СНАРУЖИ
А. работала в метро дежурной по эскалатору. Она сидела в стеклянной будке, там, где пассажиры переступали на потертые мраморные плиты станции, стараясь уловить тот момент, когда их ступенька вплотную подойдет к всепоглощающей и ненасытной гребенке. Постоянное и однообразное движение однородной человеческой массы убаюкивало А., и голова ее часто клонилась на форменный китель.
В час пик работы прибавлялось. Наверху, у входа на эскалатор, обычно собиралась толпа, и скорость движения ленты увеличивали. Внизу же, где дежурила А., пассажиры не успевали сходить с ленты, наталкиваясь на стоящих впереди, а на них, в свою очередь, наталкивались стоящие сзади.
- Проходите быстрее, проходите быстрее, - подгоняла их А., но ее призывы обычно оставались безрезультатными. А. удивлялась всеобщей непонятливости и бестолковости.
"Русским языком ведь говорю, - думала она, - ну что за народ".
А. не обращала внимания на то, что ее слова достигали только тех, кто уже сошел со ступеней. Эскалатор со всеми едущими на нем людьми представлялся ей цельным организмом, устроенным так, что слово, сказанное внизу, будет немедленно услышано наверху - подобно тому как информация о боли в ноге передается по каналам нервной системы в головной мозг. А. не выделяла в толпе отдельных лиц; все они - и эта беременная, и эта беспокойная, и этот бородатый, и эта взволнованная, и этот с газетой, и этот в галстуке, и этот дебил, и эта задумчивая, и этот испуганный, и этот в камуфляже, и этот с книгой, и эта в косынке, и эта красотка, и этот лысый, и эта мегера, и этот навеселе, и этот небритый, и эта озабоченная, и этот в очках, и эта печальная, и этот пьяный, и эта рассеянная, и этот самоуверенный, и этот седой, и этот солидный, и этот туповатый, и этот улыбающийся, и эта хмурая, и этот в шляпе, и этот со шрамом, и этот чудной, и те, кто стоят, и те, кто идут, и те, кто смотрит, и те, на кого смотрят, и те, кто спешит, и те, к кому спешат, и те, и другие, и остальные - все они были для А. лишь фрагментами единого и непрерывного эскалаторного потока.
РАСПОРЯДОК
В восемь Б. проснулся, умылся, выпил кофе и побежал по магазинам. В булочной он купил соль, в овощном - десяток яиц, в ларьке "Мороженое" - пачку пельменей. В заднем окошке универсама за три пустые пивные бутылки ему выдали одну с кефиром.
В десять Б. открыл дверь кафедры. Все сидевшие с серьезными лицами вокруг длинного стола испуганно посмотрели на него. Шел час политзанятий. Б. присел на краешек стула и внимательно прослушал сообщение о росте забастовочного движения в Новой Зеландии. Через полтора часа час закончился.
В двенадцать Б. сидел на кухне у родителей за тарелкой супа. За котлетами Б. сообщил, что дела у него идут хорошо, а за компотом узнал, что и у них все в порядке.
В два Б. подписал трудовое соглашение, в котором он, именуемый в дальнейшем "Исполнитель", принимал на себя обязательство выполнить все перечисленные ниже условия, в случае чего организация, именуемая в дальнейшем "Заказчик", оставляла за собой возможность выплаты ему вознаграждения.
В четыре у метро его ждал приятель, с которым они собирались встретиться последние пять месяцев. По дороге из "Беляево" в "Медведково" приятель рассказал, что он развелся и разменялся, а его жена вышла замуж и съехалась.
В шесть Б. забрал из детского сада мальчика из квартиры напротив. Дома оказалось, что это девочка.
В восемь Б. стоял с цветами по часами. Часы не шли и показывали полседьмого, а когда пришла она, то оказалось, что уже полдесятого.
В десять Б. открыл дверь темнеющего кинозала и провел свою спутницу на пятнадцатый ряд. Полтора часа пираты двадцатого века упорно сражались с мирным экипажем, но в финале были повержены и осуждены.
Б. проводил девушку и в двенадцать отправился домой, чтобы на следующий день с новыми силами взяться за дело.
