* * *

Нет, не то, чтоб из какой-нибудь надобности –
в этом деле надобности нет –
захотелось почитать поэта Нарбута,
был ведь и такой поэт,
были ведь на свете всякие,
вот, откуда ни возьмись – Зор-ген-фрей! –
литературная шатия,
братья писатели,
кто вас помнит, кто вас знает теперь?

* * *

Эх, Мандельштам не увидел
голубей на московском асфальте,
не услышал
шелеста
и стука,
доносящегося снизу,
не взял в руки
сизую птицу,
не подул ей, дудочке, в клювик,
гули-гули, голубица, гули-гули,
умер Осип Эмильевич, умер.

1953? (когда ввели голубей в Москве)

* * *

Ха, ты еще не умер,
товарищ Юмор?
Курилка, как ты перенес Нарым?
Не помнишь? Всё, что было, всё забыл!

Тебя философы трясли, как грушу,
следователи вынимали душу:
"Врешь, не уйдешь от Берии, сгниешь в тюрьме..."
Да ты и верно ведь, ненадежный элемент.

И вот – живой!
Весь в шрамах, ссадинах и синяках,
то Дон-Кихотом оборачиваешься,
то Санчо-Пансой,
и в эпоху позднего реабилитанса
читаешь
свежие постановления ЦК.

* * *

Преступление и наказание?
всё в порядке! – лейтенант,
повторите приказание:
– есть, приказано расстрелять;
ни толстовщины,
ни достоевщины,
освежила душу война-военщина:
наградные листы,
поощрения
(крест у них,
у нас звезда);
Мне отмщение
и Аз воздам.

* * *

И чем плотней набивается в уши,
чем невыносимей дерет по коже,
тем лучше, говорю я, тем хуже,
тем, я вас уверяю, больше похоже
на жизнь, в которой трепет любовный
сменяется скрежетом зубовным,
а ритм лирического стихотворения –
не криком, так скрипом сопротивления,
хрипом...

* * *

Всё надоело,
всё –
остонадоело.
Пустая жизнь,
пустой причал,
пустое небо.
И только глаза –
завидущие –
попробуй им,
запрети –
за каждой девкой худущей
срываются, как с цепи.

* * *

Мне нравится эта высоколобая холодноглазая дама.
Мне нравится задумчивый овал ее лица.
Ее потухшие волосы, как листья Левитана
(хотя, разумеется, возраст по ним установить нельзя).

Оказывается, живет еще в душе нелепое чувство.
Мне стыдно сознаться: мне хочется позвать ее, остановить,
упасть перед ней на коленку, и левой перчатки коснуться,
и чтобы в ушах – соловьи, соловьи, соловьи, соловьи...

* * *

Секс-бомба Мэри, высший класс
(по-голливудски – "вырви глаз"),
феноменально! Экстра-люкс!
Схожу в кино
                        и –
                                застрелюсь!

6 марта 1962

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

... От наших девушек,
вплоть до девчонок
смекнувших, что к чему и для чего,
от наших простеньких
и скромных джиокондок
спасибо тебе, итальянское кино!

июнь 1958

* * *

Город играет на гитаре.
                              Прекрасно.
Как, это женщины? У, твари.
                              Пикассо.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И дело не в том, что с годами
в клише
слились
в навидавшейся видов душе
витражи
Леже и Брака,
а в том, что они когда-то
мне жадную черень глаз обожгли
и в кровь, как железо и кальций, вошли.

12 января 1959; 28 июля 1974

* * *

И как от угля, в темноте горящего,
мне глаз не отвести никак
от этого
на первый взгляд невзрачного,
от зряшного, на первый взгляд, цветка.

11 января 1959

* * *

Я не против реализма в живописи.
Жизнь
важнее видимости.
Обманув
доверчивое зрение,
окуну
глаза
в пейзаж Марке,
поплыву
на акварельном поплавке
в три доступных взору измерения.

15 сентября 1963

* * *

Спросите их, спросите инвалидов,
тех, для кого навеки кончилась война,
как долог мирный день, как ночь длинна,
и как является в проемах туч, в разрывах
пикирующая луна.

сентябрь 1958

* * *

Какой-то закат – особенный,
всё небо располосовано,
все краски сошли с ума,
всё – атомная война – всё –
          но не надо вслух;
          опасен даже звук;
          фу-фу – и свет потух,
          и след простыл...

сентябрь 1958

* * *

Просыпаешься среди ночи
с сердцем, бьющимся изо всей мочи,
и с единой мыслью:
свершилось!
Вдох:
свершилось!
Выдох:
свершилось!
Вопль:
свершилось!
– Да что с тобой?
Что ты?
Что случилось?
– Забыл... приснилось...

13 февраля 1959

* * *

Я хорошо, я плохо жил,
и мне подумалось сегодня,
что, может, я и заслужил
благословение Господне.

4 марта 1959

* * *

Отстал
в пути,
устал, мне не дойти;
на плечи снег напа́дал,
ни охнуть, ни вздохнуть;
ни засветить лампаду,
ни этот
сон
стряхнуть.

1 декабря 1959

* * *

И хоть слушаешь их в пол-уха,
рапортичек этих слова,
от Великой Показухи
засупонивается голова,
так,
что сам начинаешь верить,
что до цели – подать рукой.
Так веди нас, товарищ Зверев
(чем он хуже, чем любой другой!)

сентябрь 1961

* * *

– Девушки
с голубыми глазами,
где вы
золото для глаз своих
брали?
– В церкви:
разбазарили
образа,
разобрали ризы
на глаза.
– Девушки – чернооки,
а вы где?
– В синагоге.

16 декабря 1960

* * *

Ах, как пахнет, как пахнет сирень!
Ну и пусть ее, знаешь, Бог с ней.
Ведь такое
                    только затронешь
и опять заведешься,
                              и вспомнишь
берег,
          вспомнишь Шевченковский сад,
как ты в дом наш букет принесла –
мокрый,
          в звездах,
                    со звоном,
                              со стоном...
Хватит!
          Дальше – запретная зона.

6 мая 1961, Н.Кастрополь

* * *

Мальчики,
не поддавайтесь девочкам,
с ними толковать буквально не о чем,
это существа из антимира,
наше сосуществованье с ними –
мнимо.

* * *

Слова-то какие: кортеж, эскорт,
такое не сразу подберешь.

А Никита Сергеевич куражится,
а Микитка кочевряжится,
дескать, знай наших,
а ну держись,
расшибу весь мир,
пожгу Париж!

1961

* * *

До чего мне нравятся озорные девки,
что прилюдно драются в речке возле церкви,
так что поп
с молитвою
путает "едриттвою".

