МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
Жили-были Сивухин и Збаравский. Они были ровесниками сорок лет, а потом оказалось, что один из них, Збаравский - совсем еще ребенок.
Збаравский работал лет двадцать на всевозможных заводах. И во все свои годы, очевидно из удальства, принципиально не носил кальсон.
Когда он собирался на свидание с Сивухиным, разразилась хрестоматийная русская снежная буря, и жена умолила его поддеть эти штуки. Втайне от мужа любящая женщина давно приобрела одну нежную, с начесом, пару. Збаравский нехотя покорился. Необычное ощущение нижнего белья настолько взволновало его, что когда он заявился в общежитие, где жил Сивухин, то просто сиял. Но прямого отношения к делу это сияние, увы, не имеет.
Поэтому Сивухин и Збаравский тут же приступили к делу: стали выпивать в честь сорок первой годовщины Сивухина. И так замечательно напились, что Збаравский позабыл о всяких кальсонах, метелях и ощущениях.
Это его и подкосило. Отправился Збаравский в туалет, спустил, по привычке, штаны и нагадил в кальсоны.
Сию историю никак не назовешь поучительной. Нет в ней, по-видимому, и никакого скрытого смысла, так сказать "второго дна". Если, конечно, не считать "вторым дном" те злополучные теплые подштанники.
В этой истории содержится лишь слабая надежда на то, что матерные проклятия и вопли должны утихнуть, любопытные соседи разбредутся по своим закуткам, Збаравский впредь будет осмотрительнее, а Сивухин не станет стирать кальсоны, которые распсиховавшийся приятель хотел было выбросить в форточку, да Сивухин убедил оставить ему на память. В хозяйстве пригодится - так он выразился.
Ох, не стирал бы ты этих кальсон, Сивухин, а лучше бы женился. Но куда там! Разве послушается!
Вот и неугомонный Збаравский кое-как, по-казацки, подмываясь из рукомойника, сетует собравшимся на то, что во всем виноваты бабы. Вечно становятся, дуры, поперек стихии. А она, стихия, к этому не готова.
Вроде того, что за окном, у Пушкина: "То как зверь она завоет, то заплачет как дитя".
ЧЕЛОВЕК-БЫК
Плиний пишет о некоей знакомой даме, которая родила слона, потому что во время беременности с большим вниманием смотрела на это животное. Другая дама по той же причине родила львенка.
Но и завороженная созерцанием людей звериная самка способна породить человека.
Так, известно, что в городе Казани одна корова родила странное теля с человечьей головою. Оно необыкновенно быстро росло и все больше делалось похожим на юношу. Татары, конечно, пристально следили за развитием этого существа, справедливо полагая, что оно появилось на свет ради какой-то особенной цели.
Действительно: возмужав, обретя внушительный вид и завидное красноречие, существо начало пророчествовать о близком и неизбежном падении города, о гибели всего татарского государства. Возмущенные татары постановили избавиться от коровьего сына и забили его, как забивают быков.
Однако вскоре под стены Казани в самом деле пришло большое русское войско во главе с ихним царем и после долгой осады захватило город. Тогда татары обнаружили, что зарезанный ими человек-бык и русский царь Иван Васильевич Грозный - одно лицо. И от этого у татар на душе стало еще гаже. Но человек-бык не прибег к мести. Ибо бык не мстит траве. Даже если эта трава стелется совершенно по-человечески.
ЖЕРТВА КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ
Пришел Новый, 1953 год, и деда наконец-то арестовали. Он много лет работал врачом в системе НКВД, чем-то там заведовал, и вот дождался.
Внук, дошкольник, был просто в восторге: посреди ночи огромные ледяные военные пришли и устроили в квартире тарарам. Представляете, весь рис и гречневую крупу в кухне они высыпали прямо на пол!
Деда увели, а домработница Варя сошла с ума. "Ноги моей не будет, - кричит, - всех я вас повыведу на чистую воду, вредители, морды жидовские!" Она хлопнула дверью так, что с этажерки упал бюстик Сталина. Бюстик разбил мальчику голову до крови и сам не выдержал, разбился.
