро в зем-
ле от грязи этой земляной...
Вот бедренные кости мощные ее,
ее недлинные и крепкие
в останках обуви ее нарядной
ноги...
Но как ее лицо прекрасно, Боже мой!..
Так вот же черепа лицо,
оно прекрасно!..
Оно прекрасно, ясное и светлое...
С нее ушли последние покровы.
Ее уже не тронет хищный зверь.
Вся плоть ее
степными изошла цветами.
Ее неоспорима красота
теперь.
Ее улыбка радости полна;
Теперь на веки вечные она
Хмельно смеется сжатыми зубами,
костяными смелыми устами...
Вот, вот она,
красавица степей,
прекрасница монгольского степного беспредельного Востока...
Теперь она лежит покойно и глядит небесно вдаль...
На голове ее высокая, как будто самоварная труба,
великая большая шапка-бокка;
И сетка золоченая -
вуаль...
Душа ее неведомая, сердце,
и судьба, -
мы знаем, нам все время говорят, -
у каждого своя.
И вот на юношей,
пришельцев к ней,
она глядит,
как будто бы со дна внезапного колодца...
О, как она прекрасна!..
И змея
Доверчиво в ее глазнице вьется...
О, как хорошо!..
И для чего,
зачем твой голос рассердился на меня?
За это обещание мое,
которое, конечно, не исполнила...
Я все исполню,
все, что обещала.
Давай помиримся...
Прости меня...
И фразу Лиудпранда о царевиче Баяне, о которой рассказала
тебе;
я для тебя перепишу, переведу...
А ты, Андрей, наверное, подумал, что совсем не спросит
подобной благодарности
богиня с этой маленькой монетки,
круглокрылая сова...
И ты скажи мне, отчего нельзя
вот это знание мое
мне обменять на голос твой,
который, нарекаясь этим именем,
красиво произносит
живые похвалы
и нежные слова...
...Baianus autem adeo fertur magicam didicisse ut ex homine su-
bito fieri lupum et quamcumque aliam cerneres feram...
...срым вълком по земли...
Я всё исполню,
всё, что обещала...
Давай помиримся...
Прости меня...
И свастики древнее женское место -
тетрада -
начало -
наклеено на телеграфном тоскливом столбе...
А поезд -
колесами -
стук-перестук...
Поиграем еще в Заратустру...
Так-так...
Вайнингер, так!..
В Заратустру...
еще!..
В Заратустру...
опять!..
Назовем идеалы словами....
Послушайте, что я надумала...
Слушайте...
вот...
Я говорю вам:
свастики пизда,
звезды шестиконечной жопа,
хуй полумесяца кривой
и острый хуй креста...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но, Михаил, я ничего не говорила;
Андрей, ведь эти все слова я только написала, я их не произ-
носила вслух...
Чего же вы не ожидали от меня?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы пьем вино,
едим горячий хлеб...
Горелик и Никитин женщину нашли.
И вот подветренно летит ковыль.
И смотрит Каменная Баба -
изваянье
Любовное Востока.
И, на землю наклонив бутыль,
Горелик сотворяет возлиянье.
И лицо - в улыбке.
Сегодня пятница, Венерин день.
Андрей недаром сын художника,
недаром замер мальчиком, ребенком на холсте отцовом,
как будто лучик солнечный смешной и милый.
И юноши золою теплой голые тела свои натерли,
чтобы эти все земные зарожденья
сызнова начать.
И пламя догоревшего костра
уходит,
изошло в прозрачном синем дыме.
И вот она лежит.
И на уста ее
печать
Кладет Андрей устами молодыми.
И вот вступают свадебные флейты,
бубны,
архаические воинские трубы.
Прекрасно черепа лицо, прекрасна костяная нагота!
Андрей свой рот, свои запекшиеся молодые губы
Кладет печатью на ее уста.
И вот в раскоп могильный молодые длинные спуская ноги,
они ложатся к ней поочередно
и обнимают землю и ее...
И что рождается от этого?
От этого рождается обычное смешение, слияние времен.
В тюрбанах Параджанова безумно скачет всадников стоцвет-
ное сверканье.
То иудейский караван идет из Равенсбурга
и везет Андрею Ярославичу красавицу Фламенку.
Красавицу Фламенку в переплете деревянном,
на пергаментных листах,
в стихах
на старопровансальском языке,
с такими позолоченными буквами заглавий...
И не хватает в рукописи лишь начала и конца,
и одного любовного посланья в середине...
И солнца свет горит, горит сильней;
И лунный свет летит, летит лучами;
Когда они склоняются над ней
Прекрасными горячими плечами...
Свободные, живые наконец,
Одни в трагической пустыне мира,
Мы пьем за благородство,
пьем за высоту сердец;
За жизнь, высокую, как текст Шекспира!..
Мы пьем за жизнь, в которой нет безумия тоски и сумасшествия тревоги;
и не задыхаешься в привычных мерках,
Их нет - и не гуляет мелочная месть.
Нет заскорузлых маленьких цепочек мелких -
Одни трагические цепи есть!
Мы пьем за жизнь, когда в душе твоей
Творятся для тебя любовные законы;
За жизнь, в которой не бывает мошкары и нет червей -
Одни лишь змеи и прекрасные драконы!.
Меня бы после смерти положили так!..
Пусть смотрят, пусть глядят с волнением,
с восторгом пусть глядят во взгляде
на черепа лицо в самозабвенной костяной улыбке...
И невозможность боли и печали
Пусть оживет за давностью могил.
И пусть они... и пусть бы надо мною
бессмертными прекрасными плечами
Склонялись бы Андрей и Михаил.
Но не такие, как сейчас,
а молодые,
с прекрасными зелеными глазами,
пахучие травой живой и птицами -
как степь...
И пусть от них бы молодостью пахло
И почвою, которая судьба;
Пусть оба из себя - до донышка, по капле -
Горелик мне сказал -
выдавливают жалкого раба.
Пусть оба пахнут вновь
насмешливой мужской улыбкой в черных точечках бритья,
Такой мучительно любимой и короткой;
Немножечко таким козлиным запахом,
немножко водкой...
Смешное, недоступное дыханье бытия!..
Пусть пахнут молодыми твердыми телами,
как яблоки горячие на ветке в полдень...
Пусть молодостью, молодостью пахнут без конца!..
И славили бы молодость всей жизни
горячими прекрасными телами -
ясный дар Господень...
И мерно, сильно бились бы сердца...
И эта невозможность боли и печали...
И морем, и волнами по степи
катилась бы, светилась бы
тюльпановая жёлто-алость...
И надо мной они бы наклонялись
бессмертными прекрасными плечами...
И всеми уцелевшими зубами я бы им смеялась.
Закончено в июле 1997 г.
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Тексты и авторы" |
Фаина Гримберг | Любовная Андреева хрестоматия |
Copyright © 2000 Фаина Ионтелевна Гримберг Публикация в Интернете © 2000 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго E-mail: info@vavilon.ru |