Мерцание: Книга стихов Пермь: Изд-во Пермского университета, 1995. / Фонд "Юрятин". Обложка В.Макаровой. ISBN 5-8241-0073-X 140 с.

1        5        9        13        17        21        25        29        33

*        *        *        *        *        *  *      *        *

ПИСЬМО В первых строках моего письма мне нечего сообщить. Весьма нелепо вот так начинать цыдулу. Я ж начал сдуру. Тебя волнует моя судьба? Постой, не спеши отчеканить "да!". Вспомни-ка про NaCl и Лота. Смекнула? То-то. И что с того, что моя любовь не только в рифму пускала кровь, коль мне удавалось всю эту пену обратно - в вену. "Любая стена - это дверь," - писал Эмерсон. Знаешь, а я устал доказывать эту простую схему башкой о стену. Время, прикинувшись дурачком, водило по лбу моему смычком. От этой музыки мне осталось: морщины? старость? Дочь, собираясь создать семью, навряд ли мне сообщит. Сную в памяти: там мы рыдаем оба, что пальчик - боба! Но тему мы переменим. Знай: всему и всем уготован рай. О нем мне только одно известно, что там не тесно. Конечно, ты спросишь меня про ад, похожий на кривозеркальный сад. Его, отвечу я по секрету, возможно, нету. На этом месте имеет быть точка: пора поубавить прыть писаке, зарвавшемуся слегка. Ну, все.                         В.К.

