Во-первых, живем на свете мы, а во-вторых, мы сила, и мы всегда правильно думаем. Кто мы? Мы из переулка, мы с ближайшего завода, мы из НИИ-лаборатории, мы со двора, из ДЭЗа, мы из пивной-пивбара, мы из подвала-спортзала. Вообще мы. И все у нас нормально.
          А тут один парень в никого влюбился. Сидит на скамейке, руку поверх забросил, словно кого обнимает. А никого нет. Женька Щербатый говорит:
          - Это невидимка. Сейчас я на нее сяду.
          Сел. И схлопотал, конечно. Мы вмешиваться не стали, его девушка, а если она невидимка, все-таки свинство на нее толстой Женькиной жопой садиться.
          В общем, видим: в кино он ей тоже - билет покупает, на одном месте сам сидит, другое пустое - она занимает. Кто подойдет, "занято" говорит. Может, и прав, если взял билет, значит, "занято". Все-таки забавно - есть она там или нет?
          - Я все понял, ребята. Он ее себе придумывает, - сказал Женька.
          - Читал я про такое в "Юности". (Не в юности, не подумайте, а в журнале "Юность" - в юности, по-моему, он вообще ничего не читал.)
          - Врешь, - говорим.
          - Бля буду! Был такой знаменитый скульптор в Греции, так похоже девушку вылепил, что она, не будь дура, ожила. И полюбила. Пиг миллион его звали.
          - Вот и врешь, - снова сказали мы. - Такого имени быть не может. Это же "миллион свиней" по-английски.
          И прозвали мы влюбленного парня Пиг миллион.
          - Одолжи, Пиг миллион, пятерку.
          - Пойдем, Пиг миллион, купаться.
          Ничего, отзывается. Мы тоже каждый кличку свою имеем, кто приличную - это еще повезло, а кто такую, что сразу не выговоришь, запнешься. Мы - это кто, вы думаете? Мы - это мы. Мы всегда правильно думаем и нормально живем.
          После работы мы с девочками из общежития обнимаемся - летом в парке, зимой, когда подруга из комнаты уйдет. Это еще мягко сказано, обнимаемся. А что? Мы тоже люди, и все у нас по-людски. Правда, девчонки в кустах, как поросята, визжат, если не сказать, как свиньи, так что это у нас Пиг миллион, а не у него.
          Идет он по главной аллее, как в кино, под белыми фонарями пустоту обнимает. А что, имеет право. А то бы мы его сразу отвадили, если бы не с нашего двора был. Отец у него в ОБХСС работал. Вот еще почему мы его бить не стали (Женька не раз подбивал, а не стали). Начали мы ее видеть - рядом с ним видеть - и каждый раз другую.
          - Ничего себе брюнеточка, - захлебывался Женька Щербатый. - Вчера - родители уехали - к себе вел - на лестнице видел - симпатичная.
          - Такая полная крашеная блондинка на балконе у него стояла, - рассказывал Петр по кличке Я Вам Наработаю. - Старше Пига раза в два.
          - Тоненькая и зеленая, - отметил Сашка. - Лаборант.
          - Нет, ребята, - сказал я. - Видел я ее, как вот вас сейчас, четыре груди, две жопы и коса толстая с кулак. Врать не буду, хотя сам удивляюсь.
          - Может, у него каждый раз новая? - предположил Витька Слюнтяй Сопли Подбери.
          - Парень скромный, не похоже, - возразил Петр Я Вам Наработаю.
          Спросили мы у Пига. Сначала глаза на нас выпучил. Потом засмеялся.
          - Да никого у меня нет... (вздохнул). И видно, не будет.
          - Кого же мы видели? Ведь мы все видели - и все разных. Красивых.
          - Я бы не прочь такую! - мечтательно сказал Вадик Сочинитель Подотрись.
          - Ты нас загипнотизировал, - решил Женька Щербатый. - И мы тебя сейчас будем бить.
          - А может, вы, ребята, каждый свою - о ком мечтали, того и видели?
          - А что? Может, он и прав, - переглянулись мы.
          Мы - это кто? Мы - это мы, всякий вам скажет. Мы из биллиардной - мы из пивбара - мы из подвала, что есть, то и видим.
          - А ты кого видишь? - спрашиваем. - Все ходишь, выдумываешь, тискаешь, "трахаешь", наверное, а какая она - нам непонятно.
          - Да такая... вам не понять, - говорит.
          - Нарисуй ее нам, кто тебе мешает.
          Он взял и нарисовал - подробно, от туфелек-импорт до черной челки.
          Посмотрели мы на рисунок. Поставил я на садовый стол свой двухкассетник "Шарп", нажал клавишу, врубил "битлов" и говорю:
          - Пляши.
          - Зачем плясать? - не понимает Пиг миллион.
          - Дурак ты, Пиг миллион, мечта твоя в новом доме на углу живет. Валентиной зовут, недавно переехали.
          - Не может быть! - даже побелел весь.
          - Короче, могу познакомить. Полагается с тебя, Пиг, - говорю, а сам, не знаю чему, радуюсь.
          Познакомили мы их... Мы ведь это - сила. Мы со двора - мы с завода - мы из спортзала... Короче, поженились, уже дети бегают.
          Одного я понять не могу: материалист он или идеалист? Если материалист, все ясно: видел где-то, начисто забыл и показалось ему, что придумал такую - с челкой. А если идеалист, так ведь он ее сам сочинил да еще рядом поселил - короче, чудеса, да и только.
          Рассказал я про этот случай по-пьянке одному писателю во дворе. Толстяк солидный, с американским кокер-спаниелем гуляет, есть порода такая - курносая, лохматая, не кусается. Так вот, писатель мне сказал:
          - Может быть, и сочинил девушку, бывает. Приведу я вам (это мне) такой пример. В Гетеборге - давно это было - поспорили два немецких профессора. "Категорически утверждаю, герр профессор, - говорит один, - что способен силой собственного духа родить верблюда, которого, кстати, никогда не видел".
          "Категорически возражаю, - смеется другой, - как же вы можете родить верблюда, если вы и сына родить не сумели? Прошу прощения, уважаемый герр, но всем в Гетеборге известно: у вас две прелестные дочери".
          Уперся тот, как дуб из германской рощи, мол, дочерей он родил не силой духа, как известно, а философский опыт поставить необходимо.
          Поставили они этот опыт. Заперся герр профессор в своем кабинете с вечера, другой герр профессор наложил на дверь сургучную печать. На следующий день дверь кабинета благополучно распечатали - и все увидели: герр профессор исключительно силой собственного духа родил верблюда-дромадера, лохматого, как американский кокер-спаниель, с челкой.