ДЖАЗ
- Повтори-ка, - протянула чья-то рука пятирублевую купюру, и В. сел за рояль. Больше всего здесь любили романс "Моя слеза упала в твой бокал". В. исполнял его с таким отчаянным надрывом, что это граничило с насмешкой. Никто из слушателей, впрочем, не замечал его иронии.
Вечер близился к концу, и остальные музыканты, отдыхая, закусывали за ближайшим к сцене столиком. В. кончил играть и присоединился к ним. День выдался не слишком удачным - в кармане лежали всего четыре бумажки. Обычно набиралось больше. В. уже привык к некоторому уровню регулярных ежедневных доходов, хотя работа на этом месте со временем становилась для него все более невыносимой.
В. часто вспоминал далекие времена военно-музыкального училища и полковой оркестр, где он играл на кларнете. Когда выпадало свободное время, они с приятелем-трубачом шли в Дом офицеров и импровизировали там дуэтом. Больше всего им нравилась тема "Тело и душа", в которой они устраивали настоящее соревнование между резковато-прохладной трубой и мягким, задумчивым кларнетом. После училища трубач подал документы в консерваторию, а В. сразу ушел работать в гастрольную бригаду. Больше они не виделись.
Несколько лет В. мотался в "чёсы" по три концерта в день, порядком устал и в конце концов оформился в объединение ресторанных ансамблей.
- Разлей-ка, - сказал ударник, и все выпили еще по одной. Сегодня играть они уже не будут - если, конечно, кто-нибудь не заплатит четвертной. Но это вряд ли. Скорее всего, басист, как обычно, сбегает в буфет, и они отправятся продолжать застолье на чью-нибудь свободную хату, захватив с собой девочек из числа постоянных посетительниц, которые сегодня остались без работы.
Наутро В. проснется с больной головой и поставит на японскую вертушку старых итальянцев. К вечеру нужно возвращаться в рабочую норму.
"Нужно было попробовать сдать экзамены вместе с трубачом, - подумает В., - совсем другая была бы жизнь".
ЭКСКУРСИЯ
По Садовому кольцу ехал красный "Икарус" с индонезийскими туристами. Впереди сидела Г., работавшая гидом-сопровождающим. Работы в это время года обычно было много: обитатели жаркого экватора приезжали освежиться в комфортном московском июле.
- Направо - кукольный театр, - сообщила Г.
Автобус уже сделал полный круг по кольцу, но не сворачивал к гостинице, а продолжал ехать дальше. Г. вначале удивилась, но решила все же не вмешиваться в работу водителя. Он лучше знает дорогу, а в ее обязанности не входит выбор маршрута. Г. отвечала только за то, чтобы вовремя называть появляющиеся по пути достопримечательности.
- Налево - Новый Арбат, - объявила она.
Туристы тоже не замечали, что не так давно уже проезжали той же дорогой. Мир за окнами автобуса был таким большим и непонятным, что все увиденное казалось новым и постоянно меняющимся.
- Перед нами - Крымский мост, - сказала Г.
Автобус продолжал ехать по кольцу, не останавливаясь и не сворачивая. Водитель помнил, что ему нужно было повернуть. Он даже знал, где находится нужный поворот, однако еще в самом начале пути не успел перестроиться в левый ряд и проскочил мимо.
Водитель продолжал ехать дальше и в один прекрасный момент вдруг понял, что снова едет по той же дороге, причем в том же направлении. Это открытие поразило его. Еще в школе ему говорили, что если идти все время прямо, не останавливаясь и не сворачивая, то в конце концов вернешься на то же место, откуда ушел, но с другой стороны. Только идти нужно было очень долго. Но теперь у водителя был автобус, и он не шел, а стремительно несся, не останавливаясь и не сворачивая, и действительно каждый раз возвращался на старое место.
- Направо - парикмахерская, налево - булочная, прямо - прачечная, - уже устала перечислять Г. - Земля - круглая! - воскликнул водитель, и Г. перевела это на индонезийский.
ЖИВОПИСЬ
Когда Д. поступил в художественное училище, в искусстве господствовала доктрина абстрактного схематизма. Разрешалось изображать только простейшие геометрические формы: портреты делались при помощи кругов, для бытовых сцен использовались треугольники, критерием качества служила строгость линий, а уровень мастерства измерялся циркулем.