Утром бабушкина сестра отвела кое-как перевязанного мальчика в поликлинику им. Семашко. Врачу она сказала, что на ребенка случайно свалился с полки бюст Пушкина. Бабушкина сестра, пожилой человек, оказывается, не могла отличить, Сталина от Пушкина! Мальчик с удовольствием поправил ее. Взрослые промолчали. Затем врач, насвистывая какой-то маршик, поставил на рану скобки, и все обошлось.
РЕБЕНОК N
Ребенок N очень хотел стать похожим на блатного. Образцом для подражания ему служил соседский Аркаша - дитя, расцветшее в тюрьме для малолеток.
Особенно красиво у Аркаши выходило сплевывание. Так как-то изящно поплевывал, что казалось, будто он не землю пачкает, а самовыражается. Это бывает: вот соловей поет по своей половой нужде, а людям - радость.
Ребенок N подражал Аркаше очень старательно. Он выучился поплевывать с невообразимой частотою. Скажем так: он чаще плевал, чем моргал. Дыхание? Дышал он, конечно, все-таки чаще, но самую малость. Разговаривать ему стало трудно - рот был постоянно занят. Опять же учеба - пришлось бросить школу. А ребенку, который бросил школу, это всем известно из учебников, одна дорога - в уголовный мир.
В этом нелицеприятном мире ребенок N получил вскоре за свою привычку плевать настолько мерзкую кликуху, что даже поостыл к любимому занятию. Но дело, как говорится, было сделано, и сейчас его прежнего имени ни одна живая душа не вспомнит. А вот имя Аркаши осталось в памяти людей.
Потому что история сохраняет имена посредственностей. В гуще всякой эпохи наверняка бродили экземпляры поядреней, позаковыристей Цезаря, Чингисхана, Гитлера, наших отечественных пугал. Всегда готовый умничать автор знает, что пес Пират умеет скалить пасть и, говорят, кусается, но где-то, на почтительном расстоянии от этих строк, слоняется безымянный волчара. И вот его пасть убеждает как-то больше.
По слову классика, "в человеке должно быть все прекрасно". Да, но прекраснее всего, по нашему мнению, в человеке должно быть развито воображение. Ведь человека без воображения, куда его девать? Опять в ребенки, что ли, плевки репетировать?
ЖЕНЩИНА В НОЯБРЕ
Где-то около двенадцати мы привычно слиняли с работы и направились в магазин.
Идем себе, идем, а навстречу женщина. Красивая сельская женщина, ну, может, малость подзаезженная. Наверно, доярка - руки ужасные.
- Здрастуйтэ, хлопци! Вы студэнты?
- Здравствуйте, студенты, студенты.
- От добрэ, тоди до вас е дило. Магарыч гарантыруетця. Мы як раз кабанчика ризаты збыраемось. Ну и всэ такэ... - Улыбается.
- А какое дело-то?
- Такэ дило, хлопци, дило хорошэ. Трэба, хлопци, дивку охвормить...
- Как это?
- Ну як, як, чи вы нэ знаетэ як? Тю, та вы шо, николы ни з кым цього нэ робылы? Ну, можэ хто-нэбудь? Мэни всэ одно хто.
- А что за девка?
- Та моя ж дочка!..
- Ой, мамаша, что вы такое говорите! Сколько годов дочке?
- Та симнадцять! Вона вжэ гожа, дужэ, хлопци, цэ трэба зробыты. Нэ бийтэся, вона хороша, красыва, дэсятыричку з мэдаллю зкинчыла!..
- Да на что это вам, мамаша? Может, нам с вами этим заняться, тем более если под магарыч!..
- Та шо вы, хлопци! Мэни воно вжэ не интересно. А йий трэба цэлку ламаты. Пойнимаетэ, е у нэи свий хлопэць, тутэшний, сусидив сын. Вин йийи любыть, хочэ жонытыся, а вона йому нэ дае. Кажэ, шо у нього "того уровня" нэма. Якого "уровня"? Дурна!.. Вона вважае, що прынця найдэ. А цей, вин на шохвэра вывчився, пийдэ у армию та и нэ повэрнэтця. И вона вид нас куды-нэбудь уидэ. Уси звидци бигуть! А вы б из нэю трошкы погулялы, вона любыть усякы высоки матэрии, ну и розъибалы б йийи. Мы з батьком всэ зробымо, и його батькы згодни, поможуть, колы трэба. А уйидэтэ - тоди й нашего, сусидського, вона до сэбэ пидпустыть! А там и розпышуться, дасть Бог! Зробить цэ дило, хлопци, а вжэ мы вас виддячим...