До чего мне нравится здешняя природа,
и сыны, и дочери здешнего народа –
Монино,
Железнодорожная,
Перово.

6 сентября 1961

* * *

Парень, тюха-матюха,
неземные глаза,
а помнишь,
          парень,
                    макуху,
жмых,
          по-русски сказать?

– На дворе тихо-тихо,
месяц, словно слеза.
Я болел вшивым тифом,
я забыл все слова...

7 ноября 1961

* * *

Стукачи,
сикофанты,
сексоты,
Рябов,
Кочетов,
Тимашук,
я когда-нибудь всё напишу,
я сведу с вами счеты,
проститутки
и стихоплеты.

Корнейчук,
где твой брат Полищук?
Не прощу.

28 декабря 1961

* * *

Ни на русого,
ни на чернявого
не науськивай меня,
не натравливай,
и падучего бить,
лежачего
не научивай,
не подначивай.
Я люблю
Шевченко
и Гоголя.
Жаль,
что оба они
юдофобы были.

10 января 1962

* * *

Ну, ладно, семь бед – один ответ.
Мне было 7 лет,
когда Гумилева в заневском застенке
поставили к стенке,
пустили в расход,
и были декреты,
и не было хлеба,
кровавое небо,
багровый восход!

19 февраля 1962

* * *

Достану томик своего учителя.
Давно я Хлебникова не перечитывал,
не подымался на валы Саянские,
в слова славянсике
не окунался.

Исполненная детской мудрости
струится речь, двоится, пристальная,
расчесывая кудри водорослям,
людские судьбы перелистывая.

28 марта 1962

* * *

Кончается наша нация.
Доела дискриминация.
Все Хаимы
стали Ефимами,
а Срулики –
Серафимами.

Не слышно и полулегального
галдения
синагогального.
Нет Маркиша.
Нет Михоэлса.
И мне что-то нездоровится.

8 марта 1962

* * *

Пустые стоят коровники,
о которых Есенину пелось.
На лицах у колхозников
молочно-восковая спелость.
А жить-то ведь
каждому хочется,
а не жмыхать газетное сено.
Нет,
не скоро, видать,
окончится
кровопольная эта система.

13 марта 1962

* * *

Чужая, чужая, чужая,
обманом прокралась в мой сон,
и точит, и мучит, и жалит,
и жизнь мою
ставит вверх дном.
Бесстыдница,
руки мне лижет,
теперь присосалась к груди.
Уйди,
я тебя ненавижу.
Куда же ты?
Не уходи...

26 марта 1962

* * *

Приснилась мне обманщица,
притворщица, изменщица,
беременная женщина,
а – девочка по внешности,
в милиции заявленная,
любовником отравленная.
Бессильная, безвольная,
ничейная, погибшая,
приснилась мне любовь моя
единственная бывшая.

26 марта 1962

* * *

Чье-то дыханье
у самой щеки,
волосы ластятся,
льются.
Сниться
проклятые стали стихи,
а наяву
не даются
в руки,
истаивает синева,
перестилавшая стих мой,
и обессмысливаются
слова,
бывшие
ритмом
и рифмой.

11 сентября 1962

* * *

Борис Абрамович Слуцкий,
товарищ эксполитрук,
случился такой случай,
что мне без Вас, как без рук
(случился – такой – случай!)

Что мне не Фет,
не Тютчев,
не Бунин-Сологуб
и не Случевский,
а
Слуцкий,
Ваш
стих,
раздражающий слух,
понадобился вдруг.

Сознательное стихотворение,
снаряженное как на войну,
понадобится в наше время
не мне одному.

5 декабря 1961

* * *

Затмись, светило,
свети вполсилы;
болтун, разиня,
не суйся в драку –
отрекут от России;

а меня, читаку,
оплетут,
околпачат,
оглушат,
проведут на мякине,
на могильной глине.

26 мая 1963

* * *

Рабин: бараки, сараи, казармы.
Два цвета времени:
серый
и желто-фонарный.
Воздух
железным занавесом
бьет по глазам; по мозгам.
Спутница жизни – селедка.
Зараза – примус.
Рабин: распивочно и на вынос.
Рабин: Лондон – Москва.

10 июля 1963

* * *

Все реже пью, и все меньше;
курить почти перестал;
а что касается женщин,
то здесь я чист, как кристалл.
Поговорим о кристаллах.
Бывают кристаллы – Изольды и Тристаны.
Лоллобриджиды,
Мэрилин Монро.
Кристалл дерево
и кристалл вино.
У нас в университете кристаллографию
преподавал профессор Микей,
Александр Яковлевич.
Его посадили в 37-м.
Когда его выпустили, он
нет не могу.
А вы говорите Лоллобриджида.

15 июля 1963

* * *

Если в стихотворении отсутствует пафос,
значит у поэта пониженный тонус.

А если у поэта пониженный тонус,
это, безусловно, не плюс, а минус.

* * *

Может быть,
в каком-нибудь Энске,
может, в Гомеле,
может, в Козельске
старый нищий
вроде меня
ходит,
ищет
"вчерашнего дня".
Может, где-то в селе сибирском
у распластанного плетня
кто-то дальний
и кто-то близкий
вспоминает кого-то – меня.

21 августа 1963, Днепропетровск

* * *

Говорят,
и капли не пила́,
говорят, поллитра выпила,
говорят,
с парнишкой поплыла,
наградила, сука, триппером.
Говорят,
на острове
кусты
дикой акации.
Ночью
светятся
истлевшие кресты.
Тихое кладбище.
Между этих
древних могил
новая могила есть.
Говорят,
цыган утопил.
Говорят,
сама кинулась.

6 сентября 1963, Днепропетровск

* * *

Здесь,
бельма выкатив,
шурует План.
Здесь вечный двигатель –
пердячий пар.
Здесь
девки-малолетки
тудой-сюдой
толкают вагонетки
с свинцовою рудой.

Шарашкина фабрика,
трави рабочий класс!
Здесь два христова праздника –
получка
и аванс.

27 сентября 1963

* * *

Рано пошабашили,
дома щи не смажены,
курочка в гнезде,
а яичко где?
где бог? нет его,
и винить некого,
сами замесили,
сами
тесто квасили,
сами раскусили:
рано пошабашили.

1 октября 1963

* * *

Зыки да рыки.
Рыки да зэки.
Рабочие руки.
Рабсила.
И всё как по маслу.
И всё как по Марксу,
по Энгельсу.

