замечательный Бойс
на вернисажах и в университетских аудиториях
представляя собой некий сбой
никогда не снимал шляпу-шляпу
это был знак
возможно проявлял невидимое
в том числе неявную лысину
или художнику
нравилось трогать ворс
это был Бойс
...жук-носорог
полз по поверхности дерева
металла
пробовал плотность масла
рыхлость картона
собственный вес
...а когда-то
здесь в безжалостном небе Крыма
выбросился из горящего "мессера"
это был бой!
в лысой татарской степи
парашют волочил по стерне
полубессознательного юного Бойса
пачкающего солому коричневой кровью
(как любил он после пачкать бумагу)
...синие скулы и щелки - улыбка
"не бойся" по-русски
и еще по-татарски вроде "бай-бай"
бай-бай Бойс...
в забытье окунулся как масло
наверно оно и спасло
(помните акции неукротимого -
желтыми комьями жира
метил углы уносил на подошвах -
месил жизнь
Бойс! это был бой! бой!)
...а тогда философ-маслобойка
ощутил впервые дуновенье
меж редеющими волосами
скинул пилотку люфтваффе
нахлобучил свою вечную шляпу-шляпу
на уши-локаторы
и поклялся быть вечным татарином
кем и был достойный герр профессор
все свои последующие годы
под германскими вязами
надвигается
грозовая блескучая ночь
над фаянсом
утопленным в кустах сирени
в этом О
листья топорщатся как галчата
прыснуло светом
будто из фонаря -
незнакомые ветки ветки
полезли оттуда
(я видел сам сам)
пачками лягушачья листва
выпрыгивала взрывалась
во все стороны
брызгая светлым дождем
(который недавно прошел над нами)
но там в зазеркалье
все еще крутилось и мешалось -
оттуда хлестало
плевалось дождем жуками цветами...
под фаянсовой чашей
разливалось озеро в траве
где мутно отражался белый заяц
с нашей - уже ясной - половины
вдруг оно перекрылось
из туманного
выпростались кусты
вытянулись провода
выскочила дощатая будка
порскнула летучая мышь -
и метнулась в сторону моря
нерешительно заглянул
в это темное лицо
с широкой полосой бровей
лет на тридцать моложе
белый заяц там прыгал
между снежными клочьями туч...
а когда отошел - обернулся:
из зеркальца высунулась
нежная женская рука
и поманила лукавым кольцом -
к нам
к нам иди
у нас веселей и просторней
и я увидел что гляжу оттуда
откуда виден как из-под воды
в тесной металлической оправе
он влез в мой рассказ без разрешения
кривоногий поперек себя шире
с усиками
в цветастой рубашке
и конечно в бермудах (от слова "муде")
он постоянно куда-то шел
в этих отвисающих парусах
на узкой полоске набережной
в толпе отдыхающих
сначала один
потом по-моему с братом
(короткий в косынке и плавках)
он кажется знал всех местных
от него исходила угроза
он был на работе
нет сомненья он был на работе
непонятно какой
я не видел чтобы он что-нибудь
у кого-нибудь отнимал
не видел чтобы он кого-нибудь охранял
не видел чтобы он с кем-нибудь дрался
он просто ходил и везде попадался
то эта глыба маячит на причале
то на танцплощадке
то (черные цветы смазанные красным)
рубашка
выходит из тьмы на фонарь
в писательском парке
откуда почему-то исчезли писатели
то среди белого утра
(я шел по тропинке к вулкану)
вдруг из-за скалы
выскочила пасть Баскервилей
(черное смазанное красным)
мчалась на меня беззвучно лая
даже не успел испугаться
груда мышц проскочила мимо
я увидел красно-черную спину
плоский затылок
и бегущие кривые ноги
и я понял в чем его работа
что он охраняет
признаюсь преисполнился почтенья
потому что эти горы это море...
Евгению Рейну
убегая от ревнивой депрессии
и тоскуя как Фауст по молодости
целыми днями валялся - вялился на пляже
усох до черноты
поэт - вобла воображения
и все-таки она тебя настигла
по-женски загнала в угол
бросила в подушку -
и ты увидел себя со спины
в перевернутый бинокль...
не воображай что ты совсем один
слышишь хруст и шорох -
за тобой ступает на гальку
целая толпа живых и умерших
входят в глаза и в уши
как в собственный дом
пожалуй полетят с тобой и в Париж
и в Америку - в иллюминаторе
милая компания в облаках - все те же -
то зеленым то красным -
на мигающем крыле "боинга"...
и когда издыхающим крабом
ты еле двигаешься и не хочешь жить
они взлетают смеясь
на гребне волны
в мраморном изломе
на излете рассыпаются пылью
чтобы после навещать тебя во сне
умалчивая что уже умерли
ты обречен своим современникам
ты постоянно поверяешь им себя
а про них ты и так все...
мусор и водоросли...
и вас все меньше то есть все больше
многие из вас уже памятники
их рубашки - пыльные хламиды
мятые брюки в античных складках
вылепил себя - постарался
на века...
даже если ты остался совсем один
на равнине среди изваяний
из известняка и песчаника
друг для друга вы - теплые живые
в застиранных больничных халатах
цвета моря с тесемками
в школе ее звали Оля
по метрике она была Виктория
в ней было четыре сущности
одна из них безымянная
другая откликалась на "Максим Петрович"
Виктория считалась лучшей баскетболисткой
в команде курса факультета
Оля на троечки дотягивала
Институт дорожного транспорта
Максим Петрович обычно скучал и брюзжал
Олю уводил долговязый студент
Виктория в шутку тискала своих подруг
смеялись - слезы на глазах!
Максиму Петровичу нравились игры девушек
Оля отдалась на скамейке в парке -
не разглядела кому
Максим Петрович не одобрил
Виктория быстро выскочила замуж
Оля родила девочку
воспитывала ее Виктория
Максим Петрович чувствовал себя в некотором роде отцом
Виктория чертила что-то на листе ватмана
между тем Оле надо было всюду успеть
И Максим Петрович поневоле занимал очередь
гулял с коляской
впрочем не жаловался
Оля была счастлива
Виктория несчастна
Оля еще надеялась и носила мини
Виктория старела критиковала мужчин
впрочем тоже носила мини
Максим Петрович иронически хмыкал
но любил обеих
все-таки клан клон семья...
одна безымянная личность
всегда молчала
она была не из этого клона клана -
вообще не из этого плана
здесь по ошибке
и никак не могла проявиться
лишь изредка
когда Оля Виктория и Максим Петрович
клубком засыпали в обнимку
безымянная
выходила за ограду дачи
или на пустынные улицы города
белая маска дергалась
шла неизвестно куда
вся в смятении распадаясь
собирая себя на ходу
шугая кошек
редких прохожих пугая до обморока...
когда возвращалась
нежные губы Оли
обнажали в чувственной улыбке
хищный оскал Виктории
лишь Максим Петрович вздрагивал во сне
событие нескладное по сути своей
всегда распадается
на неравные куски
собираешь потом -
остается в памяти
совершенно не то
вот недавно
приклеил я к одному типу
чужие усики
надел свою пеструю рубаху
и заставил объясняться по-английски
между тем
этот Джим из Нью-Джерси
возбужденно
потягивая очередной джин-джус
мне поведал на ломаном "пиджи"
что ему нравятся мои "муви"
что у них в Самаре был симпозиум
что они будут рыдать от радости
"вери-вери"
если я приглашу их в свою Вирджинию Вулф
"всю Самару?" - глупо спросил я
"только наш клуб - наш клаб" -
деловито поправился он
"на вожделенный конкурс джужасов" -
"что ж - ждем"
и он удалился в другую комнату
в туалет в зазеркалье
потому что когда он вернулся -
это была женщина
крупная с высоким бюстом
и целым биллиардом на шее
погромыхивая которым
стала наступать на меня
похохатывая что с благотворительной целью
возможно это и был Джим
но он не говорил по-английски
катринка не скалдывалась
калтинка не скрадывалась
не складыварась...
еще на лестнице я проскользнул
между мамой и дочкой
так вильнул бедром -
слава Богу не задел никого...
на улице
меня можно принять за пьяного
собаки облаивают
отпрыгиваю от встречных
взвизгнули тормоза
такая была широкая - во весь тротуар
и все-таки он тянет тянет руку
о Боже! облился потом...
потом долго мыл руки в туалете
как леди Макбет
(у меня и мыло с собой)
нюхаю - всё пахнут чужим
сквозь сирень
бывает и бутерброд не могу
проглотить
царапает гортань
а полный желудок? кишки?
извергнуть извергнуть
извергнуть из себя!
так и живу - каша и теплое молоко
лучше всего в ванне
температура 36 и 6
собственное тело не мешает
белый кафель
глаза закрываются
вот она сущность
всему чужой
откуда я?