О, не стоит благодарности. Мы отделались шуткой. Посоветовали обратиться к специалисту-бабнику, здоровенному импозантному Валерику, пассивному педерасту. Он как раз невдали над обмороженным поголовьем сахарной свеклы скорбно возвышался. Побрела, побрела к нему, мать честная!
А мы, придурки, портвейна купили, грелись, про Тарковского рассуждали, курили в небо. За обедом Валерика подначивали, и был он смущен и пунцов.
НЕБЫЛИЦЫ В ЛИЦАХ:
САВВА-ИЗБАВИТЕЛЬ И САМОИЗБАВИТЕЛЬНИЦА
Царь Алексей Михайлович Романов, прозванный в народе "Тишайшим", был человеком истово религиозным и в то же время страстным любителем охоты. Не жалея времени, он самолично следил за воспитанием соколов, челиг и кречетов, при его дворе, ко всеобщему удовольствию, неправдоподобно размножились и непрестанно роились охотники ловчего пути в кафтанах, однорядках, ферязях; псари конные и пешие в кафтанах "инбарского" сукна, "черленых", подложенных крашениною разных цветов при нашивках кружевных с мишурою по девятнадцать алтын с полушкою за кафтан; кречетники в кафтанах из дараги кармазиновой Кизильбашского привоза; сокольники в кафтанах "киндячных", "стамедных", "зенденевых на русаках, по десяти хребтов русачьих, из тафты двоеличной", в телячьих кривых "сапогах большой, средней и малой руки", в поясах из крашеных лосиных кож. И уж конечно, все эти разодетые в пух и прах помытчики, степенные и стадные конюхи, стремянные, псаренные и корытные приказчики, клобучечные мастера при кречатне...
Насилие над животными уживается с христианством за милую душу. В Звенигородском уезде Московской губернии существовал, да и теперь еще по-советски музейненько существует Саввин-Сторожевский монастырь, основанный именем св. Саввы в 1377 г. В одно из своих посещений этой обители Алексей Михайлович отправился на охоту в окрестные леса. Сопровождающие высокое лицо мурмолки, тигиляи и охабни разбрелись кто куда. На совершенно одинокого царя из чащи вышел весьма назидательный медведь. Бежать не было никакой возможности, пришлось уповать на рогатину. Тщетно. Медведь подмял государя, дал напоследок перекреститься и почти уж было начал его есть (или что еще там медведи с царями делают?), как вдруг, откуда ни возьмись, раздался сладкий голос монархиста, поэта Льва Мея:
И медведь захрипел, как удавленный,
И свалился он на бок колодою.
Глянул царь - видит старца маститого,
Ряса инока; взгляд благовестника;
В шуйце крест золотой, а десницею
Опустил он топор окровавленный...
Затем, не проронив ни слова, старец растворился в метафизических дебрях вместе с топором.
Чудом спасенный Алексей Михайлович возвратился в монастырь, чтобы не в последнюю очередь навести справки о личности своего избавителя. Ничего особенно удивительного нет в том, что личность эта оказалась запечатленной на иконе Преподобного Саввы. Царь умилился и всячески благодетельствовал монастырю до конца своих дней.
Четырнадцатое дитя Алексея Михайловича "мегаломальчик" Петр недолюбливал попов и монахов, искренне презирал всякую охоту. Ему, для утоления ловецкого зуда, вполне хватало подручных желтозубых человечков.
В ряду любимых забав Петра Первого значится стоматология. Лишенные воображения голландцы преподнесли молодому русскому царю целый набор соответствующих железных принадлежностей. И с тех пор "бомбардир Михайлов" не отказывал себе в удовольствии поиграть в доктора. Вооружившись щипцами, этот громила бесцеремонно лез в рот зазевавшемуся подданному и с хряском выдирал оттуда что подвернется. В одной из комнат Монплезира был обнаружен впоследствии целый мешок высокой царскою рукою вырванных человеческих зубов. Кабинетный токарь Петра, Нартов, не раз бывал свидетелем того, как царь высыпал из мешка свои трофеи на пол, задумчиво разгребал их носком башмака вширь, стоя посредине, озирался и, видимо, прикидывал: нельзя ли сим верноподданническим зубным ломом инкрустировать какую ни то полезную поверхность?..
