Кирилл Медведев – самое яркое явление русской поэзии рубежа столетий.
Собственно говоря, это не комплимент.
Это приговор.
За стремительно короткий срок Медведев умудрился сделать то, что другие высиживали, выстаивали и выслуживали годами.
Кирилл Медведев написал книгу стихов, которая по праву может быть названа единственным поэтическим бестселлером, он же (вкупе с Могутиным) употребил русский верлибр по его прямому назначению (для яростного прямого высказывания), он же без видимых усилий и, наверное, сам того не осознавая, сумел дёрнуть самый болезненный нерв новой эпохи, а именно – гендерный. При этом кажется, что Медведев ничего не боится, а также – что это отсутствие страха ему ничего не стоит.
Такие вещи обычно не прощаются.
"Я с ужасом понял/ что никого не могу утешить/.../почему-то литература ушла сейчас так далеко от читателя/ему ведь всё ещё нужно чтоб описывали его страдания/.../ а иногда / утешали/ а литература предала читателя..."
В этом стихотворении Кирилла Медведева мне не нравится только одно – его первая строчка. Или это явная уловка, своеобразное поэтическое кокетство, или (что всего вероятней) автор тогда еще просто не вполне осознавал степень своего дарования. Ибо лично меня, как читателя, Кирилл Медведев утешает. Он пугает меня и смешит. Более того – каким-то непонятным образом – он заставляет меня самоидентифицироваться с его лирическим персонажем. Я никогда не работал уборщиком в ночном клубе, у меня никогда не было в детстве друга Саши (у меня их вообще никогда не было), я никогда не встречал такого количества людей, которые ненавидят себя за свою интеллигентскую мягкотелость, – да и не собираюсь. Но когда я читаю стихи Кирилла Медведева, мне кажется, что это всё – про меня. То же самое происходит (или произойдёт) со всеми остальными его читателями.
А разве подобный демократизм плюс невозможность подделки – и это при кажущейся очевидности и обнаженности медведевских приёмов! – не свидетельствует о том, что перед нами стихи, которые с легкостью будут прочитаны искушенными, не искушенными и совсем не искушенными потребителями современной актуальной литературы? Кому-то это может показаться сомнительным комплиментом. Но по мне-то – это как раз и есть высшая поэтическая доблесть. А потом – быть понятным, нужным, доступным людям – это тоже похоже на приговор. Я, например, так не умею.
И это также очень трудно простить – Кириллу Медведеву.
Но – придется.
Теперь – о гендере...
"...молодым людям/ нужна слава, власть,/ цветы, женщины, мужчины,/девушкам нужны:/престиж, комфорт, сытость..."
То, что даётся другим поэтам с трудом, в преодолении, как вызов – Медведеву даётся с легкостью почти хлестаковской. Иногда возникает ощущение, что Медведев не обладает никакой, так называемой, сексуальной оптикой: ни женской, ни мужской (что может быть ужасней!), ни якобы модной (а на самом деле совсем уже не модной) гомосексуальной.
Учитывая все возможные жизненные варианты, говоря о них – он не делает над собой никакого специального усилия, он просто располагает их через великодушную запятую. И дело здесь – не в пресловутой политкорректности (когда это, интересно, мы были политкорректны). Дело здесь – в элементарной поэтической физиологии. Поэт – это человек, который не может отказать никому в праве на жизнь. Не уверен, что Медведев помнит об этом сознательно. Он просто так живёт. Или, по крайней мере, так живёт – когда пишет.
И это ещё один повод – для зависти.
И восхищения.
И последнее.
Поэт большую часть своего времени находится в раздражении. Эта основная составляющая его профессионального роста. Или если угодно – его профессиональное заболевание.
Вот уже добрых десять лет поэзии отказывают в мало-мальски серьёзной социальной функции. Люди просто забывают, что поэт – это корабельная крыса, которая первая реагирует на критическую ситуацию, пытается спастись (что ж поделать – такова её крысиная порода), ищет выход – и тем самым предупреждает всех остальных. Но предупредить – ещё не значит помочь.
И только лучшие из поэтов – способны свое извечное раздражение, свой страх, своё достаточно позорное перманентное бегство, в котором нет, честно говоря, особого смысла, – перевести в прямую речь, заставить себя слушать, а значит, чем-то кому-то помочь.
Чем и кому – я не знаю.
Я знаю только, что Кирилл Медведев через лет сорок войдёт во все хрестоматии, а в учебники истории литературы он будет вписан – как самое яркое явление русской поэзии рубежа столетий.
Это будет сделано (а это будет сделано обязательно!) не только потому, что, разрывая позорную круговую поруку, поэт посмел заговорить на простом, ясном, на человеческом языке; не только потому, что он понял, что настоящие стихи – это всегда больше, чем просто стихи; но ещё и потому – что Кирилл Медведев отлично знает, что поэзия – это категория прежде всего нравственная, а от всего остального легко отказаться. Если, конечно, речь не идёт о живых людях.
Что и следовало – сказать.
