Мерцание: Книга стихов Пермь: Изд-во Пермского университета, 1995. / Фонд "Юрятин". Обложка В.Макаровой. ISBN 5-8241-0073-X 140 с.

1        5        9        13        17        21        25

*  *  *    *    *    *    *  *  *    *    *        *    *    *      *

* * * Ветра плывут на золотой волне. Заметна в небе маленькая дверца. А бесконечность выхода во мне найти не может даже через сердце. Я вижу, как цветочною пыльцой обметан узелок пчелы рабочей, как любят муравьи напомнить рой, а размноженье родинок - не очень. Мне боязно, что сердце шебуршит, вокруг себя взбивая кровью кокон: почем мне знать, кому принадлежит в нем быстро вызревающее око, готовое внезапно приподнять не веко, а наморщенную пленку; я все равно ослепну - благодать за ней или гудящая воронка. Захочет ли высокопарный Бог помочь мне стать дневного света тоньше, когда я завалюсь на правый бок или на левый, что не будет больше иметь значенья? Мне невмоготу (а, может, вмоготу, да я не знаю) дрожать всю жизнь на золотом свету в конце столетья и в начале мая, не понимая, как, взорвав нули молекул, стекленеющее тело отбросит в небо тень моей любви, от страха замирая то и дело.

Запись текста началась неожиданно. Никакого предварительного замысла не было. Стихотворение вынырнуло из до-проявленности чисто: без позора внешних мотивировок. Возникла вибрация, которую я (по человеческим меркам очень быстро - не более двух секунд) перевел в первую фразу, правда, она уже в момент записи частично вошла в мертвую зону личных ассоциаций. Мысли о наименовании стихотворения не возникало вообще. 1. Возможно, стих был записан не таким, каким он роился в семантическом до-словарном облаке: там ветра, скорей всего, были тождественны золотой волне. 2. Рука, тянущаяся из небесной сини на одной из фресок Джотто, приложила себя к созданию образа маленькой дверцы. 3-4. Меня всегда возбуждал вопрос, как Бесконечное (божественное) может выразить себя "технически" в конечном (человеке). Либо Бесконечному надоест совершать эти бесплодные попытки (Вивекананда), либо человек - промежуточное звено (Шри Ауробиндо), и нам, каждому, предстоит, как минимум, совершить то, что совершил Иисус Назарянин: родиться человеком и стать богочеловеком, умереть, воскреснуть, разрушить границы разных измерений, пока еще непроницаемых для нас (ап. Павел). Противительный союз "а" в начале 3 стиха означает, что возникшая было надежда решить все проблемы через вход в пантеистическую плазму (1-2) гасится ощущением, что я - уже нечто противоположное миру, его стихиям=духам и самой материи. 5-8. Атавистическая попытка через эстетизацию плотных ("сальных") аспектов мира вернуть ему ценность. Попытка остается безрезультатной, т.к. иной и быть не могла. 7-8. Использована домашняя заготовка. Сравнение копошащихся мурашей с размножающимися родинками - дикое сравнение, его не спасает даже изящная отрицательная метафора. Зрительно-живописные образы и их сопряжение через взаимное "пищеварение" ("как", "будто", "словно" и т.д.) - явление, конечно, частное по определению, но очень, как выясняется, агрессивное (эффект Циннобера). Кстати, связка "муравьи - родинки" тривиальна в современной поэзии, а я, завернув ее в новую блестящую бумагу, ничего не сделал, кроме того, что сделал. Желая успеха, можно в лучшем случае добиться только успеха. Желая сравнения, можно в лучшем случае добиться успеха сравнению. Проблема же в том, что станет гравитационным центром: воля образа затянет автора в свою черно-белую дыру или наоборот. Грубо говоря: кто не мыслит духовными категориями, тот начинает мыслить эстетическими. Форма - это неосознавшее себя содержание (прогрессивный аспект); форма - это отмирающее содержание (регрессивный аспект). А если попробовать еще более ясно сказать, то замечу: поэзия, сама являясь лишь формой, рефлексирует в сознании автора как форма и содержание, т.е. как форма и форма формы. 9-12. После неудачной, почти номинальной попытки (5-8) отсалютовать миру=природе в ущерб "бездне" в себе самом, текст все-таки обращается к последней, что и составляет главный "предмет" стихотворения. 9-10. Сердце - орган тайны. Ритуальные движения его двойных сокращений - тайна вдвойне, но именно из сердца, по моему разумению, будет дан материальный сигнал к общему метаморфозу. Отсюда - понятен образ взбиваемого кокона. (Надеюсь, понятно, что ассоциативные связи, о которых идет речь в комментариях этой книги - транскрипция главных вневременных соответствий реальности и сверхреальности, а не грубых причинно-следственных отношений, как может показаться на первый, да и на второй взгляд). 11. Предательское сомнение, которое даст такие неоперабельные метастазы, что потребуется убить два текста, чтобы хоть как-нибудь ("по-чернобыльски") его похоронить. 12. Быстро вызревающее - ретроспективный намек на то, что процесс метаморфоза вряд ли имеет корни в длительном эволюционном хронотопе. Процесс этот - по времени - мгновенный, точнее, вообще не принадлежит времени. 13-14. Образ спровоцирован не ассоциацией с третьим глазом, а, скорей всего, кинематографическими "ужастиками". 