Тексты публикуются, за одним исключением, по рукописям и машинописи, хранящимся у П.А.Сатуновского, младшего брата поэта. Там, где они есть, приведены авторские номера. (Большая часть стихотворений Сатуновского пронумерованы в приблизительно хронологическом порядке. Последний известный нам номер - 1009. Однако часть пронумерованных стихотворений, по-видимому, уничтожена автором. В то же время сохранилось несколько десятков стихотворений без номеров, в том числе написанных после последнего пронумерованного.)
* * *
Читал надысь
твою поэмку
про Бабий Яр,
и вывел то,
что ты не русский на все сто -
Ев-гений-рей,
Ев-рей-тушенко.
* * *
Курский вокзал.
Савеловский вокзал.
А там и станция Лианозово,
где я как будто бывал.
Любезная маска хозяина
высунется в коридор,
а в комнате чистые запахи:
олифа и скипидар.
Курский вокзал.
Савеловский вокзал.
Спасибо станции Лианозово,
где я как будто
бывал.
* * *
Мне достаточно намека,
намёк на грудь,
еще немножко,
намекните, я пойму.
392
ПРОЗА К СТИХАМ
Можно писать и прозой, если только писать прозу не как стихи.
Если бы! Дорогой Мольер, если бы мы говорили прозой! Обыкновенно мы говорим одними междометиями: дык, пык, мык... Но это уже было где-то, дорогой Соломон, увы, всё уже было.
Итак, роман. Или, в крайнем случае, повесть.
И пусть после смерти дадут пожизненную пенсию.
______________
Начнем с абсолютно нетипичного Моисея Францевича из ФНИИВЭЭМ в Кудиново. Как он сидит у телефона и ждет сюрприза - звонка.
Откуда? От верблюда.
Инсульт, два инфаркта, розовый от склероза, как с мороза, шестидесятипятилетний метис... А, впрочем, пёс с ним, с Моисеем Францевичем. В нашей повести он больше не понадобится. Пшел вон, старый пердун!
______________
А вчера я шел, весь в снегу, с работы, и за углом, за снегом, запели длинные трубы. "Взвод, вперед, справа по три, не плачь, - писал унтер-офицер Орденского кирасирского полка Афанасий Фет, - марш могильный играй, штаб-трубач!" И трое славных парней, которые никогда не умрут... И один из них, должно быть, третий... Как, бишь, он сказанул, дай Бог памяти, этот третий парень? - "Дык, пык, мык, ребята... Ханты манси... Взвод, вперед, справа по три... Вон там еще одного жмурика понесли".
______________
Стихи приходят сами, хуже татарина. Приходят, и занимают место прозы, которую нужно долго приглашать: заходите, пожалуйста!
______________
400
Когда мне захочется почитать стихи,
я беру Достоевского,
беру Льва Толстого.
Проза - это неосознанная поэзия.
404
Не знаю еще,
куда ведет эта дорога.
Да и, собственно,
никакой дороги здесь нет.
Просто -
шел, шел, шел вместе со всеми,
и, видимо, свернул.
И хотя я не такой гениальный,
как Сева Некрасов...
* * *
Прощай, любимый город,
прощай, почтовый ящик,
прощай, железный вытяжной шкаф
и деревянный лабораторный стол,
накрытый плексигласом.
Ни пуха, ни пера,
ни слова, о друг мой, ни вздоха,
ни сна ни отдыха измученной душе,
ни живой души.
373
В узкой юбке,
в заграничном свитере,
губки
покусаны,
глаза разресничены,
на заводе Войкова
учится на токаря
крашеная альбиноска
а-ля ББ
с вавилонской башней
на голове.
* * *
Сегодня, завтра,
некогда, вчера
влечет и шепчет,
как пчела,
и некуда спешить,
и некогда гадать
сегодня, завтра,
никогда, всегда.
491
Сапгир молчал;
"скажите Кире,
что я пошел на харакири".
Читая книгу Веры Марковой,
налево, Генрих,
не посматривай!
* * *
Дымились черные рубахи,
Топор помалкивал в пыли,
Пила скулила, как собака
(Ее недавно развели);
ты мог бы так писать и дальше,
но полно, ты уже не мальчик.
* * *
Чем превратней ячменное пиво,
тем бедней,
тем безлюдней в стогу.
Не по графику вяжет крапива
сдвиг и привод
на том берегу.
Сдвиг и привод.
А рядом -
у жбана,
шевелящего Млечным Путем,
вспыхнут ляписом
плечи лавсана
и, помедля,
взойдут непутём.
Что ж, покурим.
Намедни ракета,
крюк со скрипом
и шлык заодно.
Легче в рожу
сигать сигаретой,
чем умащивать злыдни рядно.
Легче, проще.
Но сущий и вящий
хропотун. А себе на уме -
кум скумекал:
чем площе, тем слаще;
и почапал к законной куме.
Обернувшись на свет,
торопливо,
я вам высказать вряд ли смогу,
как превратно ячменное пиво,
как бедно,
как безлюдно в стогу.
<печатается по магнитозаписи, возможно, не все правильно распознано; судя по расположению относительно других стихов - лето 67>*
* * *
Катилася торба
с высокого горба,
с Василеостровского
Глеба Горбовского.
В этой торбе
"Urbi et Orbi"
* * *
Не печатаясь, выйти в тираж?
Вот те раз!
* * *
А теперь изобрели:
"евреизация Иерусалима",
которой так недоставало
великому русскому языку.
793
Сильная, с норовом
Нора Васильевна
зверя не выдала,
верила в идола.
Инфизкульт,
инфаркт, инсульт...
797
Хорошо
в густом саду
пальцами придавливать ос:
- Много вас
развелось
в этом году!
856
У Никитских ворот
встретил чужестранца.
Ходит топ через топ.
Что, мужик, ус...ся?
Всё равно нехорошо,
дайте сонный порошок.
870
Мне уже кажется, что 80 лет
это не так-то много.
* В обнаруженном позднее машинописном оригинале - несколько иначе:
Чем превратней ячменное пиво,
тем бедней, тем безлюдней в стогу.
Не по графику вяжет крапива
сдвиг и привод на том берегу.
Сдвиг и привод. А рядом, у жбана,
шевелящего млечным путём,
вспыхнут ляписом плечи лавсана
и, помедля, зайдут непутём.
Что ж, покурим. Намедни ракета,
крюк со скрипом, и шлык заодно.
Легче в рожу сигать сигаретой,
чем умащивать злыдней рядно.
Легче, проще; но, сущий и вящий
храпотун, а себе на уме,
кум скумекал: чем площе, тем слаще, -
и почапал к законной куме.
Обернувшись на свет, торопливо,
я вам высказать вряд ли смогу,
как превратно ячменное пиво,
как бедно, как безлюдно в стогу!