19 марта 1968

* * *

Далеко от Днепропетровска,
на невзятых подступах к Москве
между Фейгиной и Островской
наша мама лежит в песке.
Мы ей
мертвой
глаза закрыли,
сколотили гроб
из досок,
на веревках спустили,
зарыли
в этот серый сырой песок,
и поставили черный камень,
черный камень, на глазу бельмо.
И живем теперь сами, без мамы;
курим, ленимся, пьем вино.

6 октября 1963

* * *

В полночь
на Пресне
переменились масти:
светлые – погасли;
темные – воскресли;

что ж ты,
товарищ,
в душу мне фары пялишь?

6 ноября 1963

* * *

Так быстро,
так быстро плывут облака,
так быстро,

так пусто вокруг,
а закат
так низко...

14 июля 1968

* * *

Мой язык славянский – русский.
Мой народ смоленский, курский,
тульский, пензенский, великолуцкий.

Руки скрутят за́ спину,
повалят навзничь,
поллитровкой голову провалят –
ничего другого
я не жду от своего
народа.

11 ноября 1963

* * *

Вышли трое
в костюмах правительственного покроя,
три сфинкса,
три дворника,
три кубышки,
опиджаченные по всем правилам портняжного кубизма,
с цитатами на устах
и с шляпами в руках!

18 ноября 1963

* * *

Живу по старинке,
читаю Аксакова,
малюю картинки
конкретно-абстрактные,
хочу забыть,
что на свете делается,
учу себя
ни на что не надеяться.

А на свете зима,
и в домах зажгли
разноцветные окна,
и такие мохнатые
по углам фонари,
что смотреть щекотно.

27 ноября 63

* * *

Ева,
цивилизованная еврейка,
любительница
                              конкретной камерной музыки
                              и абстрактной живописи,
поэтесса из мебельного института,
только тебя не хватало в моей жизни, Ева,
только тебя...

1 апреля 1964

* * *

Вот он, тот дом,
                    где мы жили,
                                        и не жили.
спать ложились,
                    и вставали,
и валялись на диване,
          и
          "неоднократно выпивали",
тот самый дом,
те же окна,
          даже
          штукатурка та же,
          тот же за окном
          приемник.
Дом, дом, дом!
Дом
          нас
          не помнит.

25 ноября 1963

* * *

Я Мойша з Бердычева.
                                        Я Мо́йзбер.
А, может быть, Райзман.
                                        Гинцбург, может быть.
Я плюнул в лицо
                              оккупантским гадинам.
Меня закопали в глину заживо.
Я Вайнберг.
Я Вайнберг из Пятихатки.
Я Вайнберг.
                    За что меня расстреляли?
Я жид пархатый дерьмом напхатый.
Мне памятник стоит в Роттердаме.

27 ноября 1963

* * *

Перечитываю снова и снова.
От шмона до шмона.
Тут тебе и маслице, и фуяслице,
и Гопчик, и Ки́льгас.
Эх, глаз-ватерпас –
попки на вышках!
Значит, выпустили,
не доконали
сочинителя-доходягу –
          Солженицына!

3 декабря 1963

* * *

Забываю, куда пошел,
забываю, зачем пришел,
жизнь –
была –
или не была,
забелило,
заволокло,
очереди за молоком,
очереди за хлебом;
прозеваю очередь за хлебом,
вспоминаю,
кого не следовало,
а кого любил,
тех –
давно забыл

4 декабря 1963

* * *

Заговаривал зубы девчонкам.
Твист танцевал.
В сухой траве
пещерной каменной бабе бухтел о любви.
30 лет принудиловки брака, 33.
Нет. Ничего не хотел. Никого не любил.

20 августа 1964

* * *

Вот уже
в шестьдесят четвертом году
я иду
по снежной Остоженке.

Вот уже
в шестьдесят четвертом году
я стою
у стоянки автобуса.

И чего я
таюсь?
И чего я
жду
вот уже в шестьдесят четвертом году?

2 января 1964

* * *

Живу в подмосковной
деревне.
Снимаю мызу
у деда Мазая.
Из города
ходит автобус.

В автобусе тряска.
В автобусе жарко.
В автобусе давка.
А красная девка
                    ликует:
                    "жми туже,
                    не будет хуже!"

Живу в подмосковной деревне:
                    Купавна.

23 марта 1964

* * *

Пора, пора писать без рассуждений,
с первого взгляда,
на зеленой развилке,
в росе,

пока не побило морозом.

Ре-же!
Прибавить шаг!
Шире шаг!
Военный рожок.
Полевая почта.
Походная кухня.
Медсанбат.
Я, должно быть, слышал и видел это в кино.

          Сквозные –
          проникающие –
          сукровицей
          истекающие –
          в кузове
          шинели –
          навалом
          залубенели.

Я не ранен. Не лежу
навзничь в яме
промежду убитыми.
Я летатлин.
Лечу,
куда хочу,
крылышку́я
между сталактитами
          и сталагмитами.

27 июля 1964

* * *

Вспомнил, на кого ты похожа.
В дождь, на сеновале.
Со слезами.
С синяками под глазами.

И со светляками
в полутемном,
полусветлом кинозале,
оживая каждый сеанс
на московском плоском экране.

29 июля 1964

* * *

Рыбы дышат жабрами,
а автомашины –
электрическими лампочками.

август 1964

* * *

Тюмень, да теща,
да Марьина Роща.
А не приелась ли вам солома,
та самая, что до́ма едома?
Не тянет ли вас поглядеть на девчонок
с косыми коленками из-под юбчонок
на стадионе
в Нанси и Лионе?
Не тянет? Хы! Так оставайтесь дома.
Дома и солома едома.
Тюмень, да теща,
да Марьина Роща.

* * *

Интенсивно
и формулированно
думаю 1/2 часа в день:
когда утром бегу на работу.

Содержание
может быть бессознательным.
Сознательной
должна быть форма.

Да,
но как же тогда
обезьяны (которые малюют)?
Ответ:
так же,
как соловьи (которые поют).

Поэзия,
опрозаивайся!
Проза,
докажи, что ты не верлибр.

9 августа 1964

* * *

Кто во что, а я поэт.
Кто на что, а я на С.
Стою по ранжиру
между Слуцким и Сапгиром.

Закат – зияющ
и клокат.
Не на закат смотрю –
в закат.

5 октября 1964

* * *

          Я, ты, он,
          Филька Иванов,
          Иван Израйлевич, на минуточку пьяный,
          Велемир Хлебников,
          Владимир Татлин
и даже
          Мэрилин Монро –
                    все
                              мы
                                        умрем.
Только на днях
          подморгнул было
                    солнышку,
                              вывернувшемуся из-за туч,
                                                                      и уже –
дни проходят,
          и лето проходит,
                    проходит розовоносая красавица,
                                                                      проходят –
          мальчишки.
                    Один мальчишка говорит:
                    "От ритма и аритмии
                    родится антиритм".
Второй говорит:
                    "В эту фройляйн
                              магнит, должно быть,
                                                  встроен".
А третий и вовсе –
          Иван Израйлевич в перевернутую трубу.
                                        Боялся одного,
                                        а умер от другого.

