|
ИСКУССТВО
Грустный товарищ мотает крылом: беда.
Нами открыта дорога туда-сюда.
Это искусство хожденья спиной вперёд;
Лучше всего сохраняет следы асфальт,
Речка Неглинка, полночная магистраль.
Хуже всего сохраняет следы песок.
Это – стремление мёртвых отдать живым
Слева за кадром портянку, последний рупь
(Мёртвым считается кремационный дым,
Жив соответственно каждый ближайший труп).
Привкус железа во рту, ибо есть что грызть,
Свищет музы́кой за шиворот вьюжный хор.
Если окликнули сзади – стреляй в упор,
Пусть из горла́ потечёт в голубую высь.
Это искусство закрыть за собою дверь,
Перешагнуть порог и залить костёр.
Это ногами вперёд и лицом на двор –
Свежая дрянь на зелёной густой траве.
Мышью картонной коробкой пропасть в щели́,
Брызгам дождя подарить очертанья рук,
Вечный покой трепыхается на ветру,
Чтобы оставить записку: "За мной пришли".
Чтоб напоследок уткнуться (возможно, здесь)
Мордой в кильватер отплывшего корабля.
Пена щекочет дыхание, nothing else,
Всё, что не ты, – это мёртвые. Дальше – я.
* * *
Алгебра гармонию имела
Бог не вынес этого расклада
Моцарт поперхнувшись сразу помер
Может он в Америку уехал
Там ему сигналили машины
Потому что был великий композитор
Получил депешу от Сальери
Не волнуйся мол начальник всё в порядке
Моцарт забежал в кафе Макдональдс
Выпил чаю и послушал Сантану
Или Энималс что там крутили
Он зашел к бармену и сказал Я Моцарт
Я вам сделаю круче Нирваны
Его величество продюсер меня похерил
Мой басист Сальери меня кинул
Меня прислали сюда учиться
Я желаю студию и базу
Бармен сказал Я тоже Моцарт
Я жил спокойно отравил Сальери
Нагрёб деньжонок читаю газеты
Не парюсь как некоторые с музыкой
Решаю алгебраические задачи
Ты любишь алгебру? Ненавижу ответил Моцарт
И тут он поперхнулся и скончался
* * *
Божий замысел рыбачий промысел
Был Иосиф безобидным плотником
Он играл в игрушки выпить не дурак
Жена ходила по дворам
Машку падаль выебал Господь
Подрастает маленький ублюдок
Говорит по-аглицки латынь
Надо же кормить последние дирхемы
Блин оболы шекели евреи
Я есть еврей Господь наш был еврей
Или будет, если слушать эту полоумную женщину.
Дитя любимое чужое
И если бы она любила Машка
Иосифа-то
* * *
Восславьте свинцовую вазочку из тернового венца
Раны некогда шли на пользу заигравшемуся зрителю
А некоторые зрителями всю жизнь потому что у них слишком много крови
* * *
Ты был разведчиком; я – датчиком
Перехватчиком
Ты Гамлет принц Датский, я – солдатский
Ты значит трава я морква
Мушкетёрский постой сам себе женой и сестрой
Сам себе гишпанский настрой
Сам себе господин и герой
Веселись покуда не смеешь покуда пой
Смех заснеженных стен гастрономический волчий вой
Я останусь с собой
По свежей побелке кровища смешные враги я останусь с собой
А эти поганцы вернутся на родину
* * *
Ты воспеваешь сильные деревья
Сильные деревья воспевают тебя
Один большой дерево может поднять тебя на руки и поставить на ноги
После чего ты абсолютно готов к процессу жизнедеятельности
Расти дурачок наливайся зелёным молоком
Только не нализывайся оным
Вкус собственной крови навсегда отобьёт у тебя аппетит
Ты будешь слабый очень дерево
Тот кто с песней по жизни шагает это шагающее дерево
* * *
Белая кость, голубая кровь
Маккена, Берроуз, Гроф
Слепые кутята, паромщик едва гребёт
Последний обол за щекой. Речка Йод.
Эсхил наболтал ерунды. Я вернусь к тебе
Достану чего-нибудь и вернусь к тебе
В кармане досадный излишек уплочено газ и свет
Упрочено. Этот за стенкой, видать, поэт
Привыкнешь – не привыкать.
Десятый год мурыжит одну строку.
Сизифом звать.
Скоро настанет весна – кидалово и амнезия
Бестолковая Лета выходит из берегов
Стикс меняет окраску и воняет бензином
Маккена, Берроуз, Гроф.