Как-то в мастерской Д. нечаянно опрокинул на лист ватмана баночку с краской и поразился полученному эффекту. Расползающееся пятно таило в себе бесконечные возможности для интерпретации. Неожиданно появившийся учитель потребовал немедленно разорвать и выбросить лист с пятном. Д. покорно согласился и вернулся к этюдам гипсовых кубов.
Вечером Д. открыл дома банку с краской и выплеснул содержимое на белый лист. Пятна и брызги образовали причудливую композицию. Д. добавил краски из другой банки. Вскоре все пространство листа оказалось покрыто цветными разводами. Так возникло первое произведение в манере "свободного пятна".
Д. стал работать каждый вечер. Когда набралось достаточно готовых листов, Д. попытался организовать выставку в Клубе студента, но в первый же день Совет по надзору закрыл экспозицию, а через неделю Д. был исключен из училища.
Первое время Д. подрабатывал частными уроками, а потом ему удалось устроиться учителем рисования в среднюю школу. В каждом классе Д. обязательно посвящал одно занятие рассказу о нетрадиционных творческих методах. Обычно его слушали не очень внимательно; лишь однажды такая лекция вызвала неожиданный интерес, и Д. пришлось отвечать на дополнительные вопросы о "свободном пятне".
Через несколько лет художественный мир был потрясен экспозицией, перевернувшей все прежние представления о живописном каноне. Среди авторов Д. опознал своих школьных слушателей. На следующую выставку он принес свои ранние студенческие эксперименты, но они были отвергнуты отборочной комиссией как отмеченные печатью чрезмерного геометризма.
НАУКА
У Е. была одна глубокая страсть - математика. Все реальные события были для Е. лишь вторичными отражениями, бледными тенями явлений математического мира. Математика служила для Е. универсальной моделью бытия, а жизнь представляла собой лишь одну из возможных реализаций этой модели. Свое существование Е. представлял себе как некоторую функцию во времени - то возрастающую, то убывающую, с точкой перегиба и неясной асимптоматикой. Отдельные жизненные эпизоды Е. сравнивал с решением задач разной степени сложности, а доказательство трудной теоремы доставляло ему больше радости, чем удачное романтическое свидание.
Профессиональным математиком Е. никогда не был. В школьные годы он побеждал на олимпиадах, но на мехмат пойти не рискнул. А потом было уже поздно.
Е. занимался самообразованием, просматривал специальную литературу, разбирал сложные задачи, однако понимал, что возможности его ограничены. Век математика недолог - период активной творческой деятельности приходится на молодые годы. После тридцати от него уже не ждут успехов. Зная это, Е. оставил в конце концов попытки работать самостоятельно. Однако не интересоваться математикой он не мог. Е. досконально изучил историю и помнил имена всех выдающихся математиков разных времен. Если постараться, он мог перечислить и доказанные ими теоремы.
В свободное время Е. ходил на математические конференции и симпозиумы, получая удовольствие от присущей им атмосферы и от наблюдения за ходом мысли отдельных докладчиков. Он радовался удачным выступлениям и огорчался, если докладчики допускали промахи.
У Е. были, конечно же, и свои фавориты, чьи выступления он слушал особенно внимательно и за кого переживал больше, чем за других. В перерывах между заседаниями Е. активно обсуждал представленные доклады и часто вступал в споры с теми, кто недооценивал результаты специалистов, которых он считал ведущими.
Жизнь Е. была наполнена смыслом.
МИМОХОДОМ
На углу у магазина Ж. встретил старого знакомого.