11 августа 1964

* * *

На носу декабрь. На дворе снежок.
под снежком ледок, как заметил Блок.
Вот и Блока нет, Пастернака нет,
одиноко мне в ледяной стране.

26 ноября 1964

* * *

Брючки
в дудочку,
жилетку
в клетку,
нос
в чернильницу,
рот
на крючок –
так и живет
мой бледноликий
и мой красновекий
брат –
великий наоборот.
Вот он вылез из трамвая, чумчарара́,
у него в одной руке авоська,
а в другой записная книжка.
Лист...
Точки...
Больше ни строчки.
Еще ничего не исключено.
И уже – не ис-клю-че-но!..

19 августа 1964

* * *

Требуются способные рабочие.
Рабочие,
способные управлять производством.
Вася,
вот тормоз – жми,
есть газ – газуй.
Две пятерни, перелистывающие Пастернака.
Извилины, вибрирующие переосмыслить квантовую механику.
Два ока,
две глазных воронки, для которых масло – Матисс.
Повторяю: требуются подсобные рабочие.

5 сентября 1964

* * *

Рассказать вам всё?
Не сказать ничего?

Были два партнера,
два монтера
в нашу Любку влюблены.
Стала Любка
тетей Любой,
пухлой и беззубой,
взрослые дочки
у матери-одиночки,
космос,
климакс, –
всё
слилось
воедино,
рассказать вам всё –
не сказать ничего.

22 сентября 1964

* * *

Давайте, братцы, поинтеллигентнее.
Давайте обмениваться комплиментами.
Давайте обманываться.

Иван Израйлевич,
вот это номер,
нивроку,
здравствуйте,
взял и помер,
большое несчастье для Розы,
такой мочевой пузырь – это козырь.
Давайте забудемте.
Давайте будемте.

9 октября 1964

* * *

Архангелы – евреи, говорит Сапгир.
Архангел Гавриил.
Архангел Даниил.
Топор за поясом
и крылья на весу.
С архангельской лошадью
в архангельском лесу
архангел Иосиф Бродский.

А Бог на иконе,
Бог в законе,
Бог, как осина, завяз в тумане,
руками сучит и ногами,
Бог в загоне,
а показания дают сексоты,
а председательствует сука,
и это – Суд над Тунеядцем Бродским,
где верой-чибирячкой был Поэт Прокофьев.

16 октября 1964

* * *

Все думают одно и то же.
И говорят одно и то же.
Но говорят одно.
А думают другое.

16 октября 1964

* * *

Был я на похоронах Мариенгофа.
Вот и окончен
"Роман без вранья".
Первая рифма: "эпоха".
Вторая рифма: "а я?"

27 ноября 1963

* * *

...коричневые губы,
коричневые веки,
сквозь кисею блузки
два мазка сепии,
из-за куска хлеба,
три дня не ела,
жить надоело,
нет, ничего не было.

20 октября 1964

* * *

Осторожно, не оступись.
Осторожно, не споткнись.
Осторожно.

Теперь направо.
Теперь прямо.
Теперь налево.

А, тебе пахнет!
А ты думал – за рубль падло
и чтоб не пахло.
Ну, ладно,
ложись.

Раздевается. Желток кожи.
Раздевается, чулки тоже.
Раздевается.

12 ноября 1964

* * *

Она не хотела пилить дрова.
Она вообще не хотела пилить дрова.
Она хотела колоть дрова.

А я не хотел колоть,
я хотел пилить дрова,
пилить, пока была цела пила.

7 января 1968

* * *

Легкость в мыслях необыкновенная;
о, балда-с,
неужели это не про нас?

Неужели
не мы –
ручкой шмыг,
ножкой дрыг –
то за дочкой,
то за маменькой?

И под занавес, под занавес:
– Сульфидин-с!
Лабардан-с!
Браво-бис,
о, балда-с!

3 января 1965

* * *

Это немыслимо, бессмысленно.
Это не вымысел, не мистика,
не в прошлом веке, и не в будущем,
это не "там уже",
а тут еще –
в Лобне,
в Купавне,
вне
мер и весов,
за гранью, за мороком антимиров –
голос –
должно быть, Блока:
– любовь?

4 января 1965

* * *

Нет никого на свете
желанней
                    этой дурнушки
золушки нашей, Эльки.

Взял бы
и съел бы
изюминки-веснушки
с элькиной шейки.

А где ее дом?
                          За бродом.
А чем она пахнет?
                                Медом,
                                            Элька-конопелька.

Играйте,
                  жидовские дети!
На скрипке!
                        На флейте!
Еще не зажгли
                              для вас
                                        освенцимские печки.

1 марта 1965

* * *

Отцепись от меня,
отвяжись,
венский жид,
Зигмунд Фрейд.
Бред не я,
бред оно.
Решено, говоришь?
Врешь!
Я – не отцеубийца!

19 апреля 1965

* * *

Мое – не мое – небо.
Мои – не мои – звезды.
Теперь они – реабилитированы –
бессмертные – посмертно.

Прими меня, блудного сына;
целую, припав, твои ляжки
в рубашке из майской кашки,
мать-мачеха, Украина!

30 мая 1965, в поезде

* * *

Одеяло с пододеяльником
– поскорей укрыться с головой.
Не будите меня – я маленький,
я с работы, и едва живой.
Я свернусь калачиком
на краешке
у гремящей, как тоска, реки.
Старики,
откуда вы всё знаете?
Что вы знаете,
старики?

12 июня 1965

* * *

Миру мир
миру мир
миру мир
мир умер

июль 1965

* * *

А кому – на, на,
а кому – нi, нi,
а Миколу Хвильового
розстрiляли, чи нi?

А кому та́торы,
а кому ляторы,
а Бориса Пильняка
к ёхсиной матери?..

2 июля 1965

* * *

Я любил одну-единственную женщину.
Любил как тучку быстротечную.
Я любил ее за узенькие брови и
за груди-фунтики, такую худенькую.
За глаза на букву Б: бирюзовые.

8 июля 1965

* * *

Я – трус, трус, трус
(написать на листке бумаги),
я – гнусный трус
(и забыть изорвать, забыть
утопить в унитазе).