* * *
Настя левое крыло
Блевотворная античность
За колоннами возня
Агамемнон пьян зело
Храм – приют для хромоногих
Топни правою ногой
Топни левою ногой
Может, станешься историк
Два хрониста, три столбца
Фатерлянд семейной драмы
Мама сын его жены
От известного лица
Жизнь осмысленно чиста
Смерть еврейская шарада
Лев Толстой сюда не надо
Эта дверь уже не та
Так и жили – не дружили
Лиго, Пасха, Рождество
Друг мой, что тебе с того
Рядом головы сложили
Предъявители сего.
* * *
Нет ни Бога ни чёрта
Ни Ада ни Рая
Есть только город где я родился
Хватит с избытком на четверых, –
Нашим и вашим – звёздочек и башен.
А говорят, Моисей всё-таки умер в дороге
Не выдержал зноя и прочих лучей
Только патеру не скажи, сожрёт с потрохами
А ты ешь, ешь.
ULIEDEN SPIEGEL
Легко ли ошибиться, когда ты –
Чистейшей пробы голландский сыр?
Словно не каждый такой же меченый
И не доро́га одна на всех.
Правда ли, было другое время и взаймы воздух?
Правда ли, несолоно родившись, возвращался куда?
Видишь толстая баба в переднике торгует цветами –
Это и есть Судьба.
Почему-то за неё ужасно хочется погибнуть.
ИКАР
Доктор, неужели так трудно
Она похожа на треугольник, такую простую вещь
Я её проглотил
Доктор, помнишь небо над Аустерлицем,
Небо над Аушвицем?
Там это можно было умереть от страха
Можно было любить от страха
Меня никогда не учили любить свободу
Ты уже покойник, доктор, это было несколько раз
Когда бы знал кто из вас, как хочется дышать и жить!
Когда бы знал, как она прекрасна!
Когда я, замкнув на повороте, крикнул "Мама!", или "Родина!", или что-то ещё...
Всё.
* * *
Понемногу замерзая, остановились.
Что тебе Гекуба, брат мой Сократ?
Она испачкалась в зелёнке, терцина, декада,
Лысые кузнечики, лысые кузнечики.
На подоконнике растёт трава
Затылок подмял подушку
Уже поздно, что́ тебе подушка,
Иная жизнь, временна́я капсула,
Смачная вечерняя звезда.
* * *
Постарайся хотя бы дотянуть до рассвета,
Как сказали бы в книге про нашу жизнь, – "дружочек",
А почему бы не сказать так взаправду? Дружочек,
Потерпи до утра, не превращайся в дракона,
Они же вымерли давно, драконы, на что их в грядущем?
Ты либо я либо он не в ногу со временем, время велосипедист.
Рыцарь-дурыцарь собрался на подвиги тешить принцессу;
А принцесса сидит на печи, задолжала лимон.
К рассвету она утвердится в небесном полёте,
Чешуёй на прощанье сверкнёт и запалит дворец.
12 Л.
1.
Тебе никогда уже не будет столько
Тебе никогда уже не будет страшно
Ты не запомнишь дрожи в руках
Не увидишь моря, не станешь камнем
Не скажешь ветру "Добрый Мистраль"
Не коснешься рукою неба
(Вечная молодость шёл в Европу
Уткнулся в твердь за окном тишина)
Не сможешь спрятаться, прижавшись к стене
Не сможешь не погибнуть в огне
Тебе никогда уже не будет страшно
Тебе никогда уже не будет 12 лет
2.
Мы строили наши корабли, мне было 12 лет
Это магическое число а вовсе не для того чтобы сдохнуть
Мы четверо окружали и мы сделали это мы это сделали
Ленке камуфляжные тряпки а мне пистолет
Он такой заводной никелированный
А потом через забор, да, потом по траве но не сильно
Он всё равно не догонит потому что из верёвок и бабушкин
Левая половина лица говорят что птичьи кости но на самом деле там просто так были птичьи кости.
А потом мы встретили ЭТОГО.
Ленка с Шуриком видели затылок, а Германов вообще убежал.
Мне было с пистолетом не страшно, я стояла и долго рассматривала, а он стоял и никуда не смотрел.
Потому что у него со всех сторон был затылок.
УПРАЖНЕНИЕ
Ученик – это каждый может быть сам
Правила ли знать или устному счёту
Развиться давать, или развлечь кого-то
Аз, буки, веди, или разрушить храм.
Жалко его, такого молодого,
Не растить кому ни бороды, ни внучат,
Если они зазвучат.
Не удержать в руках, лишь поймает слово.
