Стихотворения. |
ПАМЯТИ РИЛЬКЕ
Под мертвым куполом - расплывшийся огонь,
Торгующих толпа, глядящаяся дико,
Старушка, лодочкой сложившая ладонь,
На эскалаторе - Орфей и Эвридика -
Запомню, словно сон, и снова повторю:
Толпа безумная, торгующая в храме,
И нищенка-рука, к небесному Царю
Плывущая от нас с убогими дарами, -
Вот то, что видит он и то, что зрит она,
Когда печаль сняла с очей слепые бельма,
И ночь открылась им без края и без дна,
Качая возле глаз огни Святого Эльма.
Быть может, никакой там Эвридики нет,
Лишь даль безлюдная звездами осияна,
И лодка впереди, как зыблющийся свет
На мраморной плите ночного океана;
И голова певца за лодочкой плывет -
А буйная толпа, заждавшаяся плети,
Уходит без следа в валов круговорот,
Уходит, как вода сквозь золотые сети...
ВДОГОН ЕЕ УЛЫБКЕ
Должно быть, наша связь - ошибка,
И этот мир - ошибка тоже,
Вот почему скользит улыбка
По этой хитрованской роже.
Вот почему она бродяжка,
Коня троянского подружка,
У ней чеширская замашка
И в животе - глинтвейна кружка.
Она, конечно, виновата,
Но жизнь, ей-богу, так забавна,
Как будто теребят щенята
Послеобеденного Фавна.
Они тревожат отдых Фавна,
Они покой смущают Овна,
И шалопайничают явно,
И получают год условно.
Преступник спит, улыбка бродит
По бороде его небритой,
Идет направо - песнь заводит
О юности полуразбитой.
Бывает глухо, словно в танке,
Но разбежится дождик мелкий,
И вспоминаются Каштанке
Ее счастливые проделки.
Улыбка, ты не просто рыбка,
Морей немая идиотка, -
Из глубины, когда нам зыбко,
Ты возникаешь, как подлодка.
Твой перископ на Лабрадоре,
Радар твой на Мадагаскаре,
Твое ли тело молодое
Я обнимаю и ласкаю.
И обнимаю, и ласкаю,
И отпускаю виновато,
Плыви, плыви, моя морская,
В даль милую - без аттестата.
СТАРИК
В дырявом канотье, в пурпуровых трусах
По пляжу он идет, как клоун по канату,
И море на своих расстроенных басах
Играет небесам закатную сонату.
Магометане волн пред ним простерты ниц,
Готовится финал в скрипичном гуле шквала.
Он с тихой нежностью глядит в глаза блудниц,
Ища меж ними ту, что всем всегда давала.
Она идет к нему, она уже близка,
Прибой о ней поет и сладостно, и тошно...
И аплодируя триумфу старика,
Привычно хлопает отставшая подошва.
ВИЗИТ МОЛОДОГО ПОЭТА
Этот парень, хотя и смешон,
Не лишен поэтической жилки.
Он глядит на меня, как пижон,
Понимание пряча в ухмылке.
Я стою на другом берегу,
Дребезжу, как венок на могиле...
- Извините... судить не могу...
Да ему и не нужен Вергилий.
Хватит, видно, и так куражу
Довести до конца это ралли
По кренящемуся виражу,
По извилистой адской спирали.
Так какой тебе, к черту, "сезам"?
Что за тени счастливца пугают?
Научить? - Научился бы сам,
Если б знал, куда лошадь впрягают.
Остаюсь, чтобы думать свою
Отмененную веком идею.
И сверчиную песню пою,
И мычу, и во сне холодею.
* * *
прозрачная
еще не помутнела
еще не заросла ты ряской жизни
я вижу
как сильно сердце плавает в тебе
как поворачивает резко и упруго
хвостом размахивая золотым
могу часами за тобой следить
как кошка
НОЧЬЮ НА ШОССЕ
Оглянувшись, ты видишь его вдали -
огонек, что ныряет с холма в долину,
и невольно ширишь шаги свои,
словно взгляд почувствовав острый в спину.
Ты на тень косишься - пряма ль, горда? -
отмечая, как твердо пружинят ноги,
и примерно уже рассчитал, когда
обернуться опять и сойти с дороги.
И чуть-чуть не успеешь, всего чуть-чуть
своевременно голову повернуть,
когда вдруг, безжалостным светом залит,
обомлеешь, как заяц, в последний миг,
не поняв, что за ветер тебя настиг...
Мать родная! Да что же он не сигналит!
POST DICTUM
Больше уже и доказывать нечем: слово разбилось о слово,
Только остался голос твой певчий - виолончельное соло.
Птица, зовущая из тумана, из-за ночного болота...
Odor rosarum manet in manu etsiam rosa submota.
Утром я перво-наперво сдвину штору с окна и увижу
Красную в мокрых гроздьях рябину, поля осеннюю жижу.
Черного чаю с полки достану... Что еще, как не работа?
Odor rosarum manet in manu etsiam rosa submota.
Вот и осыпался бледный твой венчик, бледного сердца бескровней,
Будешь звучать поминанием вечным в мира унылой часовне.
Встречу - не вздрогну, даже не гляну, с нимба сошла позолота.
Odor rosarum manet in manu etsiam rosa submota.