23 ноября 1965

* * *

Экспрессионизм-сионизм.
Импрессионизм-сионизм.
Но и в РЕАЛИЗМЕ, при желании,
обнаружат сговор с ИЗРАИЛЕМ.

20 декабря 1965

* * *

Спасибо папе Павлу:
он снял с евреев грех
за то, что мы распяли
Спасителя-Христа.
А я с одной грузинкой
спал года два назад.
При чем тут папа-Йося,
который был резни́к?

И все-таки, по правде
я чувствую вину
за тех жидов, вопивших
"распни Его, распни!";
но и за папу-Йосю
есть на мне вина,
хотя бы группа крови
у нас и не одна.

15 декабря 1965

* * *

Мы были здесь осенью,
когда все пламенело,
и все знаменело.
Но для зимнего леса
нужны только ватман и тушь,
только ватман и тушь...

27 декабря 1965

* * *

Было,
и осталось,
и забыть не могу,
как я шел со станции
в крови и в снегу.
Шла навстречу
девочка,
ребенок лет пяти.
Смахнула меня веничком
со своего пути.

1 февраля 1966

* * *

Вот мы сидим на крылечке и слушаем
с детства знакомый рассказ:
"жили-были старик со старухой".
Так, оказывается, это про нас.

3 апреля 1966

* * *

Из цикла "Старая живопись"

Что я вижу? Вижу – Рай.
Как обтягивает, о, боже,
мякоть яблочную – кожура.
Ева –
тоже
в змеиной коже.

Кто ты?
Куколка?
Или личинка?
Недотыкомка?
Недостижимка?
Обмани меня, полусонного,
поцелуй меня, Хромосома.

6 апреля 1966

* * *

Вчера я опять написал животрепещущий стих,
который оправдал мою жизнь за последние два или три года.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа
оживела летошняя муха,
не летает еще,
только ползает полозом
по газетным по́лосам,
по колхозам,
по соцсоревнованию,
по всемирному сосуществованию.

7 апреля 1966

* * *

ПересвоИлась
с вербОха на плЮсгарь
глОкая кУздра,
горбОкая кУздра.
ЛЫщет и Ящит,
за кИрды хухрЯ,
бОкра за бОкром,
а то и бокрЯт.
А понадъЁрхом,
увЕрой покрЫ,
глУкают бОкры
магЕры
и гры.

29 апреля 1966, Ялта

Вариант

А понадъЁрхом,
увЕрой покрЫ,
жлЮкают бОкры
мажЕры
          и жры.

* * *

          И. Холину

Дом мод: моддо́м.
С дудьём,
с мамадьём,
с били́биным пипига́сом,
и с дрёсом
и с тра́сом (во что́,
          в пиридо́н-перево́д!).
Моддо́м.
Дом мод
пле́мени ка́жный ва́жный.

2 мая 1966, Ялта

* * *

Ёжки-миёжки,
пиёмые фуёжки!

Ай, как а-я-е́й,
ая-е́й, пияя-е́й,
как пиякнет,
как миякнет,
и выходит:
                  Ду-га-де́й!
                                      (Га́га, 2 га)      <Произносится>

3 мая 1966, Ялта

* * *

Посолони́да,
прожура́вьина посолонида,
посолонида свев,
посолонида смив.

Смерь,
све́рбни на пручь,
завербни́ в пучь,
посолони́, врад, в руд
посолониду, –

посолониду свев,
посолониду смив.

3 мая 1966, Ялта

* * *

Пришел рыбак,
попробовал удочкой воду.
И сразу со всех сторон налетели
чайки.
Десятки,
сотни чаек
мечутся
между морем и небом,
как муравьи в муравейнике.

Друг мой, железный ослик,
мирно ржавеет на базе.
В воздухе есть ядовитая соль –
хлористый натрий.
Бог ли ее сотворил, или чисто случайно
соль появилась на свет – никто не знает.
Может быть, Сталин знал.
Ведь не зря, говорят,
у Берии были компрометирующие материалы
на Карла Маркса.

6 мая 1966, Ялта

* * *

Улицы со ступеньками
вырубленные в скале.
Удивительные деревья
с шипами на стволе.
А как тебе нравится, погляди-ка,
вон та блондинка-невидимка –
Алушта, Алупка, Евридика?

8 мая 1966, Ялта

* * *

Стакан томатного сока 10 копеек.
Стакан виноградного сока 20 копеек.
А ну, шаляй-валяй, на копеечку газировки,
давай, наливай газировочки на копейку!

Копеечка, копеюшечка, копеёшка,
а до реформы это было 10 копеек.
Поедем в Никитский сад, помянём Никиту
на гривенник, на двугривенный, на полтинник!

12 мая 1966, Ялта

* * *

Лежу и думаю: вот так и сдохни.
Мне 53 года. Слишком поздно.
Но лучше поздно. Да, вот так – лежал
и думал. И не помню, как заснул.
------
Я умер ровно 29 лет тому назад.
Назад –
тому –
лет –
29 –
ровно –
не вернуть.
------
Но я растоптан как плевок.
Я не плевок, я человек.
Мне 53 года.
Нет, пятьдесят четвертый!

ночь на 15 мая 1966, Ялта

* * *

          Половой вопрос, и половой ответ
играют немаловажную роль в жизни общества и отдельного индивидуума;
          видимо-невидимо
индивидуумов интересует половой вопрос и половой ответ.
          Мне уже за 50 лет.
          Видимо,
          мне уже не получить
          на половой вопрос
          половой ответ.

19 мая 1966, Ялта

* * *

Просматриваю девушек на свет;
на свет, на свет, но если света нет;
но если света нет, а есть – темно;
а естество меняет существо;
и я зову – откликнись, отзовись;
я не садист, но и не мазохист;
труба зовет кого-то, но того,
чье существо меняет естество.

20 июля 1966

* * *

Кого она любит читать?
Наверно, Жюль Верна.
Умеет рулить, и стрелять,
и плавать, наверно.
На набережной, наедине,
и голос знакомый.
Прошла, и напомнила мне –
кого-то, не помню.

3 августа 1967

* * *

Мы незванные гости.
Здесь мы гостим.
Здесь бывал Маяковский.
Здесь был ГОСТИМ.
На Трухмальной площади,
через дорогу от ресторана "Пекин".

13 сентября 1966

* * *

Помню ЛЦК – литературный центр конструктивистов.
Констромол – конструктивистский молодняк.
Помню стих: "в походной сумке Тихонов, Сельвинский,
Пастернак".

Зэк был констриком, но с новолефовским уклоном.
Как-никак, а без Маяковского никак.
Зэк был зэк, и по естественным законам
зэка кончили в колымских лагерях.