Инок ударит в леса, боярин сгорит дотла,
Евнух наладит и пальцем. Такие дела.
* * *
Можно было назвать Yesterday, Yestreen
Если лопнут два кольца – буду агентом ГБ,
Сильный замёрзнет, слабый победит
Сильный замёрзнет, слабый победит,
В одной стране, разделённой на многих частей,
Показавшись справа, увидишь слева
ВЕСТЕРН
По августовской улице пешком мимо ипподрома
Да меня хотели подвезти но мне хотелось бы уйти
Джонни, мёртвый Джонни
Тётки тянут пряжу не смотреть бы никому на эту прелесть
И правда ничего тоскливее не видел никогда
Джонни, мёртвый Джонни
Джонни, мёртвый Джонни сжёг четыре города заткнул Герострата
Убил двух зайцев ни одного не поймал
И теперь моя судьба зависит только от того, куда дует ветер
Если к востоку значит всё хорошо да, да, да
Да значит всё хорошо когда ветер к востоку
Знает, что делает, третья жужжит веретеном
Рядом газуют иномарки им не видно, зато хорошо слышно
Ладно, ничего, ты это главное блин держись
Когда они начнут отмерять мы будем уже далеко отсюда
Когда они начнут отмерять мы будем уже далеко отсюда
(Джонни, мёртвый Джонни собрал свои вещи и вышел в окно
Больше ему не вернуться сюда
Джонни, мёртвый Джонни)
* * *
Жизнь оказалась ему мала
Прохудившись в десяти стрёмных местах
Разлетелась, и её отправили поездом в Ригу
Два купейных, один плацкарт
Одна чайная ложка сах. песку
Шевелит ногами, глядит в окно
Ложка.
* * *
Захлопнул дверь
Свалил от чуждой обстоятельности
И речь моя простая
Несложная совсем
Собирает и посвистывает
Наслаждается запахом картошки и лета
Дальше возникают смелые люди
Они собирают вещи, пальцы
Они раздвигают башмаками репейники
Вот и ещё один раз будет стелиться дым.
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ДРУЖЕСКИХ УЗ – 1, 2, 3
1.
Коту на крыше, в Датском королевстве
Не спится точно так же, в глубине
По самыя Маньчжурския широты
Я вышел в тундру. В глубине тайга,
В башке пурга; ей тоже, слышь, не спится,
Я вышел. Он смотрел.
(Он смотрел откуда должен был кто-то другой
Как я не оставляя звуков по заснеженному плацдарму) .
2.
...Когда мы вернёмся домой,
Где может быть нет ничего, где рассвет встречает друг друга,
Пропускаешь тысячу лет, может в детстве романтиком,
Конченым идиотом (город ещё стоял
И будет стоять немного, сколько тебе и мне),
Высвобождаешь и тихо идёшь на бреющем...
За далёким Экспериментом, друг, за далёким Экспериментом.
3.
Я стал бы городом, когда бы
Меня не стёрли с лица земли,
И тогда я сделался чем-то другим,
Ну ты знаешь как это –
Вдохнуть, запить немного портвейном
И сделать ещё один вдох.
* * *
Вот он человек в москвошвеевском
Сером (оттенок, вызывающий в памяти слово "преодоление")
К этому полагается ушанка
Ну или кепка
И поднятый воротник
Поднятый воротник есть
Край затылка (цвет не определяется, потому что снег)
С этим полагается спешить
Вот и спешит
Человек, который на это смотрит и рассказывает,
Не знает человека в москвошвеевском
Не знает куда он спешит
Ничего о нём не знает
Зато у него есть оптический прицел
Некоторое время раздумывает
Наводит
Раздумывает
Резко вскидывает ствол, шарахает по окнам пустого чердака
Человек в москвошвеевском оборачивается
Человека с прицелом он где-то видел
В метро может быть
Человек в москвошвеевском спешит дальше
Снег не даёт идти неторопливо
Повода к спешке в общем-то нет никакого
Он шёл работать
За ночь здание снесли
Он идёт домой.
* * *
Дева на берегу моря сидит
Дохлую рыбу считает до трёх
Испытывает способности
Придёт моряк семечек принесёт
Моряк в хитоне без штанов
Адриатический
Летит самолёт везёт анаша
Нигде не видать того Мальчиша
Которому привет
Дева на берегу моря сидит
Семечки плюёт убирать нэ хочит
Наяда.
