В памятном многим августе 1968 года Сергей Магид был связистом в танковых войсках. Часть, в которой он служил, вступила в суверенную Чехословакию. Как Сергей впоследствии рассказывал, они не знали, на территорию какой страны вошли. Утром, открыв люк танка, они увидели, что движутся по шоссе, обсаженному яблонями. Танкисты поняли, что они в Европе, но где именно: в Германии, в Австрии, не знали. Названия на дорожных указателях по языку были похожи на украинские, но написаны были "не нашими" буквами.
Так Сергей Магид оказался "оккупантом", и этот травматический опыт во многом определил его дальнейшую жизнь. Вскоре его демобилизовали, но чувства освобождения не было: травма оказалась слишком глубокой:
Пошли дожди, поехала гражданка
я спать не мог, я видел фигу танка,
которую показывал полгода
девице с человеческим лицом
Тоска меня галошами месила
какой-то дрянью душу заносило,
да и снаружи портилась погода,
все больше отдавая говнецом |
Магид поступает на английское отделение филфака ЛГУ. Все вроде движется благополучно, а 7 ноября 1972 года он срывает красный флаг на Литейном мосту. Последовало исключение из университета, потом, правда, удалось восстановиться, и в 1976 году он получил диплом филолога-англиста.
Я познакомился с ним где-то в середине 70-х. Он выделялся среди моих друзей и знакомых какой-то особой внутренней серьезностью и страстностью. Он очень лично переживал то, что происходило в это время у нас в стране. Думаю, что эти его качества отчасти обусловлены генетически: фамилия maggid в переводе с иврита означает "проповедник". Стихи его тоже были серьезными и страстными:
Разночинная ересь.
Дымок папирос горьковатый.
Тепловатый мерзавец, к нему на закуску конфета.
Да в молчании кашель,
и снова басок сипловатый.
За окном то ли ночь,
то ли бестолочь ночью одета.
А у нас разговор.
До утра, до постылой побудки.
Все о том же: о судьбах, о смерти, о водке, о воле.
Там страна за окном
нам кивает слепой незабудкой
здесь усталые губы
родную житуху мусолят |
Сейчас, вспоминая дружеские компании 70-х годов, мне кажется, что все было гораздо веселее и легкомысленней, но Сергей воспринимал тогдашнюю атмосферу именно так, невольно проецируя брежневское "безвременье" на "безвременье" 70-х годов XIX-го века.
Стихи, которые он писал тогда, в советской печати появиться не могли. Поэтому совершенно естественным оказалось для него участие в известном "Клубе-81". Сам этот клуб был образованием компромиссным, уступкой властей андеграунду или "второй литературной действительности", как мы сами себя называли. Были обещаны публикации, было собрано несколько коллективных сборников: результатом деятельности клуба стало издание в 1985 году сборника "Круг". Почти для всех его участников, в том числе и для Магида, публикация в "Круге" была первой "настоящей" публикацией на родине, до этого были только подборки стихов в самиздатских журналах. Но значение клуба в жизни Сергея этим не исчерпывалось: в клубе он обрел новых знакомых, обрел свою среду. Конечно, у него и раньше был определенный круг общения, но благодаря клубу он значительно расширился. Магид занимается переводами англоязычной, главным образом современной американской поэзии, и эта поэзия оказывает определенное влияние на его собственное творчество. Его поэтика изменяется: он предпочитает безрифменные стихи рифмованным, не становясь в то же время "сектантом-верлибристом". Логические связи в его текстах заменяются ассоциативными, появляется своего рода "клочковатость", мышление "сгустками" смысла:
не хочется говорить бог
газетную рвань клочковатый ветер
пинает по пустым переулкам
не хочется говорить любовь
ты улетаешь первой
я буду вторым, всегда буду вторым |
Именно в 80-е годы Сергей пишет многие наиболее значительные свои произведения в том числе лирическую поэму (не уверен, что точно определил жанр) Рай-центр. В этой поэме Магид впервые обращается к теме своего происхождения, своих корней.
В конце 80-х Сергей принимает решение уехать в Чехословакию, тогда еще единую и социалистическую, страну, в которую он когда-то вошел как "оккупант" и где жили родственники его жены. Судя по стихам, решение это далось ему нелегко:
Господи, если бы Ты знал
как не хочется уезжать
отсюда, где я уже мертв, где бывал
счастлив только тогда,
когда заваливался поспать |
В 1990-ом году он переселяется в Прагу. Первые годы эмиграции были тяжелыми: жизнь на пособие, безработица и, самое главное, отсутствие среды, ощущение своей невостребованности. "Предыдущие смыслы" были утеряны, новых не находилось. Впоследствии этот опыт был им осмыслен в автобиографической повести "Текущая информация" (Нева, 2002, #3), но в первую очередь он отразился в стихах:
пусто стало жить всего поодаль
все, что ни начнешь, никому не надо
а мир себе летит как дефектный модуль
холодней зимы, одиноче ада |
Магид подхватывает известные слова Мармеладова из "Преступления и наказания", слова о человеке, которому "некуда идти":
Все дело в том, что некуда идти
и негде быть и не с кем говорить
и Загородный, там, где у Пяти
Углов ветвится он, не разлюбить
и сизую холодную Неву
воздушный колокол над ней, протяжный звон
в холодную, пустую синеву
плывущий |
Иногда у него появляются строки крайнего отчаянья:
все перепробовано, впереди пуста
я жисть, пустая жисть, пустая жисть
всего три шага в глубину вечерних башен
скорей о воздух обопрись
и станешь ветвь куста
и винограда кисть |
Отношения с Богом у Магида напряженные. Иногда Бог у него враждебная человеку сила. Вот, например, строки, заставляющие вспомнить библейскую историю о жертвоприношении Авраама:
и Бог-Отец вонзает нож
в тебя как в жертвенный пирог |
Но чаще Бог просто молчит или же Его не слышно:
здесь на земле так тихо что порой
и голоса Господня не услышишь
так тихо, говорю я, что трухой
слова Его становятся |
После пяти безработных лет Магиду, наконец, удается устроиться на постоянную работу, в Славянский архив в Праге. Жизнь входит в колею. Сергей находит себя в занятиях русской историей и историей русской эмиграции в Чехословакии. Как поэт, однако, он известен лишь узкому кругу знающих его людей. Этот сборник включает лучшее из написанного им за 30 лет. Надеюсь, что его прочтут и этот одинокий и глубоко искренний голос будет услышан.
Начало книги Сергея Магида