Помню ЛЦК – литературный центр конструктивистов.
Констромол – конструктивистский молодняк.
Помню стих: "в походной сумке Тихонов, Сельвинский,
Пастернак".

21 октября 1966

* * *

И красный не красный,
и празднуй не празднуй,
и всё оттого что,
всё потому что,
с микитой тошно,
с косыгой – скучно;
и страшно.

9 ноября 1966

* * *

Я теперь работаю в Главке –
Глав-
          упр-
                    кур-
                              лапки.
Главное дело – дело есть:
для дальнейшего
                              подъема
                                        куроводства –
обеспечить –
                    оборачиваемость –
                                                  оборотных средств –
                    производства –
средств производства.

27 октября 1966

* * *

Город говорунов. Говор на О.
Горьковский, нижегородский: кОро́ва; твОро́г.
Говорят: Ока́; говорят: пОка́.
Ну, а чего посущественней, не говорят пока.

26 ноября 1966, Дзержинск

* * *

Жили-были два дуа́ –
Ромуа и Моруа.
Моруа строфил эссе,
а Ромуа кафил гляссе.

Ну, а нам-то на труа
Моруа и Ромуа?
На труа нам Моруа
и Ромуа нам на труа?

31 января 1967

* * *

В апреле
земля преет,
баня парит,
баня и правит.

Так вяжи
гужи
пока свежи!

Да не бей
Фому
за Еремину вину,
нынче кривда
только за морем кричит,
а у нас в Москве
в лапти звонят:
пожалел затылок,
хлобыстнул в висок.

11 декабря 1966

* * *

О ком я поведу рассказ?
О нас, о вас, Могиз, Мосгаз,
Мосгаз, магАзин, по мозгам,
Москва, Ногинск, Электросталь,
Черноголовка.

9 февраля 1967

* * *

Чертежник милый,
ты, должно быть, славный малый!
С тех пор, как твои зафонарели рифмы,
мне легче жить: я не один в безумном,
безумном, – или нет, – в разумном
мире!

6 марта 1967

ПАМЯТИ БУРЛЮКОВ

Умер Додя, 84 года.
Трэба, братцы, помянуть его.
Жили-были
Додя,
Коля
и Володя.
А теперь не осталось
НИКОГО.
Только Генрих голосит псалмы.
Только Рабин выдает холсты.
Только Гробман.
И Айги.

7 марта 1967

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

А на улицк весна.
Играет в цурки пацанва.
И направо, и налево –
и, какие девочки.
Девочки, подвиньтесь,
veni, vidi, vici.
Я Иван-капитан,
всех девиц повоевал.
Фиг, фиг, фига с два,
ты, Иван-капитан,
низенького росту –
метр девяносто!

А на улице весна,
тротуар высох.
Скоро выбрызнет листва
изо всех сисек.

21 марта 1967

ИЛЮШКЕ ДЕВЯТЬ ДНЕЙ

– Что ты вякаешь, Илюшка?
– Ля, ля, я лягушка;
я гусеныш, ля, ля,
я ваш принц Илья.

Дед противный, никотинный,
не коли меня щетиной.

– Да что ты, Илюшенька,
меня ведь к тебе близко не подпускают!

МЫШИ И КОТ

Пришел Илюшка, а в доме мыши.
Достали бы кошку – а в доме Илюшка.
Дед,
оборотись котом,
полезай в по́дпол за мышо́м,
загрызи его, мыша́, стальными
зубами вставными!

ИЛЮШКИНЫ ДЕЛА

– Дед, не говори.
– Дед, не кури. –
Так я же в уборной!
– Дед, сбегай за борной кислотой,
за укропной водой,
за доктором...

...Ясно – определенно –
у Илюшки делов –
будь здоров,
а у нас всего-то делов –
пеленай да перепеленывай.

С добрым утром! – ля, ля.
Кто напудил? – я, я.
Кто написял? – я, я.
Хочешь сисю? – ля, ля.

* * *

Запускали в космос
Джордано Бруно.
Запускали Жанну д'Арк.
Запускали католиков и космополитов.
Ицык Фефер, космонавт,
привенерился на Марс.
Даниил Хармс –
на кольцо Сатурна.

5 мая 1967

* * *

Какая мне разница –
по́хороны
или похоро́ны?

Отвезите меня в крематорий,

озолите;

а золу́
– или зо́лу –
высыпьте в му́со́ро́про́во́д.

1 июля 1967

* * *

Ха и Вэ
Хармс
и Введенский.

Пасха.
Воскресает лес.

Ржавый пень –
и тот воскрес.

Но эти двое –
не воскреснут.

4 июля 1967

* * *

Громыко сказал:
                                    "местечковый базар".
– Так и сказал?
                                    – Да, так и сказал.
– Он можбыть сострил?
                                    – Да, можбыть сострил.
– А больше он ничего не говорил?
– Нет, больше он ничего не говорил.

6 июля 1967

* * *

Эта видимость смысла в стихах современных поэтов –
свойство синтаксиса,
свойство великого русского языка
управлять государством;
и ты
не валяй дурака,
пока
цел,
помни об этом!

12 июля 1967

* * *

Хочу ли я посмертной славы?
Ха,
а какой же мне еще хотеть!

Люблю ли я доступные забавы?
Скорее нет, но может быть, навряд.

Брожу ли я вдоль улиц шумных?
Брожу,
почему не побродить?

Сижу ль меж юношей безумных?
Сижу,
но предпочитаю не сидеть.

20 июля 1967

* * *

Жил в Ростове человек – мальчик Юрочка.

Он от солнышка
до подсолнушка
всё на свете превзошел,
всё до зернышка.

Я хотел бы стать таким же, как Юрочка.

22 июля 1967

* * *

Что это значит?
А ничего не значит.
Абже, да как же?
Всё так же, манюня, всё так же.
Так же, как раньше?
Да, мамочка, так же, как раньше:
может быть, Макбет,
а может быть,
абже
да бабже.

25 июля 1967

* * *

На помидорах – телесные меты.
Дома хозяйка?
С Воздви́женья нету.

День на исходе, и ночь на исходе.
Месяц –
то всходит, то заходит.
Как по уставу за старой пущей
с места снимаются
стойла
и сучья.
Крыши кудахчут:
куда бы податься?
Шапки
готовы к мягкой посадке.

28 июля 1967

* * *

Как та профессорская вдова,
отдававшаяся потрясно,
вся в слезах,
как витрина овощного магазина –

так я
настраиваюсь произнести слова:
– Валя! –
или
– Нина!

Ты моя лебединая песня,
песня песней!

10 июля 1967

* * *

Так, ничего определенного;
нечто неопределенное;
нечто туманное,
млечно-серое
на сумеречном фоне.