На ломберный столик хватало с большим избытком. Облагообразить борта любимой, первой "взятой на шпагу" шведской шнявы "Астрельда" либо паркет в столовой - едва ли. Досадуя, царь повелевал жене и дочкам счетом собирать зубы обратно в мешок, а сам стремглав бросался вон из дому на очередной промысел.
Замечательно, что всесильный ампутатор животов и душ российских брезгал "зубесами недоброхотными", т.е. удаленными без восторженного согласия на то самого ампутанта. Так ни за что не захотел принять от известного Меншикова двенадцать бочонков зубов украинских, в славную Полтавскую кампанию светлейшим Александром Данилычем снисканных. Немало времени проводя в трудах пыточных, Петр также не вынес, кажется, ни одного выбитого вражьего зуба из застенка.
Петр Великий умер, как до него умирали Петры обычные. Спустя год простодушный Нартов собрался было удалить некую гнилую отрасль из пасти законной своей супруги. Для чего дерзнул даже воспользоваться заветным, Его Величества, инструментом. Но за долгие годы проточенная лейб-токарем едва ли не до дыр, госпожа Нартова на сей раз оказала сопротивление. Весьма дуплистая, но еще крепкая баба отбила дурную мужнину атаку первой попавшейся под руку его же изделия дубовой балясиной.
- Не те теперь времена!.. - кричала Нартова. И в этом была, как ни крути, большая историческая правда. Эпоха великих реформ подошла к концу, и каждому настоящему радетелю за Отечество оставалось разве что скрипеть уцелевшими в бурях предыдущего царствования зубами да невесомым гусиным пером...
Дочь Петра Первого, Елизавета, взошедшая на престол в результате дворцового переворота 25 ноября 1741 г., утешила Андрея Константиновича Нартова тем, что назначила его руководить Академией наук и художеств, коей он что-то около полутора лет (1742-1743 гг.) и поруководил.
В личной беседе новая самодержица особо благодарила старого знакомца своего за сугубую деликатность описаний зубодерного папенькиного суеручия, вспоминать о коем "невозможно без скорбного вздоха". "Кроткия Елисавет" имела в виду надрукованные еще в 1727 г. А.К.Нартова "Достоверные повествования и речи Петра Великого".
Повторим и раз, и другой, и третий. Повторим, повторим, повторим: наши дети совершенно не обязательно должны разделять наши идеалы. Скажем больше - было бы даже странно, было бы даже страшно, если бы наши дети во всем походили на нас.
ЦА-ЦА
Мать говорит сыну: "Хотела купить курицу соученице в больницу. Пошла на Благбаз. Там такое творится! Коровью голову мужик продает прямо с земли. Лежит страшная голова с живыми глазами, смотрит на тебя, а на роге картонка: "Куплю DM". Сатанизм!.. В каждом мусорнике по три старухи ковыряются. Очередь наперла, лоток с копченой скумбрией опрокинулся - так люди кинулись расхватывать, пожилую женщину задавили!.. Прилично одетые все..."
Да ведь все это наперед известно! Отпрянувший от лица земли пьяный с кровавым зачесом; челюстноусый милициант, рассеянно мастурбирующий теплую дубинку; развеселые вшивые цыгане; азербайджанцы, озаренные нежной цитрусовой иллюминацией; тропические польские газированные напитки; германские лакокрасочные ликеры, чумазая картошка, дерзкий соленый огурец, полуприкрытый античным смородиновым листиком, смущенные помидоры...
Инженер Попов со своими разноцветными радиомикробами в спичечных коробках; оптимистический продавец алой нагрудной ленты "Почетный свидетель"; печальная продавщица соковыжималки "Дружба"; раздавленная чьим-то сапогом пачка маргарина на асфальте, кучи старых детских книжек - "Филиппок", "Похождения Артемки в Зимнем дворце", "Гуси-лебеди", "Хрущ и собака"...
- Мамо! Мамо! Скажить, хто кращий: Хрущ чи Собака?
- А обидва хороши!.. Для злодия уночи Хрущ кращий, бо нэ гавкнэ. А для лысття на дэрэви - Собака, бо вкусыты нэ дострыбнэ...
- А хто, мамо, для нас кращий?
- Ой, ты ж моя дытыно недотэпна! За горамы, за морямы, далэко у в Москви, у в спэцияльний хрышталэвий скрыни спыть вичным сном вэликан-дидуган, тытанисько-дидуганисько. Вин усим малым и бидным найдорожчий...
Одноногий предлагает осенне-зимнюю коллекцию непарных чунь, какая-то тетеха действительно бойко торгует бесформенными свечками из мешка: "Свеча хозяйственная!.. Некондиция!.. Свеча хозяйственная!.. Некондиция!.. Свеча..." Да ну тебя к черту!.. "Я не буду рыдать, я забуду все, что ты говорил, я верну тебе все, что ты подарил!" - блажит "Звукозапись". Петлица, то есть, пардон, певица Ветлицкая. Вот живой кролик, а вот кролик в одних носках. Вот с христианским смирением вымытые свиные ножки. Пурпурные штуки говяжьей печени. Возложи себе на плечи говяжий пурпур! Повяжи свою шею бычьим цепнем! Вкуси коровьего языка, о Царь Природы!..
- Ну ты, божевильный, чего смиесся? Йды звидци!.. Дама! Дама! А ну мого сала зпробуйтэ!.. Дамочка! Добырайтэ потрошкив! Яка курочка? Оця? Вона на бульон, и на так пойисты... Та дэ вона там страшнэнька? То знаетэ, дама, у мого чоловика давление пидвыщенэ, то я для нього чорноплодку розводжу. А вона у цьому годи така рясна! Куры йи усю з-пид дэрэв чисто пидибралы. И таки сынэньки поробылыся!.. А ось дывытэся сюды, у жопку, бачтэ, яка вона така... нормальнэнька... Ни? А ось ця?.. Бачтэ, яка цяця!..
Сын вертится вокруг матери, как привидение, как дух, готовый вселиться в любую чушь, в воздух, в овощ, в куриную тушку.
Мать рассматривает фото, где сын подбоченился на фоне какого-то сумрачного дворца. В этом дворце, оказывается, он прожил целый месяц по приглашению владелицы. Интересно, как она выглядит? Почему ее нет ни на одном из снимков? Наверное, эта богачка - какая-нибудь эксцентричная любвеобильная старуха...
- Как ты, моя старенькая?.. - спрашивает сын.
- Как ты, мой маленький?.. - спрашивает мать.
Оба спрашивают не вслух. Так уж положено.
Как и положено, громко, членораздельно будильник произносит свое механическое: ца!..ца!..ца!..ца!..ца!.. Именно этот бравый зануда своим звоном ежеутренне лишал сына счастливого детства.
- В Мавзолее хранится неисправный будильник... - озаряет сына очередная вспышка досужего безумия. Он улыбается.
Мать разглядывает новое фото. Ее сын смущенно-развязно восседает на неких уходящих за край разумения ступенях.
СИМВОЛЫ
Шибаи-плотники играли в поддавки семенами тыквы и подсолнуха на клетчатой клеенке в столовой колхоза им. Ленина Великобурлуцкого района Харьковской области. Битые шашки они съедали. Подавалка, Надежда Прокофьевна, ревностно косилась на шибаев, она только недавно подмела пол. Но шибаи, степенные, трезвые гуцулы, неукоснительно культурно сплевывали шелуху в кулак.
Посреди России, в Рязанской области, за Михайловом, не доезжая станции Павелец, там, где в равноценном соседстве существуют населенные пункты Дурное и Грязное, воспитанники очередного детского дома приладились играть в бильярд дикими яблоками и черенком от лопаты. Стол был настоящий, большой, дореволюционный, без ножек и со срезанным сукном. Обнаружили дети его на чердаке спального корпуса. Между прочим, очень даже неплохо получалось. Играли на корточках, втихую, боясь чихнуть, поскольку директор детского дома, Варвара Петровна, постановила считать бильярд несовместимой с человеческим обликом буржуазной заразой.
В поселке Хара-Хорин, слепленном из пыли некогда великого Каракорума, столицы империи Чингисхана, в продуктовом магазине были: голые, без оберток, соевые батончики, арол - национальный сушеный творог в плитках, твердый, как столярный клей, вьетнамская тигровая мазь, черные ватные халаты, бумажные мешки с лапшой и, особняком, величавая консервная банка. Тяжелющая и жутко дорогая.