* * *
Девочка из города
Дискотека Барбитураты
Белоруссия
Белоруссия
Я знаю есть такая страна Белоруссия
Это запад
Меня преследовали четыре зомбака
Белоруссия замечательна тем что это запад и больше ничего
Там даже не теплее
Один из них был негром
Это его тоже никак не спасало
Музыка рэггей В Белоруссии умер знакомый
Я не люблю музыку рэггей Сторчался и умер
У них там в последнее время сделался одинаковый способ смерти
Зомби, знаете ли, видят иначе чем мы
Основное чувство – осязание; ещё они идут на тепло
Правильней будет сказать "дальше они идут на тепло"
Нормально ходят шутят жестикулируют
Всё началось с того, что захотелось сказать "в белорусских степях"
Нет там степей никаких: леса, болота и братья-славяне
Вот так:
Белоруссия Ёлки зелёные
Сами себе братья
Зомби видимо тоже братья навек
Один чёрный, трое в клетчатых рубашках: чистый Второй Интернационал!
No woman no cry
Хотя этот скорей катил за уличного баскетболиста
А то что у них череп у каждого проломлен
Видно только с очень близкого расстояния
Ну я Их и сдала
Милиционерам
Всё.
* * *
Закрась половину лица чёрным
И стань индийцем, китайцем или манихейцем
А может ты негр тогда можешь белым закрашивать
Можешь не закрашивать
Китайцы они жёлтые везде
Жёлтые повязки жёлтые повязки
Можешь в синий в зелёный
можешь пластырем заклеить
Знаешь что такое недеяние?
Знаешь, поэтому в Китае столько должностных лиц и они ещё живы.
Все императоры Мин делались из рисовой бумаги.
Всех студентов делают из рисовой бумаги.
Им снятся нарисованные горы
Нарисованному монаху снится, что он нарисованный непарный шелкопряд
В монастыре правда всё равно спросонья принимают за своего
Вот что такое недеяние
И что такое социализм
А что за штука Мани, знаешь?
Присядь на государственной границе, аккуратно отверни лепесток
Мой любимый цветок василёк
Только там не растут васильки,
Что у хань, что у Ганги-реки.
Все просто: на границе нужно симулировать лотос /мимикрия – наука будущего/, а в Индии несколько общих знакомых запросто заблудились, т. к. если в Китае объединяющими факторами являются социализм, бумажные грезы и желтый цвет, то в Индии даже разобщающие факторы – не что иное как плод воображения священной коровы, которая есть уже сама по себе чистый вымысел, беспардонно прикрывающийся шкурой ни в чем не виноватого животного. О, что теперь с нашими мальчиками!
Наверно заблудились в чаще эмоциональных киноплёнок
Бродят от Мадраса до Мадраса
Путают чакру с шакти, а шакти с шахтой
На окрик или резкий хлопо́к не реагируют.
"Так будет со всеми", – сказал Стефан Цвейг
/Не писатель, а просто обладатель такого имени/, –
"Камасутру – дошкольникам, рисовую бумагу – андрогинам!"
Когда Стефан Цвейг был китайцем, он изобрёл машину времени
Когда Стефан Цвейг был бенгальцем, он изобрёл кинематограф
Когда Стефан Цвейг был негром, он изобрёл белый цвет
Когда Стефан Цвейг был мной, он изобрёл это путешествие
Когда Стефан Цвейг был священной коровой, он изобрёл позу лотоса,
русских мальчиков и васильки
Когда Стефан Цвейг был манихейцем, он изобрёл пластырь.
* * *
Мёртвый штиль горизонт на песке
По берегу камень в руке
Будет солнце будем гореть
Несвоевременно умереть
Будем смеяться потому что смешно
Это не запрещено
Камень лёд живая вода
Не выброшу никогда.
* * *
Матрос матрос попал на берег
Впервые за двадцать лет
Двадцать лет он прожил в воде
Всю недолгую жизнь свою
Матрос матрос он песню запел
О мама верни меня в синие волны!
Мама не хочет ему отвечать
Бригантина "Элизабет"
Матрос матрос возвращайся домой
Взгляни как этот берег суров и дик!
Острыми камнями в лохмотья изорвёт
Перепонки меж пальцев твоих.
* * *
Говорили говорили
Знать змея тебя пожьре
Знать склюёт орел кровавый
Печень звонкую твою
Тихий шёпот слышен да
Тихий шелест слышен нет
Там вместилище души
Не страшись её не бойся
Там всечасной грозной вещью
Прорастают камыши
Сохраните меня сохраните
Там где белый архангел повис
И висит не снимается падла
И висит и висит и висит
* * *
Невскрытое письмо-человек
Наклеивал на себя марки
Панцирь
Одежда
* * *
Ты ветр в овраге крутишься зачем
Затем что нет орлу ни ветру нет и девы
Так сам в себе бессовестным орёл
Рыбак телец монада слёзы блещет
Вскрывая (ил!) хочу консервный нож
С заржавой вещью дальше дальше рядом
Сквозь муть убил блестит меня до слёз
В нелю́дской разноцветной желтизне
Заныриваю нет её не видно
Размыл блестит и тёмный непрозрачный
<Песком обшарить остовом ладонью>
Сквозь нож блестит убил меня Годива
Размыл и съел убил убил размыл.
* * *
Пролетариат в белых воротничках
Пролетариат в чёрных рисунках
Они лежали на земле
Дождь хлестал по их несуществующим телам
В чёрных рисунках
Св. Георгий
Гоша Аствацатурян
Превращается в Кетзалкотла
Я маленький с низшим образованием
Асфальтовый каток
Прямо наверху
Превращается в Кетзалкотла
В чёрн. рис.
При чём здесь Г. Аствац.
Св. Геор.
С низш. обр.
Я превр.
* * *
Что же ты далай-лама любовь моя в поте лица
Отвлекаешь меня на ненужные вещи а дальше
Ты уже совершил что умел и будда твоя права
Медная твоя будда железная твоя воля
В каменное ничто превратилась она
Превратилась она в каменное ничто
Когда тебе поставят памятник, каменное ничтожество,
. . . . . . . . . . . . you . . . . . . . . . . . .
. . . . . . на волю пташка улетай . . . . . .
. трепещет крыльями а рот разжать не хочет
* * *
Благословенный дом
Я упал в него лицом
Мой истраченный дружок
Дует прямо на восток
Там достали сарацины,
Здесь – изменники страны
Где ты, солнце? Я беспамятный счастливый.
Ветер, ветер, скоро ночь
Пусть её, слепую бабу
Пусть мотает головой –
Заберёт городовой.
Ветер, ветер, перепрыгни горизонт
Ветер, ветер, посчитай на небе звёзды
Чем их клеят к небесам?
Сдвинь их, ветер, по часам.
* * *
Ты снова со мной, криворотый Марсель
Без тебя мне так больно и трудно
Слушай, этот французская город такая чума
Тут приехал какой-то с картинками что ли с текста́ми
Холощёные барышни бережно крутят педали
На прилавках консьержи селёдка и дохлые воши
Парики&помада. Ни хуя мне не надо.
Марсель, ломанёмся в деревню за правдой и волей
Эк вольно́ ж тебе, пташечка, песенки петь с переклину
По нелётной погоде ножонки заходятся в стэпе
Будем в гости ходить, деревянные лапти работать
И на ярмарках правду рубить.
* * *
А у меня промежду головы
Застряла карта полушарий.
Наверно, из ушей польёт вода.
Ребята, килевая качка – это класс,
Здесь под ногами бешеное солнце,
А в небе чудные края
И города, покинутые нами.
Чужая земля сознаёт, что она бумага.
* * *
Инфинитив, приставленный к стене.
Твой мальчик, мама, вырастет большой?
На небе звёзды, на земле химеры,
Ремонт в ночи, русалка на сосне.
Я метрополитен. Мне хорошо.
Сердца как есть в огне: весенний май,
Июльский осень, радуга, пейот.
Кругом враги, войнушка и Чапаев:
Войнушка ждёт, ныряется Чапай,
Ворона любит сыр. Моряк плывёт.
Апостол покидал в жену детьми,
Собрал манатки и пошёл на пляж.
Цветочное дитя играет в прятки
И новую: "не нравится – возьми".
Ремонт в ночи, на жопе патронташ.
ВСЛЕПУЮ
У хорошего охотника верная рука не подведёт.
Охотник, не целясь, глядит за перепёлками.
А потом – ну прям' бежит, как юноша бледный
Со взором горящим – лови, протухнет!
У хорошего охотника не подведёт неверный шаг.
Бойтесь, перепёлки, смотреть в глаза реальности!
Сегодня охотник не стреляет перепёлок, он стреляет зайцев.
А ты не ведись, что не смотрит, он так и живёт вслепую.
* * *
И опять календарь, хроника, ежедневник
Общая камера снимать на пленку
Изукрашена Мы, друзья мои, живописны
Ах Берроуз, дедушка Вилли, мы не знакомы!
Создать предметы, легко владеть и привычно
Обернись – всяк учитель простого зренья
По какому ни борту, плюнешь – начальник порта,
Изобретатель аборта; я люблю повторенья.