А сердце бьется,
сердце бьется
всё ревностней,
всё обреченней;

как будто вырвется сейчас изнутри
во все четыре измерения.

3 декабря 1967

* * *

Незаменимых нет.
О, да, незаменимых нет.
Незаменимых нет:
есть
заменители.

Заме́ним Бабеля?
Заме́ним!

А Зощенко?
И Зощенко!

17 апреля 1968

БАБЕЛЬ

Всё убито тишиной.
Закинувшись навзничь.
Синяя кровь лежит в его бороде.
Как кусок свинца.

Благословен Бог Израиля
избравший нас между народами земли
под черной снастью неба
под дырявой крышей пропускающей звезды.

Закинувшись навзничь.
В канаве.
Разрывая завесу бытия.
Псам и свиньям человечества

<см. Второе послание Петра, 2, 21-22>.

6 декабря 1967

*

Рукописи его неопубликованных произведений
исчезли.
Тщетно искала их вдова писателя,
не похожего на писателя.

Благословенна тщетная свеча.
Благословенна Революция,
избравшая нас между народами земли, –

писал Лютов, Исаак-пророк
Учения о Тачанке.

7 декабря 1967

* * *
Кто помнил,
того зарыли,
а мы,
а мы забыли
                    о Тайне
                    открытых процессов,
                    когда не доцент,
                    не профессор,
                    не вырванный с мясом
                    крестьянин,
                    а
                    Каменев,
                    Рыков,
                    Бухарин,
                              Кто помнил,
                              того зарыли,
                              а кто зарыл –
                              в Нарыме.

7 декабря 1967

* * *

Благословенно злополучие,
избравшее нас между народами земли.

На улицы!
На улицы!
Станцуемте!
Споемте!
Восстанемте из мертвых!
Гит Йонтыф!
Гит Йонтыф!
Гит Йонтыф!

<С праздником!>

9 декабря 1967

* * *

И, как с похмелья,
смаху:

стих –
это смех со страху, –
                о, рассмейтесь, смехачи,
о, рассыпьтесь, страхачи смерти, слухачи!

12 декабря 1967

ШАЛАМОВСКОЕ

Гражданин начальник,
тут какая-то ошибка,
я не тот, которого надо убивать,
я сам умею убивать.

Бахилы,
короба,
грабарки,
фанерные бирки,
чем ты болен, такой здоровый лоб?
Обзовись!

8 февраля 1968

АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ

Даже ночью светились цветы.

Мужик с желтыми глазами,
прибежавший откуда-то
из полевой страны.

Как заочно живущий
наравне с забвенной травой, –
сон ведь тоже вроде зарплаты считается,
а люди нынче до́роги, наравне с материалом.

Остановите этот звук!
Дайте мне ответить на него!
Возчик,
смазчик,
желтоглазый мужик,
видишь,
как теперь все стало ничто?

10 февраля 1968

* * *

Двуединый двигатель спаренного механизма.
Двузначный, двучленный, сердечные клапаны – ну!

А теперь асинхронно.
Теперь асинхронно.
Да,
теперь асинхронно.

8 февраля 1968

* * *

Чем дальше к старости и к смерти
( алаверды, алаверды ),
тем ближе плач в Генисарете
и вопли Синей Бороды:

– жили не мы –
– мы не жили –
– нас женили –
– нежели вы –

19 марта 1968

* * *

Одна поэтесса сказала:
были бы мысли, а рифмы найдутся.
С этим я никак не могу согласиться.
Я говорю:
были бы рифмы, а мысли найдутся.
Вот это другое дело.

<ничего подобного: это одно и то же.>

9 февраля 1968

* * *

Разучившись мыслить
(в силу прогрессивных актов)
в силу фактов
(объективных,
субъективных
и декларативных)

веря и не веря
(принцип революционера)
я хотел бы
вскрикнуть,

но не в силах даже пикнуть.

25 марта 1968

* * *

Сколько ушло, отшумело, отпело, полвека, век?
Прошлого нет.
Но и – непрошлого нет.
Было – даешь!
стало – давай-давай.
Было – долой!
стало навеки веков.

25 марта 1968

* * *

Верлибр – это рубленая проза.
Строчка – рубль.
А нам не платят ни копейки
ни за прозу,
ни за верлибр.
И рифмы здесь не при чем.
Как слышно?
Перехожу на прием.

10 апреля 1968

* * *

Легкие на помине,
а в поминании нас нет,
в святцах нет,
на афишах, на обложках нет.
Мы – неупоминаемые.

24 апреля 1968

* * *

Сегодня 17-ое июня.
Никто не родился и не умер.
По этому поводу
скажите мне, кто-нибудь,
живут ли еще в нашем городе
еврейские дамы
с большымы полямы
и русские горькие мамы?

1 июля 1968

* * *

Для меня,
для горожанина,
для, тем более, южанина, –
и ромашки – аромашки,
и фиалки – фимиамки,
и акация – Божья Мати.
Христолюбивое воинство,
распикассившее наши души,
низкий тебе, земной поклон
от Самиздацких поэтов,
нарушителей прав,
потрошителей слов.

10 августа 1968

* * *

Великий Зощенко, как сказал великий Козловский,
когда в дымину пьяный бессловесный бас,
лопаясь
и ухмыляясь
и подмигивая телезрителям,
распространялся за экраном.

Великий Зощенко,
великий Хлестаков,
великий Козловский,
а бас ухмылялся, хмы, хмы, а бас ухмылялся,
а Юрий Алексеевич приземлялся,
а Михал Михалыч,
а Иван Семеныч,
а бас еще был пьян да умен!

6 августа 1968

* * *

Симанович-старик за селедкой стоит.
Симанович-старик, за четверкой сходи.
Обойди мою обиду,
полюби мою свободу,
соль и сахар,
напоследок
дайте асало́ду
(Симанович-старик в Вострякове зарыт).

18 августа 1968

* * *

Какая тишина, какая благодать!
Не надо тратить сил на мимику,
все ясно,
и кажется, что душу оставляет, бередя,
свобода
выбраться из необходимости.

19 августа 1968

* * *

Какое крестьянство?!
Какая интеллигенция?!
Какой рабочий класс?!

Еще вчера по-чешски:
– Pozor! Pozor!
Сегодня по-русски...

Когда же я буду жить?!
Мне уже за тридцать!
Я ошибся!
Мне уже под шестьдесят!

21 августа 1968

* * *

Знаю, что люди – звери,
только не знаю, все ли.
Может быть, эти – не звери?
Может быть, дети – не звери?
Знаю, не знаю,
верю, не верю.