заберите меня назад
пожалуйста
из такой арктической дали
он бежит
и всегда успевает
недоуменно-лукавым глазом
едва обернусь
он знает обо мне больше
иначе почему всегда -
а я о нем:
вот виски
поседели курчавятся
если ближе -
разглядишь бородавку на веке -
куриной перепонкой
дергается
еще с детства
упирались лоб в лоб
плавали - плавили
толстое стекло
глаза буравили меня
наливался жестокостью и злобой
никто из домашних
школьные коридоры с окнами
где отражалось
просто в голову никому
сразу раскровянил нос и губы
стоило ему вскинуться
схватил за волосы
таскал по полу как тряпку
в его же кровище
если бы не оттащили
и это был товарищ и друг
ей было больно! больно!
ты ненавидел их всех! всех!
вечером в темном стекле
лампа и люди чужие
позже когда гасили свет
твоя тонкая рука -
под кроватью: гантели
ведь это были чужие родители
у него была противная привычка...
слава Богу утром
снова просыпался собой
солнце на потолке
всех вас люблю
но краем глаза -
молнией тени
ты ускользал
пытался тебя подстеречь -
но ты всегда подставлял
черный свой зад - амальгаму
в сумерках при свете фонарей
с причала
разглядеть внизу в волнах
розовую пушку
двигается толчками
глубоководные -
целое стадо
почему их с моря пригнало столько?
честное слово я видел:
ладная фигурка
мелькнула над перилами -
в глубине обняла
поросенка
захрюкал
повлек потащил
в набегающую
темноту
там вдали два огонька -
белый и красный
левее зеленый - уже берег
а стадо чудовищ несло и несло
выкатывало на пляж
голубые свиные туши
обнаженные женщины подростки
в беглом свете прожектора:
влажные кудри
задранные пятки
сырыми мазками бедра
лопались лампочки
с проводов соскакивали искры
дул сильный ветер
в щели настила плескалось и там
мелькало такое
напряженно-лиловое
из чьих-то эротических фантазий...
и терлось о причал
рыбачье судно -
поднималось опускалось
на палубе залитой электричеством
блестела белая плоть в бочках
салака
парень в каляном брезенте
щедро зачерпывал миской
и сыпал присевшим вверху хозяйкам
между колен
блестящим потоком
в пластиковые пакеты...
но разве море - не женщина?
вдруг
стоявший на горке автобус
без водителя
бесшумно поехал вниз - по Мичурина
никто и опомниться не успел
зацепил по живому акацию
снес ползабора
и въехал к соседям -
завяз в грядке огурцов
нависая над голенькой
двухлетней Верой
которая бесстрашно
уставилась снизу вверх
на отражение неба и зелени
в выпуклом темном стекле
(мать бросилась ее подхватить -
до сих пор трясутся руки)
но разве мы не увидели
в плане возможного
вдавленное в грядку тельце
- Даша! Даша! -
закричала другая мать
"Господи! сбило
лежит вся в бинтах под капельницей"
- мама я здесь -
Даша открыла калитку в воротах
когда виновника переполоха
вытянули тросом
я нашел на взрытой земле
раздавленную стрекозу
пестрое крылышко
и увидел в небе как в зеркале
другие полуденные коктебели
где кровью и болью
страданием и ужасом
мертвыми детьми и стрекозами
отразилось это событие
- слава Богу все обошлось! -
прижимая девочку к груди
повторяла хозяйка
но знаю в плане возможного
в тонких слоях бытия
еще едет и рушится
громоздкий автобус
в сад -
бесчисленное количество раз
(отражение неба и зелени
сыплется тонким стеклом)
свилеватая ткань дерева
руки бедра
раздирается на волокна
пронзительные женские крики -
не обошлось
кусок гофрированного картона
с неровными краями
очертаньями похожий на Австралию
грубо отодран
от большой коробки
что в ней могло быть?
белеет краешек наклейки
P A N A
телевизор P A N A S O N I C ?
стиральная машина (той же фирмы)?
или верблюд (фирма та же)?
почему бы в ней не быть верблюду (в коробке)?
и почему это часть чего-то?
возможно это целый материк
(той же формы) -
треугольный коричневый плоский
(той же фирмы) -
P A N A U S T R A L I A
и я там бегу бегу
к волнистому горизонту -
марафон
к гофрированному краю
где брошусь в океан и поплыву
живым и резвым панасоником
в восхитительной соленой воде...
но коробится
картонное небо
сухой картонный воздух
рвет легкие -
картонную коробку
я выдохся
и стал среди пустыни
...а прочитать наоборот
А Н А П А
так и стою
на улице Москвы
задумчивым и странным силуэтом
опираясь на хвост -
Панасоник
родилась красивой двухголовой
одну голову назвали Мариной
другую - Вовой
в младенчестве головы колошматили друг друга
чем ни попадя:
ложка - ложкой!