Скоростной эшелон, по машинам вперёд в камыши!
Птичка пеночка, хищная птица
Ни дождя, ни врага не боится
Непорочным наставником снится
Я предал, сэнсэй, погибает, моей руки.
Очнулся, умчать, лестница, электричка
Успокойся, думай, ориентируйся, сядь на стул
Грусти королём, на траверзе, действуй, действуй
Светло как днём, произнесу не хуже, тёплых зверей, не обманул.
* * *
Прощай, родная речь, наконец-то дома
Прощай, нетленный глагол, не сочти за подлость
Не дрейфь, пилот, с наступающим, пулеметчик,
Развейся горой, подневольная песня моя.
Посторонняя песня наручных слов, до свиданья,
Зарифмованная решётка, дактили камер,
Принуждённые строфы, вымученные стансы,
С наступающим песне на горло, штык-арбалетчик!
С наступающим горлом на танчик или зенитку,
Прощай, родная речь, выдохни мурку,
Время начаться, пилот, время обольщаться,
Время, нетленный глагол, число и спряженье.
Время больших перемен. Пилот перехвачен.
Дрочит родная речь, не значит и скачет.
* * *
В трампарке мне умирать рано
Всё всё что гибелью грозит
А может я и не трамвай
Поэтому не буду умирать в трампарке
А на ходу поздно, поелику бег прерывист
Настоящие трамваи всегда
Умирают на ходу
* * *
За стеклом как будто за океаном
Видно мёртвой чайки дети резвятся
Под огнём не страшно, в воде не больно,
Безопасны старые в камне боги.
Птица зверь, невиданная пучина,
Ей граница, голос поёт беспечный,
Борода лопатой, ловите чайку,
Пристрелите чайку, простора юным!
Схорони Норвегию под курганом,
Одноглазый друг, борода лопатой,
Под огнём не страшно, в воде не больно,
Всё едино. Видно – резвятся дети.
* * *
Недельная весна Прописные чуваки
По улице, неровно застоявшейся, сворачивают
За угол я так люблю эту зелень
Напиться чего-нибудь Кладку кирпичную
Невыразимо, кафель, классно, серебряной мамы
Отцы были пятеро, в Оружейной палате
Неистовому латнику ножны для
Старая позолота скрывает глагол.
Спасибо тебе за это, Санкта Анна
Что так врезалось в память берёт раздвоенный старт
Нет ничего снаружи, только башмаки нерукотворные
Как ласковая бездна над Землёй ещё дороже
Она ещё синей.
* * *
Я севодня совсем королевна
И люблю одну вещь – не скажу!
Потому што я сёдня такая
С сигаретой иду на перрон
На перроне стоят бомбандиры
Все нашивки на ихних трусах
Они тоже не дождутся скорый поезд
Скорый поезд до третьего пути
Я надену короткую юбку
И пойду с сигаретой вперёд
Никогда ты меня не позабудешь
Мальчик любит а девочка ждёт
Самолёт не летит из Ашхабада
Пароход не плывёт из никуда
А я вижу как наши ребята
Сильно плачут покуда есть слёз
Скоро старая, старая буду
И цветочки в лесу собирать
Буду муж, говорить, в командировке
Он на дне окияна лежит.
* * *
в неопрокинуть жёлтые звезды
вестерн – пронзительный – норд – ура
безлюдной родины страх чеканный
небо сироп и щебёнка море
чтобы с большой земли воротиться
будешь и сам большой как земля
которая может остановиться
может наверно остановиться
свобода хорошую вещь которой
всех нас наверно переживёт.
ПРО МИЛИЦИОНЕРА
Ранним утром на задворках около универсама к нам подошел юный милиционер с красной розой в руках и стрельнул сигарету.
Милый! Он снова выходит на утренний рейд
Задворками, будто действительно милый
Природа сияет как свежий башмак
Родина может быть там где цветущие вишни
Четырнадцать шагов на север не оборачиваясь
Родина может быть там где небосвод наделённый речью
Нечего дышать и легко бояться.
Милый! Он снова вернулся, достигнув цели,
Не дрогнув в пути, будто и вправду милый
Четырнадцать шагов на север, неспешные двери воздуха, –
И взмывает в предрассветные небеса.
