Стихотворения. |
ЖИЗНЬ ОТКРЫВАЕТСЯ СНОВА
Жизнь открывается снова на тыща пятьсот
девяносто третьем годе. Сэр Уолтер Роли
пишет из Тауэра отчаянное письмо
"От Океана к Цинтии". С воли
доходят слухи, что сэру секир башка,
какие бы он ни примеривал роли - от пастушка
до Леандра, потерявшего берег из виду.
В то же время, но в другом заведении, Томасу Киду
очень и очень не советуют выгораживать своего дружка.
И косясь на железки, испуганный драмодел
закладывает другого, а именно Кристофора
Марло (тоже драмодела), который
не столько сам по себе интересует секретный отдел,
сколько то, что имеет он показать
об атеизме сказанного Уолтера Роли
и его гнусном влиянии на умы.
Той порой Марло прячется от чумы
в доме Томаса Вальсингама (вот именно!) в Кенте.
Что он там сочиняет в последний раз,
неизвестно, но выходит ему приказ
прибыть в Лондон, где ударом кинжала в глаз
он убит. Потужив о двойном агенте
лорда Берли и Феба, друзья дописывают последний акт
"Дидоны" и историю о Леандре.
Чума то уходит, то возвращается, как
придурковатый слуга, и театры
то открываются, то закрываются на неопределенный срок,
и Шекспир, рано утром поскользнувшись на льду,
едва не разбивает голову, которой пока невдомек,
какими словами горбун соблазнит вдову;
но он знает, что такие слова должны найтись,
и он находит их в тот самый миг,
как летящий с Ла-Манша незримый бриз
оживляет, как куклу, уснувший бриг.
СТРОКИ
Летиции Йендл, хранительнице рукописей
Фолджеровской Шекспировской библиотеки
Зима. Что делать нам зимою в Вашингтоне?
Спросонья не поняв, чей голос в телефоне,
Бубню: что нового? Как там оно вообще?
Тепло ль? И можно ли в гарольдовом плаще
Гулять по улицам - иль, напрягая веки,
Опять у Фолджера сидеть в библиотеке...
Врубившись наконец, клянусь, что очень рад,
Что "я смотрю вперед услышать ваш доклад",
Роняю телефон - и, от одра воспрянув,
Бреду решать вопрос: какой из трех стаканов
Почище - и, сочку холодного хлебнув,
Вдыхаю глубоко и выдыхаю: уфф!
Гляжуся в зеркало. Ну что - сойдет, пожалуй.
Фрукт ничего себе, хотя и залежалый.
Немного бледноват, но бледность не порок
(А лишь порока знак). Ступаю за порог.
Феноменально - снег!
Ого, а это что там,
Не баба ль белая видна за поворотом?
Хоть слеплена она неопытной рукой
И нету русской в ней округлости такой,
Что хочется погла... замнем на полуслове,
Тут феминистки злы и вечно жаждут крови!
А все же - зимний путь, и шанс, и день-шутник...
Сгинь, бес. Толкаю дверь, и вот я в царстве книг.
Перелагатель слов, сиречь душеприказчик
Поэтов бешеных, давно сыгравших в ящик,
Держу в руке письмо, где мой любимый Джон -
Уже в узилище, еще молодожен -
У тестя милости взыскует... А не надо
Крутить любовь тайком, жениться без доклада!
Кто десять лет назад, резвясь, писал в конце
Элегии "Духи" о бдительном отце:
"В гробу его видал"? Не плюй, дружок, в колодец,
Влюбленный человек - почти канатоходец,
Пока его несет во власти лунных чар,
Он в безопасности; очнуться - вот кошмар.
Хранительница тайн косится умиленно
На то, как я гляжу на подпись Джона Донна,
Смиренно в уголок задвинутую: - Вот!
Постой теперь в углу! - Но страх меня берет,
Когда я на просвет след водяного знака
Ищу, как врач кисту, и чую, как из мрака
Скелет, или верней, тот прах, что в день суда
Вновь слепится в скелет, сейчас ко мне сюда
Зловеще тянется, чтоб вора-святотатца
До смерти напугать - и всласть расхохотаться!