Когда нынешняя продавщица пришла сюда работать, банка уже была. И прежняя продавщица, и та, которая торговала еще раньше - не ведали, что в ней сокрыто. Прошлой осенью банку чуть было не купил один животновод-передовик. Он младшего сына женил, хотел, видно, перед гостями на свадебном пиру шикануть. Собирался, примеривался, уже и деньги вроде бы из-за пазухи доставал, однако в последний момент все ж передумал. Банка эта не советская, совсем иностранная, судя по цене, в ней наверняка что-то чудесное.
Изучив таинственную банку, я обнаружил на ней затертую этикетку с множеством мелких длинных слов латиницей. Пожирнее других было напечатано что-то вроде Ди Грюне Кугельшрайберштифтпасте, нетто 10 кг. Насколько я понял, в банке терпеливо ждала своего часа чертова уйма зеленой германской демократической пасты для заправки стержней шариковых авторучек.
После ознакомления с репертуаром магазина монгольские художники Орхон и Энхжаргал подсуетились и задаром получили на госхозном складе целую баранью тушу. Потрясая многочисленными рекомендательными письмами и командировочными удостоверениями, наврали местному партийному дарге (начальнику), что гости, коллеги из СССР - голодают. Для сугубой политической красоты они назвали нас представителями ЦК Союза художников СССР. Эти русские здесь, в Хара-Хорине, для того, чтобы все пристально осмотреть и воплотить затем в формах критического реализма. Можно сказать, что и не художники они вовсе, а настоящие ревизоры.
Про ревизоров уже и читать, и писать надоело. И видеть их невмоготу. Лучше подарить ревизорам барана и спровадить подобру-поздорову.
Орхон и Энхжаргал были счастливы. Они выдурили этого барана в основном "для дома, для семьи", через пару дней мы возвращались в Улан-Батор. В ту осень в Монголии с мясом обстояло как-то хило. В ресторане, в столовке - еще так-сяк, а в магазине - в магазине мы только что побывали.
Если монгола кормить целый год соевыми батончиками и лапшой, он не взбунтуется потому только, что раньше помрет.
В харахоринской гостиничке представителям ЦК полагалось занять единственный номенклатурный "люкс". Настоящий "люкс"; пара кроватей, пара стульев, полированный стол, на столе - телевизор, графин с тремя стаканами и магический кристалл - массивная стеклянная пепельница.
Мы как раз вымылись в общей душевой, размякли, завалились на койки и принялись глядеть местные теленовости, когда Орхон зашел в номер и спросил, нельзя ли воспользоваться столом. В их шестикоечном номере стол, оказывается, не был предусмотрен.
Конечно, конечно! О чем разговор! Стол, стул, весь номер к вашим услугам! Что может помешать человеку, когда он вытянулся на своей законной мягкой постели после четырехсоткилометровой тряски в кузове грузовика!
И тут монголы втащили эту свою разлюбезную склизкую тушу, кинули на стол и принялись делить. В Монголии вообще не в ходу рубка мяса топором. Так что, расковыривая и ломая суставы, перерезая сухожилия обычным перочинным ножиком, таща в разные стороны, они этого барана скоренько умело расчленили. Не беда, что между делом художники измазали кровью телеэкран. Круглое личико дикторши от этого нисколько не подурнело. В конце концов у буддистов принято смазывать жиром изваяния божеств. Телевизор, понятно, никакое не божество, но все же что-то такое, ну, как социалистические новости, - лучезарное...
Додумать до отчетливости эту мысль не удалось, потому что в номер нагрянула директорша гостиницы. Она оказалась человеком с большой буквы. Вместо того чтобы возвысить свой голос против недопустимого антисанитарного безобразия - с пол-оборота зарадовалась, засуетилась, убежала, прибежала, короче, стала действовать, как любая степная гостеприимная тетка.
Печки с котлом под рукой не было, добрая женщина мелко нарезала и отварила нам мясца в трех казенных электрических чайниках. Подозреваю, что сделала она это не в знак показного уважения к нам, художничкам, липовым членам ЦК, а в знак неподдельного уважения к баранине.
Первый раз в жизни я ел мясо из пепельницы. Что сказать? Замечательно вкусное было мясо. Пепельница - сверкала. По-царски, будто на хрустале ел. Коллеги ели мясо из стаканов.