"Сколько не виделись, лет пять-шесть?" - воскликнул Ж. "Это точно, лет семь-восемь", - ответил тот. "Ну как ты?" - "Да ничего, вот болею, на работу не хожу. А ты?" - "А я нормально, хожу, вчера вот с обеда задержался на полчаса, а там проверка, в отдел прихожу, а начальник - ты что это, конец квартала, по соцсоревнованию показатели, отдел подводишь, премию срежут, а я ему - да ладно, у меня в народном контроле Любаха, она меня вычеркнет, и все дела. А у тебя что?" - "А я врача на дом вызвал, жду, а она мне по телефону звонит, говорит - на что жалуетесь, я ей - кашель, говорю, температура, а она - приставьте трубку к груди и дышите, я подышал, а она мне - сульфадиметоксин три раза, в четверг придете с восьми до полвторого, а то у меня тут вызовов много. Ну а ты как?" - "А я тут пульку писал, до трех ночи сидели, сочинка, шестьдесят восемь копеек в плюсе, могло бы и рубль выйти, да на последней сдаче в гору залез, на шестерной без двух, фишка не легла - в козырях четыре-ноль, а в прикупе - вошки, обидно. А у тебя как?" - "А мы тут на хоккей ходили, там Мальцев по борту проходит и за ворота, на него защитник, а он - пас Скворцову, и штука, красиво было, потом еле-еле успели, без пяти уже, а там очередь, короче, я сунул, вынесли, не хватило, мы добавлять, а уже закрыто, что делать, пошли в стекляшку, а там один сухарь, кайфа никакого, а куда деваться? Ну а ты что?" - "А я тут с женой сервиз брал, мадонны, у нее в хозяйственном подруга, домой приносим, а одна тарелка треснутая, она мне - уронил, что ли, а я ей - смотреть надо, брак подсунули, она обратно в магазин, а там - ничего не знаем, ничего не меняем, она к подруге, та тоже в кусты, теперь не разговаривают, дуры. Ну а у тебя что?" - "А я тут чувиху снимаю, все путем, а она - учти, говорит, я до шестнадцати, чего, спрашиваю, часов, а она - нет, говорит, лет, у меня полтинники на лоб, лапшу, думаю, вешаешь, фэйс-то тертый, а сам ей - тогда гуляй, больно нужно".
Постояли еще, помолчали.
"Ну, я пошел", - сказал знакомый. "Ладно, звони, как время будет", - ответил Ж., и они разбежались в разные стороны.
ДОГМА
В большой коммунальной "Вороньей слободке" З. занимал одну комнату, а в соседней комнате жили трое его приемных сыновей. Четыре комнаты принадлежали семье преуспевающего продавца, а в темных углах длинных коридоров ютились многочисленные работники НИИ и КБ.
Служил З. начальником отдела, а все свободное время посвящал воспитанию сыновей. Родители З. пропали в разгар очередного социального конфликта, и он вырос сиротой. Еще в детстве З. узнал, что его дед был выдающимся, но не признанным при жизни педагогом. Труды его хранились в пухлой папке в нижнем ящике письменного стола.
Тяжелые времена не позволили З. окончить школу, однако грамоте он сумел обучиться как раз в той степени, чтобы прочесть все пожелтевшие листы, составлявшие содержимое папки. Понял З. далеко не все, но ему стало ясно, что именно в педагогической деятельности - его призвание.
"Если родители не смогли претворить в жизнь идеи деда, то это должен сделать я", ≈ с такой мыслью брал З. из детского дома троих мальчиков.
Не всем в квартире новые жильцы пришлись по душе, но в конце концов недовольные смирились с неудобствами и теснотой. Дети продавца даже подружились с мальчиками и давали им книжки, а старший вечерами стал пропадать у бородатого профессора, жившего рядом с кухней. Узнав об этом, З. отшлепал старшего и поставил его в угол, а книжки порвал и выкинул в мусорное ведро. З. считал, что дети должны читать только то, что написано их теперешним прадедом, а не забивать себе голову чем-то посторонним. Иначе в будущем они не смогут, в свою очередь, воспитать собственных приемных детей.
Соседи, узнав о действиях З., объявили ему бойкот, а старший сын потребовал размена квартиры. Тогда З. запер всех детей в их комнате и стал выпускать только в туалет. На второй день сыновья вылезли через форточку, и после этого их никто не видел.
Вскоре всех жильцов переселили в Северное Дегунино, кроме семьи продавца, которая заняла освободившиеся комнаты.