Скорей в читальный зал. Едва ль "монарх ума"
Прилюдно станет мстить. Ученые тома
Берут меня в полон и с важностью друг другу,
Как чашу на пиру, передают по кругу.
Я выпит наконец. Пора пустой объем
Заполнить сызнова веселия вином!
Не зван ли я к Илье? Вахтера убаюкав
Заученным "бай-бай" и письмецо от Бруков
Из дырки выудив, ступаю на крыльцо.
Пыль снежная летит, и ветер мне в лицо,
Но бури Севера не страшны русской Деве.
Особенно когда она живет в Женеве.
УОЛТЕР РЭЛИ В ТЕМНИЦЕ
Был молодым я тоже,
Помню, как пол стыдливый
Чуял и сквозь одежу:
Это - бычок бодливый.
С бешеным кто поспорит?
Знали задиры: если
Сунешься, враз пропорет -
И на рожон не лезли.
Марсу - везде дорога,
Но и досель тоскую
О галеоне, рогом
Рвущем плеву морскую.
В волнах шатался Жребий,
Скорым грозя возмездьем,
Мачта бодала в небе
Девственные созвездья.
Время мой шип сточило,
Крысы мой хлеб изгрызли,
Но с неуемной силой
В голову лезут мысли.
В ярости пыхну трубкой
И за перо хватаюсь:
Этой тростинкой хрупкой
С вечностью я бодаюсь.
ПЕСНЯ
о несчастной королеве Анне Болейн
и ее верном рыцаре Томасе Уайетте
Милый Уайетт, так бывает:
Леди голову теряет,
Рыцарь - шелковый платок.
Мчится времени поток.
А какие видны зори
С башни Генриха в Виндзоре!
Ястреб на забрало сел,
Белую голубку съел.
"Уни-сва кималь-и-пансы..."
Государь поет романсы
Собственного сочине...
Посвящает их жене.
Он поет и пьет из кубка:
"Поцелуй меня, голубка".
И тринадцать красных рож
С государем тянут то ж:
"Уни-сва кималь-и-пансы..." -
И танцуют контрдансы
Под волыночный мотив,
Дам румяных подхватив.
А другие англичане
Варят пиво в толстом чане
И вздыхают говоря:
"Ведьма сглазила царя".
В темноте не дремлет стража,
Время тянется, как пряжа,
Но под утро, может быть,
Тоньше делается нить.
Взмыть бы, высоко, красиво,
Поглядеть на гладь Пролива! -
Гребни белые зыбей -
Словно перья голубей.
Улетай же, сокол пленный! -
Мальчик твой мертворожденный
По родительской груди
Уж соскучился, поди...
СОН,
записанный на обороте
перевода У.Б.Йейтса
Снится мне:
лезу я к Ейцу в гнездо,
Ейцовы яйца
хочу своровати,
Черной букашкой
на скальном раскате
Лезу,
стремясь докарабкаться до
Башни -
уступа -
расселины -
где
Ейц баснословный
крылом помавает,
В небо взмывает
и в тучах ширяет,
Яйца беспечно
оставя в гнезде.
- Накося-выкуси! -
яростным ртом
Кличет, клекочет он:
- Накося-выкуси! -
И канарейка
икает на фикусе,
И соловей
на суку золотом.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Жутко мне, ох!
окаянному лезть.
Пепел на голову
сыплет скала мне,
Щебни и кремни
и крупные камни.
Что же, безмозглый,
я делаю здесь?
Кто же я -
выродок или урод,
Змей или гад,
ввинтовую ползущий?
Или кукушка я
наоборот -
Чадолюбивая -
иль, того пуще,
Тот бедолага,
кого серафим
На перепутии
утром не встретил?
Разве же яйца
мне высидеть эти
Теплым,
усидчивым задом своим?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Снится мне:
фалды кругом подоткнув,
Я на корзине
сижу по-турецки...
Клюнуло!
О, этот остренький клюв!
Вот наконец-таки
вывелись ейцки!
ТАНЦУЮЩАЯ ДЕВУШКА
How can we know the dancer from the dance?