Ветер, сломавший старые сосны ночью у нас на поляне,
Ангелом черным времени послан, ибо известно заране
Все, что Изольда скажет Тристану утром в саду Камелота.
Odor rosarum manet in manu etsiam rosa submota.
Толстые щеки пыжат пионы, солнце встает за лесами,
В зарослях вербы свищут шпионы зябликовыми голосами.
И, зажимая рыжую рану, млея от смертного пота, -
Odor rosarum manet in manu etsiam rosa submota.
ВОЛЬТЕР
Скажи-ка мне, Вольтер, сидящий в ступке,
Ты отвечаешь за свои поступки?
А если ты за них не отвечаешь,
То кто же отвечает, черт возьми?
Ты, может, просто-напросто скучаешь,
Когда свой вертикальный взлет включаешь,
Но неужели ты не замечаешь,
Когда с земли несется "тормозни"?
О командир летающего танка!
Какая в небе ждет тебя приманка?
Несчастная смешная обезьянка,
Скажи, куда карабкаешься ты?
Ты под луной проносишься со свистом,
Как вольный казачина в поле чистом,
И, усмехаясь этаким артистом,
На Божий мир взираешь с высоты.
И в этот час к тебе возводят взоры
Атланты, силачи и полотеры,
Банкиры, браконьеры, билетеры
И несколько скучающих джульетт.
А ты касаньем кнопки незаметной
Включаешь с ревом двигатель ракетный -
И, пролетая над родимой Этной,
Этнографам шлешь пламенный привет!
* * *
Она умела кричать, как ворона: "Каррр!" -
Вкладывая в это "каррр!" столько обиды на мир,
Что даже зеленый с розовым ежиком шар
Лопался, как будто в нем десять проделали дыр.
Она умела кричать, как ворона: "Каррр!" -
И спозаранку, когда я в объятиях сна
Еще посапывал мирно, будила в самый разгар
Блаженства - мерзкими криками из-за окна.
Может быть, это "каррр!" я больше всего и любил;
На эти губки смешливые - О, вундербар! -
Глядел неотрывно и радовался, как дебил,
Когда они вдруг издавали жуткое "каррр!"
Она взмахивала руками - и слетались полки
Ее товарок черных на черноморский бульвар,
Как в "Принце и нищем", она стаскивал чулки -
И начинался разгул этих черных чар!
И как заведенный злой чернавкою в лес,
Но пощаженный ради молений его,
Каждый миг ожидая гибели или чудес,
Я оглядывался и не понимал ничего...
Грех глядит на меня, позевывая и грозя,
Кара вензель свой острый вычерчивает за ним,
Смерть придет - и не удостоит взглянуть в глаза,
Только вскрикнет голосом твоим хриплым, родным.
В ЦИРКЕ
Зацепившись ногой за трапецию,
Устремляя под облаки взгляд,
Улетает красотка в Венецию,
Возвращается к мужу назад.
Он ей белые ручки выкручивает,
Он ее заставляет висеть
Над страховочной сеткой паучею,
Безнадежной, как всякая сеть.
Но и в этом чудовищном выкруте,
От которого сердцу темно,
Она бьется, клянется - но в игры те
Продолжает играть все равно.
* * *
От бабы требовать того же, что от Бога, -
Я полагаю, в том есть мудрости не много.
Бог - это Абсолют, а женщина - звено
В цепи земных причин; уж так заведено.
Она не Цель, не Путь; хоть целятся преметко
Охотники в нее и путают нередко
С Путем единственным; но разница проста:
Одно есть глубина, другое - высота.
Скачи хоть целый день, недалеко ускачешь
На этаком коньке; все, что в нее ты спрячешь,
Наружу вылезет и закричит: "Уа-а-а!"
(Привет почтеннейшему мэтру Франсуа!);
И если уже ты, моя Душа, решила
В такой худой Мешок свое упрятать Шило, -
Которым ты б могла проткнуть еще одно
Отверстье в небесах, чтобы щедрей сквозь дно
Блаженный брызгался на нас, подобный душу,
Дождь истины святой, - то мне ль неволить Душу?
СЫНУ
Как быстро роешь ты, подземный крот!
"Гамлет", I, 5
Одного отобьешь короля,
Двух валетов назойливых скинешь.
Но прицепится к дну корабля
Угрызенье - и вот он, твой финиш.
Иль, скача сквозь кусты напролом
За пугливой, бодливой любовью,
Тонконогим наскочишь конем
На глубокую ямку кротовью.
Иль, пустившись по легкой стезе
Правдолюба, судьи, следопыта,
Поскользнешься на женской слезе -
И на встречный наколешься выпад.
Потому что возмездие - крот,
Ибо кротко, невидимо роет,
И тебе никакой звездочет
Его тайных путей не откроет.
Ночью темной и ветреным днем,
Даже если ни ангела рядом,
Вспомни: все мы стоим под Кротом,
Под его немигающим взглядом.
ДРУГАЯ ПЛАНЕТА
И пока механический голос отсчитывает:
двадцать три... двадцать два... -
давайте резко передумаем
и вылезем из скафандров.
Вот она - другая планета.
Неправда ли, она вам что напоминает?
Солнце почти такое же,
и встречающие девушки
так похожи на провожавших
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Тексты и авторы" |
Григорий Кружков | "На берегах реки Увы" |
Copyright © 2002 Григорий Кружков Публикация в Интернете © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго E-mail: info@vavilon.ru |