15-16. Боязнь, что Я исчезну в любом случае (Бог ли в сердце или Дьявол захватит его) - следствие атавистического обожествления Личности как непреходящей ценности. Личность - инкапсулированное состояние очередного (далеко не последнего) скачка нашего сознания. Этапы "эволюции": 1) коллективное бессознательное -> 2) индивидуальность -> 3) личность -> 4) святость -> 5) соборное мышление святых -> 6) катапультирование в Тонкий План и начало новой парадигмы восхождения. Загвоздка заключается в том, что на уровне Личности одновременно вибрируют все шесть только что перечисленных центров "управления процессом", и все они находятся не в снятом, а в активном состоянии. Личность по определению равна неустойчивости. Личность, по сути, - просто псевдоним этой метафизической неустойчивости. Личность - самое уязвимое звено в восхождении "от бессознательного через сознательное к сверх-сознательному" (Н.Бердяев? Н.Лосский?). Преодоление Личности на бытовом уровне есть преодоление Стиля. Стиль - это индивидуализация, выдаваемая за Бога. На Стиль молится вся художественная братия. А что есть Стиль? Усовершенствование собственных несовершенств по пути несовершенства. Стиль - форма окаменелости... На этой ноте отсебятины позволю себе закончить пассаж. 17-21 (до знака вопроса). Между 16 и 17 стихами лежит значительное пространство нескольких эмоционально окрашенных взрывов в сознании автора. Вот их версия в последовательности: 1) до времени отброшено размышление о Дьяволе или Боге в сердце, 2) проблема метаморфоза и борьбы с "Я" штрихуется другой проблемой -> 3) самопроизвольным переходом в Тонкий План через смерть (инкарнационный аспект), 4) неуверенность, что "заслужил" переход в "райские кущи" (вульгарно-христианский аспект). Именно отсюда отрицательный "кивок" (эпитетом высокопарный) в сторону Бога как Судии, явно настроенного против автора, т.к. даже сам автор=я, по совести, настроен против себя. 21-24. Опять мимолетно мелькнула надежда на пантеистическую плазму. 23. Дрожать - два взаимоисключающих значения: а) дрожать от страха, б) дрожать=вибрировать внутри надежды. Эта двойственность не была разрешена и повисла в воздухе авторского воображения, а если и попыталась саморазрешиться, то очень посредственно, в псевдо-альтернативном аспекте 24 стиха: конец (столетья) - начало (мая). Я бы назвал это "мультипликационным снятием" антиномии. 25-28. Подверстав последнюю строфу к предыдущей и якобы упрочив синтаксическое единство внутренней рифмой (мая - не понимая), я тем самым попытался "скрыть" от интуиции текста, равной интуиции будущего читателя, факт несовместимости строф, т.е. факт разрыва между ними: в последней совершенно неожиданно для предпоследней меня взволновала мистико-материалистическая "технология" расставания души с телом. Сейчас мне не припомнить того "знания", лже-свидетелем которого выступают 25-28 стихи. Могу только сказать, что оно было связано поэтическим кодированием со "стекленеющим телом" и "тенью любви". В тривиальности результата я отдаю себе отчет. 28. Наделение протоплазмы страхом (функцией души) суть чувство вины перед телом, которое я не умею (а должен бы из благодарности) забрать с собой в Сияющее Посмертие. *** У Тебя, уважаемый читатель, я убежден, уже возникло ощущение разности трактовок твоих и моих (автора) трактовок (хотя я скорей уже бывший автор, ставший теперь читателем собственных текстов, т.е. занятый делом насколько стыдным, настолько и бесполезным). Но между нашими трактовками нет разницы, т.к. различаться могут предметы, лежащие в одном измерении, т.е. предметы, одинаковые в главном. Связка же автор-текст-читатель - всего лишь необязательная схема издания книги, а не реальное положение "предметов" связки. Автор и Текст - отношение с двумя результатами, один из которых всегда известен: художественное произведение - это поражение, ибо не может заменить собой Жизнь. Другой результат, вернее, не-результат - это сам процесс отношения, необязательной тенью которого служит его самозапись. О нем можно говорить бесконечно. Так что лучше сразу подведем итоги: произведенное - всегда поражение, процесс сам по себе - уже победа (хотя и это почти всегда сомнительно). Но вот автор сделал свое дело и, грубо говоря, свалил. Они (текст и автор) теперь умерли друг для друга. Собственно, самозапись и есть прокладывание маршрута для похоронной процессии. Имеем связь: Читатель и Текст. Текст как ноумен (вещь-в-себе) - химера. Главная тайна поэзии на земле - это тайна Читателя, а не Текста. Текст - пустая оболочка. После того, как ее оставил автор, она физически начинает искать Читателя. Высокомерие художника по отношению к Читателю - просто амбиция, ибо художник - это просто "порченый читатель", изредка исполняющий ритуальный танец метафизического кривляния под названием "творчество". Мы - Читатели. Если и есть у литературы задание, то это ее попытка спровоцировать объединение людей, несмотря на то, что даже в идеале оно, объединение, останется только пародией на соборное мышление. Но чем богаты, тем и рады. Не мы читаем книгу, а Книга читает нас, у Нее даже есть Имя.





Продолжение книги