W.B.Yeats
Трещит цивилизации уклад,
Куда ни глянешь - трещины и щели;
Меж строчек новостей клубится ад,
И сами буквы будто озверели.
А ты танцуешь, убегая в сад,
Под музыку невидимой свирели.
Дракон, чтоб укусить себя за хвост,
Взметает пыль нелепыми прыжками;
Герои выбегают на помост,
Кривляются и дрыгают ногами.
А ты, как этот купол, полный звезд,
Кружишься - и колеблешься, как пламя.
Я помню ночь... Не ты ль меня во тьму
Вела плясать на берег, в полнолунье?
Не ты ль меня, к восторгу моему,
Безумила, жестокая плясунья?
Твоих даров тяжелую суму
Снесет ли память, старая горбунья?
О скорбь моя таинственная! Столь
Беспечная и ветреная с виду!
Какую затанцовываешь боль?
Какую ты беду или обиду
Руками хочешь развести? Позволь,
К тебе на помощь я уже не выйду.
Ты и сама управишься. Пляши,
Как пляшет семечко ольхи в полете!
Я буду лишь смотреть, как хороши
Движенья бедер в быстром развороте.
Что зренье? - Осязание души.
А осязанье - это зренье плоти,
Подслеповатой к старости. Пока
Ты пляшешь, - как плясала без покрова
Перед очами дряхлого царька
Дщерь Иудеи, - я утешен снова:
Ведь танец твой, по мненью Дурака,
С лихвою стоит головы Святого.
ПЕСНЯ МЕЖЕВОГО КАМНЯ
I
Начинается песнь межевого камня.
Начинати же песню сию от Кадма.
На меже лежит камень, тяжел, как карма.
На меже лежит камень, на неудобье,
Между двух полей лежит, наподобье
Переводчика - или его надгробья.
На меже лежит камень, симво́л союза
Каннибала и Робинзона Крузо.
Слева рожь растет, справа кукуруза.
На меже лежит камень, на нем - коряво -
Буквы: влево поедешь, приедешь вправо.
Не читая, промчалась опять орава.
На меже лежит камень. Не веха и не
Башня. Может, мираж в пустыне.
Слева косточки белые, справа - дыни.
Слева поле жатвы, а справа - битвы.
Скачет князь Кончак чрез межу с ловитвы.
На меже дрожит камень, твердя молитвы.
Слева жарко, а справа - роса замерзла.
На меже лежит камень. Уж в поле поздно.
И луна над сараями сушит весла.
Под лежачим камнем немного сыро.
Уронила ворона кусочек сыра.
Если все, кому дорого дело мира...
II
Переводчик мирен. Уж так он скроен.
Между двух полей, ни в одном не воин.
Оттого-то и зад у него раздвоен.
С виду он неподвижнее баобаба,
В землю, как половецкая врос он баба.
Но внутри он - камень с небес. Кааба.
Между миром верхним и миром нижним
Он сидит на меже, непонятен ближним,
Занимаясь делом своим булыжным.
Улетай, ворона! Тут ничего нет
Для тебя; как ни каркай, он не уронит
Ни песчинки - и цели не проворонит.
Утекай, вода! В дребадан столетий
Утекай ты, пьянь, что достойна плети,
От него не дождешься ты междометий.
Ибо ты, как время, заходишь с тыла
В тот момент, когда жизнь валуну постыла,
И копытом подкованным бьешь, кобыла!
Ну и что - отколола ли ты полкрошки?
Посмотри, что с копытом? не больно ножке?
Ах, ведь ты и ударила понарошке!
Ускакала кобыла, и ворон в поле
Улетел. Начнем помаленьку, что ли?
До свидания - всем, кто не знает роли.
...Тихо в поле. В глазницах кремнёвых сухо.
Зачинается песнь от Святого Духа.
Это камень поет - приложите ухо.
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Тексты и авторы" |
Григорий Кружков | "На берегах реки Увы" |
Copyright © 2002 Григорий Кружков Публикация в Интернете © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго E-mail: info@vavilon.ru |