ЛЕГЕНДА
И. лежал на диване в наушниках и слушал последнюю запись оркестра имени Дэвида Копперфилда. На третьей композиции И. выключил магнитофон: музыка оказалась вяловатая. Не то что старый добрый "Чугунный аэростат", звучание которого всегда попадало в резонанс с внутренними ритмами организма И., давая иллюзию внутреннего освобождения и реализации скрытых способностей.
Своих дисков у И. было немного, и большей частью - недорогие "демократы". Особо И. ценил чешскую группу "Славяне". Когда в десятом классе он попал в больницу с желтухой, тоску и уныние палатной жизни помогала переносить их меланхоличная "Sunny afternoon" (в оригинале принадлежавшая, впрочем, знаменитым английским "Диким хищникам").
Два года назад в Алуште И. попал в одну компанию с чехом Рдличеком, кряжистым мужичком, отлично игравшим в волейбол. Весной в его теплице под Прагой уродились знатные помидоры, и на вырученные от их продажи деньги он приехал в крымский санаторий подлечить почки. Через неделю выяснилось, что в давние 60-е Рдличек был бас-гитаристом тех самых "Славян".
На факультете, где учился И., тоже были свои музыканты: два молдаванина со второго курса организовали трио "Северная Двина". По субботам в институтской столовой устраивали вечера. Пока ансамбль разыгрывался, все жались по стенкам, а когда гасили верхний свет, начиналась коллективная ритмическая эйфория. Домой И. возвращался в полупустом вагоне метро.
По воскресеньям И. ходил на толкучку, где собирались мрачные коллекционеры с портфелями и глазами жуликов. Разговоры о новых пластинках обычно заканчивались совместным побегом от дружинников.
В душе И. жила вера в Изумрудное Поле, на котором когда-нибудь наступит всеобщее единение Братьев по Духу. Порой его пугали сообщения о трагической гибели известных артистов, но И. верил, что энергия и гармония их музыки помогут ему преодолеть смерть и остаться вечно молодым.
СОЦИОЛОГИЯ
Й. был обыкновенным, похожим на всех человеком. Он родился в средней семье, жил в среднем доме и работал в среднем учреждении. На работе Й. проводил 8 часов в день и получал за это 175 рублей в месяц. Дорога домой занимала у Й. 0,9 часа.
Типовой блочный дом Й. был расположен в стандартном новом микрорайоне. В квартире Й. было 2 комнаты, 1 кухня и 1 санузел. В комнате стоял 1 телевизор, на кухне - 1 холодильник, а в санузле - 0,7 стиральной машины.
Й. познакомился с женой за 2,4 года до заключения брака и был старше нее на 3,3 года. В браке они прожили 5,8 лет. В семье Й. было 2 детей: 1,1 мальчика и 0,9 девочки.
После ужина Й. 0,8 часа смотрел телевизор, а потом 0,6 часа читал. Закончив чтение, следующие 0,7 часа Й. посвящал учебе и самообразованию. Затем 0,2 часа слушал радио, после чего 0,1 часа отдавал творческим занятиям. 0,4 часа Й. общался с друзьями, а потом 0,3 часа занимался физкультурой и спортом. После этого Й. на 0,5 часа выходил из дома погулять, а вернувшись, еще 0,2 часа отдыхал на диване. В 23 часа Й. ложился в постель и спал 7,8 часа.
Утром Й. ехал на работу в автобусе с интервалом движения 5 минут. Обед Й. на работе состоял из 3 блюд.
2 раза в месяц Й. с женой ходили в кино и смотрели 1,4 отечественного фильма и 0,6 иностранного. Театр они посещали 1,2 раза в год, а музей - 0,8 раза в пять лет.
1 раз в год Й. уезжал в отпуск, заплатив 0,3 стоимости путевки. В отпуске он проводил 0,8 месяца. Средняя температура воздуха составляла в дни отпуска 25,6 градуса. К концу отпуска Й. прибавлял в весе 2,9 кг, после чего его вес составлял 73,1 кг.
Рост Й. вот уже много лет оставался неизменным - 1,7 метра, а температура тела поддерживалась на уровне 36,6 градуса. Если Й. избежит несчастного случая, вероятность которого составляет 0,00241, то доживет до 72,6 лет, а его жена еще на 5,4 года останется вдовой.