* * *
ничего не боюсь когда вернётся ко мне
память ясная и чужая
звонкая словно крик заговаривающейся птицы
над водой что проглотит тебя и снова отпустит
на свободу где воздух кажется ломким и твёрдым
как ледяные звуки падают что ли стремятся вниз
эхо что я пишу госп судорожные какие движения, а
УЛИТОЧКА
улиточкой стану и буду улиточкой жить
так как нигде никого никогда не встречали
улиточкой маленькой хочется стать умереть
затем что все будет сначала и синенький дождик прольётся
и так хорошо когда ветер сырой и сырой
ласкает дышаться и нитков игрушков пластинков
и мандельштама я нет не люблю не надейтесь
просто мрачный собой стишок и больше вообще ничего
в следущей жизни быть может такой разноцветный
вёрткий как майское дерево будет звенеть.
* * *
осень деревья скидают кожу и с этим мириться
жёлтое и под ногами реальней реальней чем дождь и ветер
хочш любуйся ей хочешь забудь про неё совсем
город мокрые астры воздух почти съедобный и тесно тесно
такое гнусное небо такой свинец, и не становится выше
люди живут в метро неудивительно очей очарованье
под дождём выцветают тонкие тени которые от них остаются
под дождём. ничего, от них остаётся тень.
напишите моими словами, как я, это очень просто
напишите моими словами я подпою
я спою такую песню без слов, очень хорошую песню
медленный медленный блюз медленный медленный блюз
если бы я была старше других друзей и другая жизнь
если бы я была старше ха-ха не так на тебя смотрела
на автобусной остановке герла любая вот эта
раскосая это могла быть я если бы я была старше
помню три года назад снилась китайская мафия
три года назад я была наверно сильнее
щас мерещится: лёва толстой шлёт в журналы за подписью воронин а. к.
стой! – screamin' летучая мышь это достоевский выжил визжит истерика
* * *
Мальчик носит серый щит
Говорит всем что это лицо врага
Хочет носить на сумке или вместо своего
Вот такой у нас сегодня мальчик
Фрэзера обчитался
Или Проппа.
* * *
Стать историей короче, чем стать географией
Равномерное попискивание с севера: Беринг переплывает пролив вручную.
* * *
...а ты не хотела уехать в европу? ну можно в европу
хочешь в прагу варшаву любую такую страну
где ничего не меняется и никогда
или другого цвета чёрные сосны а не синие ели
стволы в оранжевых пятнах кому нужны такие засранцы
чтобы не было жарко дания нидер да
здесь нам проще жидам а вам ребята смешнее
ты рисуешь правда а я хм
у меня был друг он навеки в бундесе, уже давно
я щас о нём не знаю ничего кому-то наверно пишет
просила своих берлинских знакомых но ай-я-яй
к тому же бавария да? это наверное далеко?
пиво ну это мы знаем да бог с ней с европой
может её и нет дуракам приснилось а их чем больше
галлюцинаций, неба, красивых имён
доро́ги не знаю наташка мне говорила какой дороги
птичий язык растений америки хейта детройта
да кто мы такие где мы ещё живём где мы ещё не живём
знаешь как просто: кидать свои чёрные крестики,
свои чёрные крестики с другой стороны земли.
* * *
с такой-то башкой под первых трамваев что там внутри
как будто муха в окошко себя херачит
и о тщете что ли думает дура о существах
стой-ка стой-ка там же стекло а тебе не надышаться
вот ведь зумзум что там зудит нечем воспринимать
как будто заледенел от непогоды поставь чайник
согрей ручонки не калифорния чай зима
а зимой в калифорнии будто бы лучше теплее
а в далёких горах говорят и цветы веселей
на восток на восток целлулоид дрожащие пальцы
не стреляйте в пианиста, он играет чё не знает
ево мама была тама, татко – белый офицер
о в далёких горах может скоро чего и растает
что ты маша весёлый автобус цветной nieder land
нас уже понесло на восток нам поможет такое такое
и почти самолёт ща как вставит уже вставляет
где угодно бы лишь не на этой поганой лужайке
где ни птицы ни рыбы ни мяса ни мух ничего
свет монтёр всё конечно починит обратно
подруга ты лето хоть помнишь
ну и как его взапуски взапуски блёв по росе
СЕДЬМАЯ
7.1
Родиться мёртвым. Шевельнуть рукой.
Родиться белым, восковым и плоским
и шевельнуть. Дыхание и Брейгель.
Я с отвращением пишу, наверно,
считай, что это спорт. Родиться мёртвым,
шепнуть "хрена", но, что ли, по привычке,
без звука, будто где-то что-то сжал
[перевожу: пальца́ми сжали глотку].
7.2
Родиться мёртвым. Плоским и глухим.
Дышать водой, как восковая тряпка.
Я шейнмаль. Руку сводит. Я пишу
почти без отвращения. И мата.
