Мерцание: Книга стихов Пермь: Изд-во Пермского университета, 1995. / Фонд "Юрятин". Обложка В.Макаровой. ISBN 5-8241-0073-X 140 с.

1        5        9    11        15        19    21        25        29    31

*        *  *    *    *  *        *            *        *        *    *

* * * Я засел в просторах адской почти равнины, названной (шутником ли, кем ли) "Уральские горы"; огляделся: сосны, березы, но не оливы, но не пальмы, а город Ч. и его заборы. Над полусферой метеопогодных свистит дыра в седьмом небесном диске, откуда триста лет тому негодных слетел в Россию в клекоте и писке гордыни кристаллический птенец (он в третьем томе Фасмера – синец). На ветвях молчат беспородные серые птицы, чей вылет из объективов в детстве мы проморгали, обратный отсчет начала для меня зегзица, кукушка то есть, то есть так ее называли. Сверхплотны небеса для появленья в них Господа, поэтому пока что довольствуемся пользою паденья предметов снега, белых и не страшных; а то – дождя взрывающийся храм взрывается и поливает нам. Я гляжу на воздух, покрытый гусиной кожей (что само по себе фантастично), из дешевизны слов выбирая имя, которое мне поможет обойтись без кровавой "родины" и злой "отчизны". Все длящееся ожидает света, еще во тьме зажмурившись заране, – так перенаряжается в поэта двойная слепота, пока в тумане, фантомы принимая за грехи, неряшливо рождаются стихи. А то, что мое присутствие здесь не повод думать, что жизнь началась, мне, увы, известно; и скоро этот меж двух зеркал помещенный холод свернется в точку, но это будет неинтересно.