15 сентября 1968

* * *

Огни над окнами
в едином лозунге.
Знамена подняты.
Знамена в воздухе!
И их количество
переходит в качество,
как электричество
в очковтирательство.

12 октября 1968

* * *

Мое тихоюбилейное – шестисотое стихотворение,
написанное через 30 лет после первого
("У часового я спросил...").

Отит,
скарлатина,
летит паутина,
коклюшное небо,
синюшное небо,
клетухи в тифу,
у деревьев желтуха,
пришли сентябрины
на тощие глины.

19 сентября 1968

* * *

Я не поэт.
Не печатаюсь с одна тысяча 938 года.
Я вам не нравлюсь.
И, наверное, уже не исправлюсь.
Но я знаю: ваши важные стихи –
это маловажные, неважные стихи.
Их печатают, печатают, печа...
Так покладу я вам копыта на плеча

3 марта 1967

* * *

В магазине канцелярских принадлежностей,
завязав платочек узелком,
с подобающим усердием,
с прилежностью
заправляюсь
канцелярским языком.

Ловко колют,
ловко шьют
скоросшиватели,
шьют, и шьют, и шьют дела́.
На боку Портфеля-кожемякина
промокашка
промокашку родила

14 октября 1968

* * *

Вс. Некрасову

Кончились морозы.
Лужи
лижут снег.
И, кряхтя, колхозы
затевают сев.
– Сева,
Сева,
Сева,
не смотри
на север,
на юг
посмотри, –
снуют снегири.

31 октября 1968

* * *

Зацепился
за декорацию
Гамлет,
мямлит:
– Так-то, друг Горацио... –
А нельзя ли
решить
большинством голосов
философ-ский вопрос –
быть или не быть?

26 декабря 1968

* * *

В заключение
поучение:

заключение
в поучение
и ученым
и простым заключенным

10 октября 1969

* * *

Я чужой тебе.
И ты чужая.
Часто думаю,
соображаю:
может,
где-нибудь у Миссисипи
я бы жил с тобой
как мотоцикл.

2 ноября 1968

* * *

Позвонил соседу
и имел с ним беседу
при средних намолотах,
при высоком агрофоне,
10 а то и 15,
просо под вопросом,
оставайтесь с Гондурасом!

23 ноября 1968

* * *

14 апреля
Маяковский
покончил жизнь самоубийством.
А жить
становилось лучше,
жить
становилось веселей,
поэтому
смерть поэта
устраивала генсека.

26 ноября 1968

* * *

Бабка подымается бодрая, с давлением,
с рвением
берется за домашние дела,
а намедни
важно поддала.

Вот и дед закашлялся с добрым утром.
Закури-ка, старче,
сигарету с фильтром.

5 декабря 1968

* * *

Всё законы,
всё запоры,
огорожи,
забобоны,
то и это
под запретом,
шел я с братом
и заплакал.

15 декабря 1968

* * *

Пришел ко мне товарищ Страхтенберг.
Какой он старый,
просто смех и грех.
Товарищ Страхтенберг,
товарищ Мандраже́,
садитесь; – не садится; – я уже́...

15 января 1969

РЕЦЕНЗИЯ НА ПОЭМЫ ИГОРЯ ХОЛИНА 1968 Г.

Холин искал себя на Марсе, а нашел в Марьиной роще, когда хоронили Александра Давыдовича, отца Киры Сапгир.

Что значит – поэт нашел себя?

Когда-то Флобер сказал: Эмма – это я.

Поэту среднему достаточно, чтобы читатель узнавал: это Холин.

Большому поэту надо, чтобы читатель узнал: Холин – это я.

Тогда стихи перестают быть предметом эстетической оценки, например, любования: "ах, как это здорово сделано", или "как это ново", или "как интересно", а становятся религией последних дней человечества.

8 января 1969

ПОЭЗИЯ

Я вам говорю: чудес не бывает.
Меня
ветрянкой называют.
А я не ветрянка,
а Черная Оспа.
Когда вы поймете, будет поздно.

13 января 1969

* * *

А, может быть, мерило веры –
тревожные гудки
за выморочными перилами Грина?

Моторы, может быть, зерносушилок,
и розовая сигнатурка,
способная преобразить...

Но в этом никто не уверен.

Никто
не уверен
ни в чем.

20 июля 1969

ПОСЕЩЕНИЕ А.Е.КРУЧЕНЫХ

Беленький, серенький Дырбулщил:
– К Троцкому я не ходил,
к Сталину не ходил,
другие кадили...

Слабость, и задышка,
и рука-ледышка.
Товарищ гражданин,
присядем, посидим.

А потом из ручки Глоцера
разборчиво:

          Поэту Я. А. Сатуновскому
                        АКр--
                        16/XI
                        1967 г.
                                        Москва

1 сентября 1968

* * *

Вечер был,
сверкали звезды,
рано было,
или поздно, –

не полёг,
не полёг
зимостойкий дриз,
улетай же, мотылек,
мальчик, застучись...

6 октября 1969

* * *

Как дали по мистической сущности мессианства,
и вот вам результат:
                    ни
нейтралитету,
                    ни
суверенитету,
                    ни фига нету!

10 октября 1969

* * *

Все мы смертны, господа следователи преследователи.
Сто́я в гробу – что я могу
во имя существительное,
прилагательное,
                              глагол?
Извините, что я старый.

10 ноября 1969

* * *

Ни малейшего человеческого оттенка
в словах.
Безапелляционно
и безынтонационно.
Даже если это правда,
это ложь.
Ложь взад! – как писал великий Зощенко.

10 ноября 1969

* * *

Недавно тили-лили-дудная (чудная) Галя Гладкова
говорила обо мне с новым главным редактором
"Малыша", вроде бы так:
– Знаете, товарищ Главный, он очень русский
человек, Яковин Абрамчик. Такой русский, что
уже даже почти украинский.

15 ноября 1969

* * *

Елки-палки,
считалки-заменки,
кто последний
за манкой-перловкой?

– За манкой-перловкой
отсель недалече,
ты первый, я первый
до белого корня...

20 ноября 1969

* * *

Выскажу вам
мысль –
на всю
хватит
жизнь:
глупо стесняться
если
глупости снятся.

24 ноября 1969

* * *

Нет, Марцинковский не тот человек.
И Вервинский не тот человек.
          Им нравятся
          крупные
          и средние женщины
          с русским характером,
          с низким центром тяжести.
А, вы думаете, Ли́писиц – тот человек?

1 декабря 1969

* * *

Поэзия – не пророчество, а предчувствие.
Осознанные предчувствия
                                                  НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.

21 декабря 1969