ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ТАВТОЛОГИЯ
Непонятна своим выбором, если это дайджест или оглядка на переплет с Гугенхеймом*. Есть явные ошибки. Но зачем всучили избранные ЭПИГРАММЫ? С явным намерением обидеть или унизить. А непонятны тайные намеки. Он забыл, что «с возвратом» надо возвратить. Как и «Братьев Карамазовых». Но вот у природного говоруна жалобы на «неготовность» удивительны, как будто он сначала написал, а потом с трудом вспоминает написанное. Это же не стихи. Впрочем, у него другие ориентиры – ораторы Хайд-Парка или такой испытанный и непревзойденный спорщик, как Бернард Шоу. А у старика Сэммлера* вздох: из породы графоманов, у него все написано. Его мемуары будут повторением, для дочери Славы – Шулы. И почерк такой беспечный, его читал только один Майский*.
Потому что явная симпатия к Польше. А потом удивительная обаятельность. Какие интонации, одни интонации приятно слушать, даже если ничего непонятно. Узкий текст для разрезки можно резать и приклеивать. 3.9.78
«Пражская весна»? Они разве могут? Еще раз «эта сука Румыния». Она же примкнула к антисоветскому союзу, пока тайно. Служу и вашим и нашим, вот как это называется.
Увидев «под редакцией», она сказала:
– И тут Асаркан*.
А кто кричал «Автора!»
Она не знает, что это реклама.
Странные вещи получаются при таком намеренном увеличении рисунка.
И белыми нитками можно шить стилистику скрытого сюжета*. Учительница с тайным заданием 2 раза, нет, больше, 4 раза. И тайна зачатия перед распятием в алтаре церкви, где был последний всероссийский съезд. Мы почему-то думали: съехались архиереи со всей России, видимо, 1923 год.
Мы ходили в гости. Наш хозяин показал нам радиоприемник. Было много звуков. Мы слушали музыку из Европы. Ему поставили антенну. А он передвигается в кресле на колесиках. Но он счастливый человек. У него жена медсестра из клиники профессора Богораза*. Моих знакомых уже нет. Они разъехались. Мама сказала, что это важно – ответить визитом на визит. Все-таки интеллигентные люди. Он приехал из Ростова, чтобы провести отпуск в Мигулине. Два месяца ему строили высокую длинную антенну. Наконец, нас пригласили слушать. Нас угостили мировой культурой, а то мы тут в Медвежьем Углу оторвались от культуры. Меня укусила пчела, но я не злопамятный. Он будет учиться на летчика, но мы вместе играли в майки и встречали коров на выгоне. Не лучший мой приятель, но все-таки. Луна провожала нас до калитки, когда мы ночью пришли из гостей домой. В гостях хорошо, а дома лучше. Утро вечера мудреней. |
Вся наша жизнь похожа на выписки из библиотечных книг. Были цитаты, выписывать было интересно. Когда-то.
Мне нужен был другой формат для обзора, чтобы соединить Тавтологию с Художником-Мушкетером. Чтобы Озеро в Жаркий День* прозвучало в хмурое утро последних радостей. Иначе не понять. Иначе совершенно не провернуть. Не вернуть. Нет возврата. Нет выхода. А это не выход – изучать чужие переводы «Евгения Онегина».
ЗВУКИ ИЗ ЯЩИКА НА ПОЛЬСКОЙ ВОЛНЕ иногда помогают и даже веселят. Но тут я знаю секрет. Я придаю значение тому, что, может быть, значения не имеет. Но в общем не делаю грубой ошибки. Потому что знаю поляков и чувствую Польшу. Чем она молчит больше, тем загадочней у нее ХОД МЫСЛЕЙ.
Уже облокотился загорелый. Уже возвратились из отпуска. Тогда не было. Можно привыкнуть и к этому. