ВАВИЛОН: Тексты и авторы: Генрих САПГИР: "Сонеты на рубашках" (издание 1991 г.)

ИСТИНА И СТЕНА

У поэта, как и у любого одушевленного человека, происходит в жизни момент, когда из опыта, что "все не так", предпринимается попытка рассказать что-то так, как никто не мог до него, то есть не как все, а как надо на самом деле. Судьба должна дать наколку – чье-то слово, оказавшееся камертоном. Картина или картинка, потом навсегда забытая, или чьи-то слова, а может, чье-то мудрое изречение. В случае Генриха Сапгира изначально верной нотой, по которой потом шли складываться его стихи, должен был стать мудрый юмор советского анекдота, побеждающего отнюдь не мудрую реальность. Мудрость самого юмора. Восточный Насреддин, достоевский капитан Лебядкин, блеск четырех братьев, сочинивших себе коллективную маску Козьмы Пруткова, это коллективное величие, ставшее игрой, могло стать не отходом, а назначением поэзии. Генрих Сапгир посвятил этому весь свой большой поэтический дар. Опыт футуристов и Хлебникова, возможно, и воспринятый им позже, поддержал его в его более реалистических устремлениях.
Пародирование реальности идет от изуродованности ее форм.
Еще со сборника "Голоса", которому вот уже больше тридцати лет, Сапгир не столько выворачивал действительность наизнанку, сколько ставил на место уже вывернутую действительность:

Дивные дела:
Двух мартышек родила
Отец – монтажник-верхолаз
На колокольню Ивана Великого от радости залез!
И там на высоте
На золотом кресте
Трое суток продержался, вися на своем хвосте.

Итак, два раза сама история – баба, вышедшая замуж за "обезьяна", – круто поворачивается из реальной ситуации в фантастическую (Сапгир и назвал свое стихотворение "Из народного фольклора"). Дети-младенцы похожи на мартышек (сравнение). Далее логично, что отец от радости совершает идиотский прыжок на колокольню. И опять из "человеческой" история, сам сюжет, вновь возвращаются в область сказки, фантасмагории и, конечно, высокого качества сатиры.
Войдя в "странную страну Сапгира", вскоре чувствуешь себя естественно, как в реальности. Сам мир подсунул ему лекало для изгиба собственной идеи устройства мира. Никого не удивляет сдвиг:

Кто-то прошел сквозь раввина
и сел –
видна половина
прозрачная раввина
и стена –
чужая темная спина.

Смех – это уточнение.

"Что есть истина? –
спросила половина раввина
и пустой Лев Толстой
сказал: "Истина внутри нас"...

Встало на место.
Но истина сверкает в этой поэзии не только от столкновений несоединимых понятий и сдвигов смысла – но и от самого построения стихов. Сапгир мастеровит во всех областях поэтического формотворчества, но предпочитает – вернее, предпочитал раньше, в годы, когда писались его "Голоса", "Псалмы", "Молчание", – стих, похожий на раешники Кирши Данилова (они же, кажется, вдохновляли "козьмопрутковцев").

Блажен муж иже не иде на сборища нечестивых
Как то:
На собрания кооператива
И ЖАКТа...

Этот свободный размер очень удобен для сочинения стихов для детей – область, в которой Сапгир, сам этому удивившись, оказался вдруг классиком. Случилось это в начале шестидесятых годов. Сапгир и его товарищи, поэты-новаторы, тогда эмигрировали в детскую литературу, которая еще со времен обэриутов была естественным прибежищем для потомков футуристов с их "самовитым" словом. Плюс рифма, опять-таки пришедшая из народной песни, частушки, все того же Козьмы Пруткова:

Щекотанье меха-брюха
Задыхается от смеха...

У Генриха Сапгира стихов столько, что он мог бы уже уставить полку томами – если бы их выпускали по мере создания стихов – и столько "периодов", сколько у Пушкина или Пикассо, – от голубого до болдинского. Это количество в такого рода поэзии – принципиально, оно есть настояние самого качества. Напечатаны из всего этого крохи. Сапгир никогда не унывал и легко покидал свое наследие ради следующего периода. Теперь все чаще он – поэт-философ. Удел поэта – размышлять о главном. Как он сам сказал, беседовать "как с другом, с Богом"...

Легуры легаты и длинные змыры
порхающей сеткой молний объяты
и льдистою влагой омыты
пролетали незримо над городом...

Кажется, он выходит победителем из самой обреченной борьбы – с временем.

Андрей Битов

Генрих САПГИР

СОНЕТЫ НА РУБАШКАХ

ИСТИНА И СТЕНА

СОДЕРЖАНИЕ

СОНЕТЫ – 89