Стихи. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2002. ISBN 5-94128-060-2 Обложка Вадима Калинина. С.85-89.

1.02.2000 "Вавилон"

... Андрей Митрофанович Иванов. Ax, Андрей Митрофанович Иванов...
Был еще Андрей Митрофанович Иванов...
Мама посмотрела мои стихи.
"Глупостями занимаешься, - говорит, -
                у меня ничего не вышло, почему ты думаешь, будто у тебя...
Но ладно, поступай, как знаешь. Можно пойти к Андрею Иванову,
                он когда-то был неплохой человек..."
Ага, - "поэтом можешь ты не быть".
                "Человек" - это было важнее...
Пришла к Андрею Иванову...
                                                    Смутно помню...
Жарко...
                Жара - деревья летние - тягость зеленая темная...
И дом - лестница -
                                  ампир...
И вот теперь я знаю и могу соотнести:
                пытался так европеизировать Болгарию
                                  ампиром русским площадным
                                                            театров и гимназий
                                                                                    Баттенберг...
Но от этого ампира
                                еще дичее видится вокруг...
Взял мои листки со стихами, переписанными от руки,
                                и честно стал читать;
                                шепотом - вот интересно...
Кажется, лысый,
                            в рубашке, кажется, в клетку;
и старый,
                  очень немолодой...
Глаза не помню,
                              кажется, в очках...
Ко мне вышел из-за стола...
Должность в союзе писателей республики.
Очень страшная азиатская дикость,
                                                  европеизированная русским ампиром...
Стал рассказывать как-то даже и торопливо...
                                Но что я запомнила?..
Сын начальника станции, которая называлась Джусалы -
                                                                                    название местности...
о годах войны -
                            кто был здесь в эвакуации -
                                                                            об Ахматовой -
и дочь его зовут Анна -
                          чтобы "Анна Андреевна" была - хотел...
                          говорил о Кочеткове -
                              "Я разогнал собак. Она еще
                                Жила. И крови не было заметно...
                                Она беззвучно мучилась. А я
                                Метался и стонал. Мне было нечем
                                Ее убить. И потому слегка,
                                От нежности бессильной чуть не плача,
                                Я к жаркому затылку прикоснулся
                                И почесал за ушками. Глаза
                                Слепящие раскрылись изумленно,
                                И (Господи! забуду ли когда?)
                                Звереныш замурлыкал. Неумело,
                                Пронзительно и хрипло. Замурлыкал
                                Впервые в жизни. И, рванувшись к ласке,
                                Забился в агонии.
                                                                Иногда
                                Мне кажется завидной эта смерть..."
Но я тогда не знала Кочеткова...
Но я тогда не знала,
                  что все это мне будет интересно через много лет,
                  когда некому будет рассказывать мне обо всем этом...
Говорил о каком-то поэте,
                                о какой-то величине советской, о каком-то поэте,
                  уцелевшем из останков Серебряного века и сохранив-
                                                                                    шем останки порядочности...
"Вы привезли..." - говорил ему этот поэт...
А что привез?.. Что?..
                  Интонацию?..
                                          Ощущение места, где жил?..
Как его похвалили?..
Не помню...
Тосковал о России,
                                  о снеге...
Наверное, нет на свете ничего тоскливее и страшнее
                  азиатского города с площадным ампиром посередке...
Это и есть ад.
                          И пишу в скобках, добавляю:
                          восклицательного знака здесь не надо...
Жалобно повторил, что ничего не может сделать для меня...
- Как вы похожи на Ксюшу Некрасову... я ее знал...
А я не знала ни Фалька, ни Глазкова.
Ксению Некрасову я тоже тогда не знала.
Андрея Иванова тоже не знала...
Но ведь надо прийти к кому-нибудь...
Я знала Пушкина, Бальзака,
              и еще я слышала, как брат мой старший читает наизусть:
"Как страстно ты ждала ответа!" - Брюсова,
            "На далекой звезде Венере
              Солнце пламенней и золотистей,
              На Венере, ах, на Венере
              У деревьев синие листья," - Гумилева,
                            "Я смеюсь и крушу вековую сосну,
                            Я встречаю невесту - весну!" - Блока...
... - ...похожи на Ксюшу Некрасову... я ее знал...
После вспомнила и гордилась.
Миша Эпштейн тоже так говорил обо мне, тогда и вспомнила...
Но была ли похожа -
                                      такая девочка худенькая,
                                      как надо в пятнадцать лет,
                                      в платье коротком,
                            рукавчики-фонарики, длинные волосы -
              на эту странную полнотелую русскую женщину Фалька с ко-
                                                                                          синкой в глазах...
Стихами, что ли?..
Но вот увидел...
Андрей Митрофанович Иванов,
Андрей Митрофанович Иванов...
"Твоей руки
Коснулась я,
И зацвела сирень...
А любовь - мгновение сердца,
Время в камне... "
Вот это Ксения Некрасова...
И жаль мне Эдуарда Ароновича Шульмана;
уж сколько я ему говорила:
"Вы успокойтесь,
                                потому что всегда,
                  если тебя сравнят с поэтом, русским по крови,
                                будет сравнение самое драгоценное.
И вашу мечту я знаю:
                                      в зеркало вы посмотреться хотите однажды,
                                                          а там...
                  ну пусть не Есенин,
                                                      пусть -
                                      Андрей Митрофанович Иванов,
                                      Андрей Митрофанович Иванов...
И это навечное,
                              это совсем навсегда.
Это - сужденное нам.
И вы успокойтесь..."
Так ему говорю,
                              потому что я тайну открыла,
                                                                                тайну такую,
                    что если гордиться своею мечтою открыто,
                    сразу в тебе исчезнет всё жалкое...
А я никогда не читала стихов Андрея Иванова.
Даже когда решила пойти к нему,
                    не догадалась на них взглянуть, на эти книжечки...
Я ведь только о себе думала...
И, может быть, и никто их не читал...
                    Ну, может быть, его жена...
Сейчас я эти стихи прочитала,
                    с каким-то чувством исполненного долга...
Вот они...
Полвека не прошло еще, а я,
                                                  сама несчастная,
                    уже вспомнила о нем и пожалела его...
Но нет ведь ничего в этом смешного...
И вот - из его стихотворения,
          называется: "Не странно ль..."
И вот:
                        "Есть в памяти какие-то границы,
                          Надолго зарастающие тропы
                          На берегах давно уснувших чувств.
                          И нужно только маленькую искру,
                          Какой-то незначительный толчок,
                          Чтоб снова стали берега доступны...
                          И вдруг нежданное охватит счастье.
                          Бормочет сердцу память, как ребенок,
                          О радостях, растаявших, как дым.
                          До нежного сжимания в груди
                          Нам делается сладко и приятно..."
"Вам трудно будет жить", - он говорил...
А мне было приятно слушать его,
              мне было трудно жить, я это уже знала;
              но он первый говорил мне: "вы"...
Прежде никто не говорил...
Тугур - подставка для охотничьей птицы..
                            Сокол на тугуре...
И вот еще Ксения Некрасова,
                                                      из нее:
"... люди прекрасней ветвей
Идут, идут,
Излучая любовь,
Что в сердце зажглась в моем..."

1996, июнь

Следующий текст