Хорошо, ковыряя спичкой в зубах, сознавать себя венцом природы, царем зверей, прогрессивным человечеством. Вот и сейчас перед масляным мысленным взором широко раскинулся не обыкновенный кочевой холостяцкий бардак, а наворочалось что-то причинно-следственное, значимое, черт знает что. Ведь этот стол, сервированный телевизором и разрушенной тушей, не есть ли символический натюрморт, пища, так сказать, "духовная" и "физическая"?..
Тему никто не поддержал - коллеги сосредоточенно переваривали ужин под трансляцию советского эстрадного концерта.
- У меня в Улан-Баторе русская женщина была. Галя звали. Хорошая женщина. Чуть не женился, - сказал Орхон. Должно быть, музыка воспоминания навеяла.
- А чего ж не женился?
- У нее дети были. И муж. Геолог. В Гоби что-то искал. А она меня любила.
- Ну и как, нашел?
- Что нашел?
- Ну, геолог этот, нашел, что искал?
- Не знаю. Искал, искал, а потом они домой уехали. Она мне письма еще писала.
- А ты что?
- А я не отвечал. Я женился.
- На своей?
- Ну да. Слушай, эта Вайкуле, она красивая у вас считается?
- Интересная женщина.
- Да. Красивая. На Галю похожа.
- У Орхона была русская. Я сам ее видел, - уважительно заверил Энхжаргал.
Директорша собрала чайники и, одарив баранину нежным прощальным взглядом, удалилась.
Энхжаргал предпочитал Ротару. Ему и Орхону нравилась также Пугачева. Но ее в программе не было.
- У нас говорят, что Пугачева и Ротару поссорились. Никогда вместе не выступают. А что у вас говорят? - спросил Энхжаргал.
- У нас? Не знаю. Может, что и говорят. А у вас кто это говорит?
- Ну так... В народе говорят...
- Что же, это весь монгольский народ волнует?
- Нет. Ну, у кого телевизор есть. Говорят, надо, чтобы помирились.
- Хорошо, вернусь в Москву и скажу им, пусть помирятся.
- Они что, твои знакомые? Нет!.. Ты шутишь!..
- Шучу, конечно...
В полночь в Монголии телевизионные трансляции прекращаются. Но Орхон все глядел и глядел в мертвый экран, будто спал с открытыми глазами. Экран и Орхон, два богатыря из сказки про спящих красавцев. Наг, хоер, гурав, дурув, тав, зурга, доло, наим, ес, арав. Дальше десяти по-монгольски я считать не умею. Что еще?
Вода - ус. Мясо - мах. Хлеб - талх. Огонь - гал. Путь - зам. Река - гол. Степь - тал. Юрта - гэр. Солнце - нар. Луна - сар. Звезда - од. Мать - эх. Брат - ах. Отец - эцэг. Я - би. Ты - чи. Он - тэр. Небо - тэнгэр. Мир - тайван. Бог - бурхан. День - удур. Ночь - шуну. Жизнь - амьдрал. Смерть - ухэл. Любовь - дурлал. Дурлал!.. Так ее, злодейку, кочевники величают! Мужчина - эрэгтэй. Женщина - эмэгтэй...
Наконец Орхон очнулся, вздохнул и неожиданно наставительно произнес:
- Баран - не символ. Его кушать можно. А телевизор - да, символ. В телевизоре все символ.
- И эта твоя Вайкуле - символ?
- Да. Она же не настоящая. Ее нет.
- Как нет? А где же она?
- В телевизоре.
- Ты что, серьезно?
- Да. Барана в телевизоре смотреть - тоже символ. Но мы его скушаем, вспоминать будем - опять символ получится.
- Ну да? А тебя по телевизору показать - ты символом станешь?
- Конечно.
- Но ты же настоящий!
- Да, настоящий. Я здесь настоящий. Вы меня что, в телевизоре видите?..
Действительно, Орхон был рядом: здоровенный, откровенно телесный, и я смотрел в его глаза - твердые, непогрешимые, узко заточенные о плавный, шершавый, степной круговой горизонт.
6 ИЮНЯ 1996 г.
Когда-то Юнг холодной головой мог оценить все прелести соседства с Юнгфрау *. Мы издалека теперь следим горящими очами, как равнодушно высоко несет она свое величие в ряду подобных ей красавиц бесподобных.