Самый, наверное, "сделанный" – выморочный – текст. В момент записи предыдущего стихотворения я внезапно, как мне показалось, записал шестистишье (15-20 стихи данного текста). Состояние было кризисное, и обращение к духам природы, которые всегда помогали унять "боль", но не вылечивали ее, выглядело, как я вижу сейчас, естественным. Все неестественное началось позже, когда данный текст стал развиваться из середины, как раковая клетка, выдавая искусственную фрагментарность за кликушество. Признаюсь, что отношусь к ритмическому мичуринству и композиционному произволу (композиция и есть произвол) брезгливо, но, как видите, сам от этого не застрахован. Ритмический полифонизм – глупая попытка автора имитировать абсолютную власть над текстом. Амикошонствующий материализм этой попытки – однобок, хамоват, статичен, как любой "изм", взятый сам по себе. Композиционный же апломб – это внесение в текст под видом "авторского порядка" хаоса самого низкого пошиба, хаоса зарвавшегося кустаря. Априорно не являясь единством, стихотворный текст при таком положении дел совершенно начинает рассыпаться (рассыпаться в совершенстве) и если чем-то интересен, то только этим. 1-4. Ритм – компиляция ритма первых двух стихов "Элегия Н.Н." Милоша (перевод И.Бродского). И вообще интонация, безусловно, чужая. Имя И.Бродского уже раза три названо в книге. Справедливости ради надо сказать, что я постоянно нахожусь под влиянием многих поэтов, настолько многих, что стоит написать так: я нахожусь под влиянием всех поэтов – и это будет правдой. Но некоторых из них, тем не менее, мне хочется назвать особо: Константин Бальмонт, Андрей Вознесенский, Владислав Дрожащих, Александр Еременко, Иван Жданов, Михаил Лермонтов, Алексей Парщиков, Борис Пастернак, Ольга Седакова, Андрей Чукашин.       Адский – если рассматривать как определение Урала, то это навет, не более. На самом деле это – эхо тематики предыдущего текста, аукнувшееся таким образом. 5-6. Непоследовательное, невнятное воплощение чисто ментальной конструкции. Схема "Внешнего Космоса" в транскрипции данного текста: 1) сфера метеопогодных условий (в данном случае полусфера – с точки зрения наблюдателя, ограниченного горизонтом), где действуют нейтральные духи земли, вступая в беспорядочные отношения с "пришлыми" материальными духами; 2) эмоциональные испарения людей, их страстей и желаний (диск #1), где ими кормятся плотные, вязкие силы (астральные духи?); 3) ментальные испарения людей (диск #2), где "обедают" математические идеи Хозяина. Остальные "диски" не участвуют в пространственном движении текста, да и не знаю я толком о них ничего. Сама форма дискового решения – следствие традиционной ассоциации Дьявола с жонглером, вращающим (в моем варианте) на рапирах тарелки=диски, а отнюдь не теософская комбинация. Сакраментальное семь возникло не случайно (причина случая всегда в ближайшем прошлом или в настоящем, у закономерности она – в будущем, иногда очень далеком). Почему дыра только в седьмом, ведь по логике должны быть продырявлены и все остальные? Вариант ответа: все диски в моем восприятии – с отрицательной начинкой, но по протекции цифры семь я=автор, "забыв" об этом, наделил именно седьмой диск божественной функцией и мгновенно разыграл целую драму, мол, седьмой диск не выдержал напора со стороны Тьмы=Хаоса и был пробит (пробит, а не прорван, т.к. хрустальный). Вариант ответа, конечно, компромиссный, но ничего более правдивого сказать не могу об этом, потому что забыл. 6-10. Эго России, о котором идет речь, я не связываю с деятельностью царя Петра Алексеевича Романова, ибо в своей исторической роли он выступил как одержимый биоробот (с точки зрения "исторической роли" мы все биороботы, но человек, слава богу, не исчерпывается историей вообще и собственной историей в частности). Речь идет о драме материализма, одного из равноправных взглядов человека, обращенного скорей к Земле, чем к Небу. Именно он, материализм, был выбран Хозяином как форма проявления человеческого эгоцентризма в тот период. И внимательный, добрый, трудолюбивый сын материи – материализм – спятил и за триста лет, мутируя и переодеваясь, дошел до Атеистической Доктрины, о которой и не помышлял в предшествующие 30 веков своего существования. Последний бой, данный этой доктрине Фридрихом Ницше, стал, похоже, ее триумфом. 8. Не с клекотом, а именно в клекоте, т.к. поет птенец не сам, а с Чужого голоса, находясь как бы внутри тембра Хозяина. 10. Синец – табуистическое название черта. Здесь и дальше (например, зегзица в следующей строфе) в книге будут проявляться подобные слова, т.к. четырехтомное чтение словаря М.Фасмера, которое я предпринял для оживления словарной крови, не могло не дать "результатов". 11-14. Атавистическая строфа: образ птиц, которые вылетают из объективов в фотоателье (11-12) – домашняя заготовка, предназначенная для "мультипликационного" оформления животного мира Рая, что не было в свое время воплощено в тексте "Письмо", и, наверное, именно эта невоплощенность в соединении с зегзицей заставили меня совершенно не к месту "давить на психику" по поводу собственной скорой смерти (13-14), тем более, что умозрительные игры с последней мною уже сыграны и результат известен (см., например, стихотворение "Моя бабушка быстро дрейфует..." в моей книге "Стихотворения". Пермь, 1993. стр. 62). 15-20. Пропантеистические симпатии я не раз уже высказывал, здесь они выражены предельно ясно. Говоря выше, что человек бежит одновременно в две стороны, я имел в виду два метафизических вектора. На практике же человек бежит одновременно в нескольких направлениях: материализм (от вульгарного до натурфилософского), идеализм, мистические просветы, бытовое сознание – все они кружат человека вокруг его отсутствующей оси, вворачивая его в Небо и тут же впахивая в Землю, не забывая заставлять человека при этом тонуть в самом себе. Это "верчение" и есть состояние выбора – обычное рабское состояние Личности. Основной путь человека начинается за личностью, за выбором, когда психопатия последнего преодолена и наступает время (если это время) решений=действий, где нет места вопросу "что делать?", ибо либо существует дело и нет никакого вопроса, либо существует вопрос и нет, как следствие, никакого дела. 21-24. Оставляя без внимания мандельштамовский антраша (21), сразу перейдем к идее строфы, ибо она не была сколько-нибудь адекватно себе выражена и, возможно, "вписывается" читателем в текст с совершенно другим знаком. Родина – это горизонтальное отношение ландшафта ко всему, этот ландшафт населяющему. Родина не любит нас, а присваивает. Мы можем любить ее, она нас – нет, не потому, что не хочет, а потому, что не может. Мочь что-то – выше ее судьбы. Судьба Родины – коллективное бессознательное населения, помноженное на все, что угодно. Судьба Родины – это ее история. Человек двойственен: он историчен (поневоле) и духовен (по определению). Родина ненавидит тех, кто идет против ее судьбы, т.е. тех, кто желает=пытается сменить горизонтальный (исторический) вектор на вертикальный (духовный), кто не ставит индивидуальную карму в рабскую зависимость от коллективной. Горизонтальное расширение Родины до размеров Земли, Солнечной системы (космополитизм) и т.д. – ничего не даст, кроме утверждения Эго в космических масштабах. Патриотизм – анабиоз национализма. И нечего пудрить себе мозги, утверждая компромиссные варианты. Патриотизм – негреховный путь. Но все негреховные пути приводят когда-нибудь к греху. К любви приводит только любовь. К истине приводит только один – истинный – путь. Выбирая имя – здесь я упростил положение дел; выбор подразумевает какое-то наличие; правильнее было сказать: создавая? ища? взыскуя? – нет, ничего не подходит. Приходится признать, что строфа умерла, не родившись, по причине, о которой можно написать отдельную книгу. 25-30. Строфа – смотри назад в текст "В карандаш сужается рука..." (25-28) и вперед – в "Гомер на 7/9 хор..." (29-30). 29-30. Закодирован целый параграф размышлений: фантомы, населяющие астральные и ментальные "диски" проявляют себя чаще всего через греховные деяния человека, который, сублимируя чувство вины за "свершенное им", обращается к творчеству=искусству=искусу.       Неряшливо – подразумеваются не только черновые работы над стихом; здесь же и намек на нечистоплотность творчества вообще: наличие искусства суть отсутствие царства Божия в нашем сердце. 31-34. Если вычесть возможный элегический контекст, эти стихи как раз могут быть очень интересными, но, чтобы не громоздить парафилософские пассажи, от комментариев в данном случае воздержусь. Хотя со всей откровенностью (хорошо, пусть не со всей) должен сказать: поэзия – жаргон философии (возможно, и наоборот).





Продолжение книги