Вчера, когда я возился с цветами, ко мне зашла старая приятельница.
          – Представляешь, – сказала она, – была вчера у кардиолога, нашли аритмию. Сердечко пошаливает.
          Я посмотрел на нее со страхом. Она закрыла глаза, повернулась и вышла быстро, как бы приволакивая правую ногу. Остановилась у двери. Потом резким движением распахнула ее и побежала. Ромашка качнула головой. Астры перебросились несколькими репликами – о чем они говорили, я не расслышал. Я стоял и смотрел на нее, убегающую по переулку, мимо красного "Корвета", принадлежащего семье моего соседа. Мимо мусорных баков, переполненных от забастовки муниципальных работников. Мимо низких, приземистых, серых пятиэтажек. На нее, в узких черных джинсах, в маечке с надписью "Biohazard".
          Я смотрел, пока она не остановилась. Взял сигарету из пачки. Прикурил от газовой плиты. Затянулся. Выпустил дым. Глиняный горшок с торфом вздохнул во сне. Два ириса в дальнем углу оранжереи стаскивали друг с друга остатки одежды.
          С этими цветами больше возни, чем с людьми, поверьте мне.

          Она вернулась. На этот раз я даже вспомнил, как ее звали. Но с того времени уже успел снова забыть. Какое-то слишком простое имя.

          – Так что же, – сказала она, – ты думаешь, это оно и есть?

          Я думаю, да. Я думаю, это оно и есть. Я их столько повидал, что хоть плачь. Я на этом собаку съел.

          – Уходи, Дина, уходи. Уходи, цветы разнервничаются.
          – Мне насрать на твои цветы. Это то самое?
          – Да, Дина. Скорее всего. Ты же знаешь, я не специалист.
          – А кто специалист?
          – Мало их теперь, что ли... Уходи, Дина. У ирисов приплода не будет.
          – Ебала я твои ирисы, понимаешь?

          Понимаю. Сейчас будем играть в Вильгельма Телля. Первая случка. Боже, сколько возни с этими цветами, если бы вы только знали.

          – Ты же понимаешь, сейчас ничего нельзя сказать. Месяца через два...
          – Месяца через два будет поздно.
          – Возможно. Уходи, я тебе не могу помочь. Иди к черту. Иди к чертовой матери. Уходи, Дина, я тебя прошу.

          Ушла. Захлопнула дверь. Но я действительно не знаю, что с этим делать. Сегодня ей придется огорчить своего парня. Сначала они попробуют. Но ничего не получится. Потом попробуют еще раз. Снова не получится. И тогда придется огорчить его.
          Но, с другой стороны, так всегда было. Просто форма теперь изменилась. И кардиологи уже не те, что раньше.
          Ирисы, кажется, кончили. Прошу прощения за каламбур. Значит, в июне будет приплод. Все, значит, у нас будет нормально. Я могу перевести дух. Взять еще сигарету. Рассказать вам, наконец, в чем дело.

          Дело в том, что последнее время всё чаще мои знакомые – самые разные – заболевают новой, неизвестной болезнью. Они не могут ни танцевать, ни заниматься любовью, ни даже курить. Любое действие, где присутствует хотя бы самая ничтожная ритмическая составляющая, становится для них недоступным.
          Они не могут вставать утром в одно и то же время каждый день. Они не могут проводить одно и то же количество часов где бы то ни было. Их шаги – разной длины. На улицах они часто останавливаются. Затем идут еще быстрее. Начинаются неприятности с сердцем, с легкими. Начинаются неприятности со всем.
          Они живут недолго и умирают, как правило, в результате собственной ошибки. Например, если долго дышали часто-часто. Потом дыхание останавливается. И они умирают. Винить тут некого.
          Но их мог бы спасти выводитель ритма.