Мы тяготимся собственной природой в ряду иных природ, в самой Природе. Жизнь коротка, а смерть - неинтересна, и подлинный финал мужчины - в сперме.
Плывет над нами сперма облаков, ревет под нами сперма водопадов, и сперма зацветающих садов окрестных пчел спермолюбивых манит.
И тридцать пять лет минуло с тех пор, как нету с нами Карла-Густава, с улыбкой дававшего ответы на вопрос: "Прилично ли хотеть кого-то трахнуть?" - всегда в том смысле, что вполне прилично. Архетипично. Символично. Лично он сам не прочь, но, чур, не коллективно и бессознательно, ребята дорогие. Я, дескать, представитель старой школы...
Вы поняли, конечно, это - шутка.
Карл-Густав Юнг спит нешутейным сном. Но спит не так, как спят тупые камни, - все эти Маттерхорны и Монбланы, Эльбрусы, Аннапурны, Эвересты.
Вполглаза спит, как врач дежурный спит после обхода всех палат больницы. Неровен час, его разбудит вой тяжелого любого пациента: кому-то снятся мухи на кресте, кому-то - лейб-гвардеец на царице, кому-то просто чистые носки, надетые на вымытые ноги.
Пока мы живы, оставайся с нами, великий чтец в неутолимых душах. Без психоаналитика нельзя ступить и шагу в нашем грешном мире!..
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМКА
Сейчас в это с трудом верится, но было время, когда простые огурцы страшно ценились. Турецкий султан Магомет II повелел вспороть животы семи придворным, чтобы выяснить, кто из них посмел съесть огурец, присланный ему в подарок из Индии. Виновника обнаружить не удалось. Дальнейшие изыскания султан приостановил по здравом рассуждении: все прочие подозреваемые уже успели от страха наложить в шальвары, подмыться и переодеться в чистое.
А съел огурец мальчик - вошебой, сын постельничего. По роду службы он был допущен в интимные покои. Увидел серебряное блюдо с диковинными плодами и не утерпел. Там их было несколько... Одним больше, одним меньше - кто их станет считать? У великого султана всего в избытке!.. Однако же сосчитали и первым заподозрили папашу...
Давая волю слезам сочувствия, вспоминаю свое детство, впечатление от рассказа Л.Н.Толстого о маленьком мальчике, который без спросу съел сливу из тарелки на обеденном столе. Идут века, меняются страны, но взрослые - неисправимы: "Мать сочла сливы". До сих пор содрогаюсь от этого мерзкого "сливосочетания". Мать еще раз "сочла" - сочла необходимым поведать о факте недостачи отцу, который (та же порода!) счел за благо поведать угрюмо молчащему отпрыску, что дело не в сливе (мы хоть и не султаны, но люди не бедные), а в том, что сливу можно, по простоте душевной, проглотить целиком с косточкой, отчего плохие дети прямиком без задержки отправляются на кладбище, в сырую темную могилу со страшными червяками. Эта леденящая душу проповедь прерывается покаянным ревом. Малютка не огорчит своей смертью папа́ и мама́. Он выбросил косточку за окошко.
Здесь Толстой удовлетворенно смолкает. Хотя с чего бы это? В самый раз напомнить всем нам, что выбрасывать в окно различные твердые предметы - тоже грех. Можно, например, попасть в глаз прохожему - многодетному крестьянину. А что, если этот многодетный крестьянин и так уже одноглаз? В детстве маманьку не слушал, по деревьям лазил и на сучок напоролся... А и сам сучок этот - дело рук другого неслуха, которому батянька строго-настрого велел ветки на деревьях почем зря не обламывать, потому как дерево, что твой человек - оно все чувствует. Чувствует, чувствует! Без всяких шуток.
Воспитание детей - ответственное занятие. "А король-то - голый!" - крикнул смелый андерсеновский мальчишка. Восклицательным знаком оканчивается сказка, но не кончается наша тревога: кто знает, за какой можай загнали родителей этого мелкого прозорливца всевидящие королевские клевреты?..
У китайца спросили: почему он не оплакивает кончину любимого сына? Он ответил: "Когда у меня не было сына, я не горевал. Теперь у меня его снова нет. Почему я должен горевать?" Про китайца - это так, к слову пришлось. Хотя китайцы - самый древний и многочисленный народ на Земле. И чем дальше, тем больше к слову приходится.
Продолжение книги