кошка - кошкой!
башка - башкой!
руки только две тем не менее
в школе Марина была отличницей
Вова тянул на подсказках (балбес)
Марина рано пошла работать (умница)
большой универмаг
в четыре глаза гляди
а Вова только строил глазки
скучающим подругам
ах вы руки руки
чем вы были заняты?
зачем вы Наташу
хлопали по попке?
покупатель просил кружева показать
а она мне свои кружева показала
Вдруг скандал!
кожаную куртку
цыган унес
Марине расчет
виноват Володя
у Марины друг был
славный тоже в коже
лишняя голова
делу не помеха
решил подумав:
"сразу две свадьбы"
батюшка говорит:
"если по любви - можно"
на двух машинах муж катается
на пяти предприятиях директор
и Вовину голову
по-родственному пристроил -
телохранителем на пол-оклада
Наташа родила (дуреха)
семиголового -
по три кило каждая
растет на свободе
семейное дерево
как заревут хором
оглохнуть можно
(семь худых коров Иосифа)
сами посудите
если бы не мутанты чернобыльские
откуда бы взялись эти стихи!
одна две три елочки
мальчик на набережной внимательно
развернулись - и дальше
главное не можем найти
дали ей выпить - повеселела
и местная в платочке не могла точно
пылим-пилим дальше
где-то тут свернуть
пусть поет
первый второй третий поворот
одна две три елочки
у киоска внимательный мальчик
по-моему мы дали круг
все-таки спросим
хотела выпрыгнуть
даже туфлей песок зачертила
хочешь жить сиди
нет все-таки спросим
ничего внятного не сказал
сутулая спина
держи ее крепче
закрой дверцу
снова набережная
спросим у того мальчика
где же он
там у киоска стоял
дайте ей еще выпить
не тот киоск
опустите стекло - пусть дышит
одна две три
вот он киоск - и мальчик знакомый
чего у него спрашивать
отвернулся - не смотрит
обиделся
развернулись и запылили
а вот и наш пенсионер в платочке
дайте ребята я спрошу
совсем по-другому объяснил
а я говорю была старушка
поднимите стекло - дышать нечем
в прошлый раз тоже сюда повернули
я же помню как
влейте ей в глотку
брыкается
едем дальше - опять набережная
опять эти елочки
опять этот мальчик
сейчас я его застрелю
что он рисует на пыльном стекле
грязным пальцем?
одна две три четыре - это же не те
не тот мальчик
не та машина
да и мы не те
те давно повернули куда надо
получили благодарность и деньги
пьют джин из ледяных толстых стаканов
ублюдки
а мы снова развернулись
и опять запылили по кругу...
одна елочка две три елочки
такой снег - ни киоска ни мальчика не разглядишь
герой еще не написанной повести
боится женщин
украдкой ест шоколад
в темноте
поэтому жена у него - черная палка
(не говоря о том что у мамы - помнит -
был любовник - сухой армянин)
уничтожая шоколад
думает перед сном:
часто страдаю запорами
поэтому жена у меня и т.д.
горечь и сладость но больше горечь
сухие листья - уходит в леса
в черном пальто
гладкие неблестящие
не оборачиваясь
уходит в леса
из забытья переходит в сон
черная
между стволами деревьев
куда ни глянешь - везде она
окликнешь -
не оборачиваясь быстро уходит
то ли в мантилье
то ли в монашеской рясе
да она вообще из чужого романа
скорее всего символиста
герой еще не написанной повести
гонится за женщиной из чужого романа
по редким лесам в лунном свете
(не забыть упомянуть о желудях)
и уже под утро
она оборачивается в тумане
и сбрасывает накидку
длинное темное сухое тело -
стручок на подстилке из горьких листьев
полураскрытые губы негритянки
незнакомый пряный запах
(и хрустит блестящая обертка)
серый пучок листьев
судорожно схватила рука
иссякла
и любовники куда-то подевались
даже не снятся
любит внука - это пухлое тельце
давеча снилось что рожает
как по маслу
дайте посмотреть
а он взрослый
такой ладный складный
юноша в пеленках
да это покровы свиваются
мать ведь ты ангела родила
смотрю: и впрямь ангел
сквозь ресницы улыбается тихий
значит не истощилась еще
любви - целый склад
пусть их - нелюбы!
эти вечные попреки и укоры
кусками сердце из груди вырывают
дети дети что я вам сделала?
буду теперь ангелов рожать
тонкую плоть
душевную ткань
темен человек душен
а то приходи вечером поскучаем
снова слышишь ангел пролетел
делать нечего
старые женщины ангелов рожать стали
Продолжение книги