Стихотворение является одновременно и последом, и регенерацией после "Алсу", ибо ощущение собственного "духовного потолка" оставило на первых порах активно неприятный осадок. В иерархии моих интуиций "Письмо" стоит на пару порядков ниже предыдущего текста. Схема рифмовки с неестественной естественностью перекочевала из "Алсу" вместе с ритмом, а усечением в последнем стихе строфы я обязан тогдашнему чтению не помню какого стихотворения И.Бродского, у которого этот жест выходил очень изящно. "Письмо" - не наименование, а фиксация жанра. Адресат не назван, т.к. их было два (такое со мной случается), и они последовательно меняли друг друга. В финале, кстати, я обнаружил, что жанр письма исчерпал себя еще в первых двух строфах, а последующие только имитировали его, объединенные тем, чем обычно объединяется любой поэтический опус, т.е. энергией, скрытой под псевдонимом "Интонация". 5-8. Неумело начатый и сразу же прерванный разговор о возможности памяти реконструировать прошлое в настоящем, но уже в искривленном, мертвом виде. NаCl и Лота - претенциозный по форме намек на судьбу Лотовой жены. Репродуцирование библейских образов, надо отметить, вообще признак дурного вкуса. Жена Лота, конечно же, окаменела от любви к прошлому, защитив от него свою семью. Циничная мысль, что с прошлым нужно расставаться, смеясь, труслива и глупа. О трусости - попространнее. Прошлое порождает страх: мы либо боимся, что оно больше не повторится, либо боимся, что оно повторится. Человек обычно избавляется от страха через страх и через смелость. А смех - это коктейль, составленный из боязни прослыть трусом + невозможности быть смелым. Смеющийся человек всегда чего-то боится. Рефлекс хохота - пародийный вариант предсмертных судорог. Смех - это демагогия, т.е. мышление вне совести. О глупости - покороче. Невозможно расстаться ни с прошлым, ни с настоящим, ни с будущим - ни с чем. 9-12. Строфа малоинтересная за исключением того, что я сознательно в ней пытаюсь высечь себя за фальшивую рифму "Ли Бо в" (см. комм. 41-42 к "Кате Поплавской") сверх-традиционной рифмовкой "любовь-кровь". 13-16. Строфа спровоцирована надеждой, что видимое поражение в "Алсу" органично перейдет в невидимую духовную победу, но рефлексия, что победа - это поражение, которое просто разрешило себя на время уговорить считаться (называться?) победой, определила примитивный и "грушницкий" тон "мудрой усталости". 17-20. Домашняя заготовка. Изящная безделушка. Интерес представляет лишь первый (17) стих строфы. Мое критическое отношение к подобным вещам и при этом их наличие в текстах - казалось бы, несовместимы, но, во-первых, в нашем мире все совместимо, а во-вторых, должен высказать фундаментальную мысль: прямая воля автора в момент записи текста находится в подавленном (атакуемом) состоянии, так что речь может идти только о волевых импульсах, как бы "точках дееспособности" на общем фоне стихотворения. Фраза: "Позиция автора не всегда (часто) не совпадает с его позицией" - немного, но проясняет положение дел. Так называемая же "чистка текста" пост фактум - суть ритуал Неискренности (а по мне, так и глупости, коей сам грешу и на будущее не зарекаюсь). В сущности, любой поэтический текст со схемой: "замысел-усилие-воплощение" - родственных отношений не имеет. 21-24. Попытка распустить "слюни" + неостановимое желание включить в текст "детское" слово - "боба". Возможно, "боба" просто реализовало себя через строфу, вампиризируя на ней, тем паче лично я не помню, чтобы мы с дочерью когда-нибудь рыдали вместе. 25. Откровенный "рывок", попытка решить проблему нахрапом (поэзия по сути и есть попытка "взять мир на горло"). Большинство текстов, которые я записал (и не только я), двигались именно так. Стихи на одном дыхании - очень редки и являются, как мне кажется, той же самой, но только неосознанной "аритмией". И разницу между этими двумя видами нужно искать в степени сопротивляемости автора некой агрессии. То, что обычно строки и строфы суть осколки разных небес и склеены буквально слюной, не должно пугать. Это нормально ровно настолько, насколько это нормально. Человеческое восприятие адаптирует любую информацию как нечто принципиально целое, даже если дело обстоит не так. А дело обстоит не так всегда. Утверждаю (хотя утверждать можно все, что угодно, т.к. ни одна мысль не противоречит никакой другой мысли), тем не менее для красоты слога я утверждаю, что рассматривать стихотворение как единое целое - некорректно, ибо любой поэтический текст - по определению не-единое и не-целое. Проблема адекватного восприятия читателем авторского замысла через текст - надуманная проблема, поскольку предмета ее обсуждения не существует. Возникают сложности? Но сложность - это процесс, а простота - его завершение. Оба этих понятия не исчерпывают реальность (даже ее поэтическую имитацию). 26-28. Согласен, что мысль тривиальная, но именно эти строки (особенно 28) я посчитал для себя большой удачей. 29-32. См. комм. к 26-28. Обе строфы являются, как мне кажется, теми "точками дееспособности", о которых речь шла выше.       Кривозеркальный - я представил себе: деревья, кора, ствол, ветки, листья (пожалуй, листьев не было) - все растет в виде кривых зеркал. Но как только я "понял", что деревья никого не отражают, а просто дымятся белым внутри себя, мне стало ясно, что человеческих душ там нет. Вот чем объясняется противоречие 30 стиха (ад вроде есть) и 32 (его вроде нет). Будем надеяться, что сколько противоречий в произведении художника, столько раз Истина плюнула в его сторону. 33-37. Финишировал я очень неожиданно для себя, т.к. считал, что письмо будет длинным, как все мои предыдущие опыты в этом жанре, но не обнаружив на месте "адресатов" и преодолев "комплекс Алсу" (для этого мне, видимо, и был нужен текст), я решил закончить стихотворение. Правильнее было бы оборвать его еще на 32 стихе, но давление существующей Эстетической Доктрины заставило меня еще чуть-чуть повыкаблучиваться.       Зарвавшийся - рефлексия по поводу запретных, в общем-то, тем, которых я коснулся в двух предыдущих строфах. "Миф - это сверхреальность. Стихи - сверхречь. Поэзия - выражение мифа стихами, т.е. сверхреальности сверхречью", - так я еще недавно определял поэзию. Теперь же (ср. зарвавшийся) стал куда скромнее.





Продолжение книги