ЗИМА
Каждый вечер К. сидела в своей комнате и ждала его звонка. Они познакомились в большой новогодней компании, возникшей стихийно из незнакомых, малознакомых и случайных людей. В начале вечера он не обращал на нее внимания, да и К. как-то не сразу заметила его. Все пили, потом сели за белый стол, что-то ковыряли в тарелках, снова пили, потом в другой комнате кто-то тихо перебирал струны гитары. К. передали полупустой стакан, она сделала большой глоток и поперхнулась. В стакане оказалась водка.
После К. сидела в большой комнате, одна, на придвинутом к стене стуле, сложив руки на коленях. Играла медленная музыка. Он вошел в комнату, увидел ее и пригласил танцевать. К. обхватила его руками и закрыл глаза. Он что-то шептал ей на ухо, и она кивала головой.
Потом они поехали к его другу, который тоже собирался праздновать Новый год. У него будет весело, говорил он. Ехали долго, через весь город. Друга почему-то не оказалось дома, но ключи от квартиры были под ковриком. В эту ночь К. не заснула.
Утром он встал с постели, прошел на кухню, долго гремел там посудой, а потом пригласил К. пить чай. На кухне было светло и неуютно. Когда они расставались, он улыбнулся и записал ее телефон.
Первые две недели прошли для К. как в тумане, а потом она узнала через подруг его номер.
"Привет, - небрежно сказала К. в трубку, - как дела?" - "Привет, - услышала она в ответ, - ничего". - "Что не звонишь?" - "Да все некогда". И после паузы: "Позвоню как-нибудь вечером".
Еще через две недели она увидела его с другой. "Только бы не заметил", - подумала она и поспешила прочь.
Каждый вечер К. ждала его звонка, но телефон молчал.
"Нет, он меня так не оставит", - думала она, вспоминая проведенные вместе часы.
В феврале К. поняла, что у нее будет ребенок. Вначале она ужаснулась, но потом свыклась с этим. Когда наконец позвонил он, К. повесила трубку.
ОБМЕН
Л. решил переехать ближе к центру и развесил на столбах объявления: "Царицыно на равноценную. Звонить с 19 до 22-х".
Пять минут восьмого позвонили. "У нас две комнаты в разных районах, этаж третий с лифтом и пятый с телефоном", - произнес приятный женский голос. "Не устраивает", - сказал Л., но телефон на всякий случай записал.
Следующий голос оказался мужским. "Давайте съедемся", - с ходу предложил он. "Зачем?" - испугался Л. "Потом выгодно разменяемся", - отозвался голос. Л. бросил трубку, и тут же раздался новый звонок.
"Вы платите пять тысяч, - предложил вкрадчивый голос, - и получаете прекрасную двухкомнатную". - "У меня нет пяти тысяч", - удивился Л. "Тогда четыре с половиной", - легко уступил голос. Л. записал номер, и телефон снова зазвонил.
"Я плачу четыре тысячи, - проревел напористый голос, - и вы переезжаете в мою комнату". - "Мне не нужна комната", - взмолился Л. "Тогда четыре с половиной". - "На четыре с половиной вариант как раз есть", - согласился Л. и записал номер.
Л. положил трубку и стал набирать предыдущий номер. Там оказалось занято. Л. снова положил трубку, но тут телефон зазвонил сам.
"Разменяемся очень выгодно", - предложил уже знакомый мужской голос. "Хорошо", - согласился Л. и записал номер.
Ответив еще на несколько звонков, Л. начал перезванивать по всем записанным номерам. Каждому голосу он назначил на следующий день свидание в своей квартире.
Через сутки начиная с семи до половины восьмого с интервалом в пять минут к Л. пришли шестеро незнакомцев. Первый измерил высоту потолка, вторая - площадь кухни, третий простучал стены, четвертый вышел на балкон, пятая открыла кран, шестой включил свет. Потом все стали совать друг другу пачки купюр, взяли у Л. для простоты расчета сорок рублей и ушли.
Л. вздохнул, сел в кресло и включил телевизор. Показывали пьесу Александра Володина "Спешите делать добро".
ДОРОГА ДОМОЙ
Когда М. садился в автобус, начинал накрапывать мелкий дождик. Еще вчера погода была солнечной, М. выходил без пальто, а сегодня небо затянуло и повеяло холодом. Днем М. забегался, не успел пообедать и хотел побыстрее добраться домой.