Родиться белым, рыхлым, неживым,
нешевелящимся и плохоговорящим,
тяжёлый рот, ворочается челюсть,
скрипит, ворочается, капает, скрипит,
ты вырождаешься. Ага. Я вырождаюсь.
7.3
Я стая тёмных птиц. Они вода,
прозрачная сухая штукатурка.
Проваливайся в них. Они шумят,
они пищат, стрекочут и лепечут,
и, плохоговорящие уродцы,
столпились как один они, и ждут
тебя. С тобой танцует мёртвый Брейгель
и говорит погасший монитор
[и смотрит ошизевший монитор],
и челюсть неприлаженная стонет.
7.4
Меня тошнит, когда я не пишу.
Когда пишу – тошнит ещё сильнее,
что делать. Я пишу. Меня тошнит,
как будто смотрит Брейгель с монитора,
а в это время я тебя люблю,
и чёрные, сухие, как машины.
но всё же птицы – хочут окружать,
сломать картинку, выбраться наружу
и, странные опасные зверьки,
зубастые свои нептичьи пасти
раскрыть – и приближаться, приближать,
как будто мы не птицы и не звери
или не люди – стрёкот, гомон, вой,
меня тошнит, со мной танцует Брейгель,
я пру, как броневик, как пятистопный
трамвай (ямбический), как будто мне приятно
быть пятистопным. Господи, за что?!
* * *
ползём и не спим, ползём и не слышим
наши души запертые в тесных ящиках тел
слепыми глазами обшаривают темноту
если один рухнет в воду, испытывай счастие вечный ты жид и цеплять кислород
вжатый собою башка под банкой в сырые доски
моё стремление к смерти превращено два раза
выжил! выжил! кричал задыхаясь аузли попав в девяносто третий год
кто бы знал, насколько трогают оседают в памяти подобные вещи
больше чем школьная булка чифир и чай
канат и кандэнс, что ты, кан нотдэнс, выжил, убери эту руку
СТОУКС УБЕРИ СВОИ ГРЯЗНЫЕ ЛАПЫ /кизи/, целовал лампочку в метро вичкиной помадой
водка, ага, – думал, больше не думал, вернуть невозможные девятнадцать
не шарить курить в метро контрабанда связан, говоришь,
free love
and free samantha, антарес, бетельгейзе,
если ты можешь, оборони меня от кого-то другого,
если ты можешь, оборони меня
* * *
тир-на ног-та
мертвее мёртвых, живее живых
стать бы таким, да, стал бы таким
но что тебе кроме извилистых досок иокогамского порта
если бы мог под ногой как спружинить оне
воздуха не будет, воздуха нет
что тебе кроме неровно и плохо дыша
впитывать зиму и осень и как повторяется время накрест на время
себя избывая, кольцуясь и нет им числа
как будто ты что ли бессмертен и оцепенел
как будто ты раз обернулся и два превратился
и тёмное дерево стал, и со слуха считаешь шаги,
и не знаешь, зачем – подмерзаешь, считаешь, считаешь,
и постыдно бормочешь, и голову прячешь,
и не знаешь – зачем. и до третьих снегов доживёшь.
СТАРОЕ И НОВОЕ
Испытывающие боль от осеннего равноденствия
Испытывающие боль от весеннего равноденствия
Когда нечего есть и листья ровно ложатся на кожу
Просвечивая медленный ток ааааааааа нагорная проповедь
Господи, напиши мне на рту "завтра" и сделай завтра
Господи, заделай из этих молчаливую китайскую феерию, фонари и флаги
Ты даёшь древесный сок хлороформ в наши длинные руки горячие жилы
Но не даёшь им силы, скажи, кому ты даёшь силы?
Жил на затерянном свете маленький Джек Дангей
Он всегда появлялся в море цветных огней
Он видел лазурные горы, фиолетовые берега
И не было места, где не ступала его нога
Но всему приходит конец, всему приходит печаль
Он встретил зверя без головы, как жаль!
Цвета зелёного неба, цвета зелёной травы
Он встретил зелёного зверя без головы.
И когда его поглотили два золотых крыла,
Он стал плоским и неживым, такие дела
И долго без памяти брёл по пыльной дороге
А следом бежали дети и кричали: "Джанк! Джанк!"
А я живу ленясь и зажмурясь, в кармане кэ,
И хочется кого-то чешуйчатого, ей-богу,
И с нежностью, со стыдом, бывает, думаю о тебе,
Селезнёва А, Селезнёва Це, Селезнёва Бэ.
|