Дождь тем временем усиливался. На каждой остановке в автобус входили все более и более мокрые пассажиры. М. вначале пытался держаться от них в стороне, однако постепенно они стали составлять большинство. Плотно заполненный автобус ехал медленно, а вскоре и вовсе остановился.
- Машина дальше не пойдет, - объявил водитель. Двери открылись, и пассажиры, запахиваясь в плащи и раскрывая зонты, начали выпрыгивать на мокрый асфальт. М. вышел последним и оказался, как и все, на пустынном отрезке шоссе. Кое-кто стал ловить такси, но машины проносились мимо, обдавая голосующих грязными потоками из-под колес.
Держась подальше от дороги, М. направился в сторону следующей остановки. До нее было не меньше километра. Ветер тем временем стал сильнее, а дождь постепенно перешел в мокрый снег. Остальные пассажиры тоже брели поодиночке, и лишь некоторые сбивались в пары.
Темнело. Где-то на горизонте зажигались отдельные фонари и окна. Тропинку, по которой шел М., постепенно заносило поземкой. Вскоре он свернул в сторону от шоссе и, не разбирая дороги, двинулся прямиком через широкое поле. Когда М. остановился и огляделся, то уже не обнаружил поблизости никого из пассажиров своего автобуса.
Снег пошел стеной, и теперь М. мог видеть только следы позади себя. Иногда ему попадались еще чьи-то свежие следы, но, скорее всего, они были его собственными.
Наконец М. выбрался на заброшенную дорогу, на обочине которой стоял старый самосвал без правого заднего колеса. М. залез в кабину и сжался калачиком на просторном сиденье. Ветер бушевал и бил в стекла. Когда станет светлее, думал М., он сможет найти правильный путь и отыскать свой дом, который, надо надеяться, где-то есть.
БЕЛАЯ
В начале игры Н. поставили на поле h2. Дебют, как обычно, развивался в центре, и за первыми ходами она наблюдала со стороны. Лишь на 18-м ходу Н. решительно передвинули сразу на две клетки вперед. Положение на доске к этому моменту оставалось относительно спокойным. Правда, ее подругу с линии d уже успел съесть черный конь, но произошло это на другом фланге. К тому же белые за счет жертвы смогли получить позиционное преимущество, так что Н. огорчилась не слишком.
Ее собственная позиция выглядела неплохо. Перед ней было свободное пространство, слева она чувствовала поддержку соседки с поля g3, и даже угроза черного слона не вызывала тревоги - слона на пешку не меняют.
Положение ухудшилось, когда соседка продвинулась вперед и стала рядом с Н. Н. оказалась беззащитной под прямым ударом слона и с ужасом ждала следующего хода черных. Но обошлось - черные атаковали ладьей по линии с, а Н. на следующем ходу передвинули на поле h5. Вскоре грозный черный слон был съеден белым конем, которого, в свою очередь, поглотил черный ферзь. Партия переходила в миттельшпиль.
На 29-м ходу белые объявили шах черному королю, а на 30-м Н. почувствовала, что ее передвигают вперед. Это был рискованный для нее ход. Впереди, по левую сторону, на поле g7 стояла черная пешка, готовая ее поразить. Н. успокаивала себя тем, что такой ход был бы невыгодным для черных, поскольку ту пешку тогда бы съел белый конь с угрозой вилки на короля и ферзя. Но опасность оставалась, и Н. вновь с тревогой ждала ответного хода черных. Те, однако, сыграли иначе, и на следующем ходу Н. поняла, что ее ставят на поле g7 вместо черной пешки. Она ее съела!
Теперь Н. находилась на предпоследней горизонтали, и лишь один шаг отделял ее от перехода в ферзи. Н. была горда - не каждая пешка достигает таких высот. Но все же Н. не хотела, чтобы это произошло с ней именно сейчас. Н. видела, что уже на следующем ходу она неизбежно будет съедена черным ферзем. Ее судьба должна была вот-вот решиться, но отпущенное на игру время истекло, и партию отложили.
Окончание повести
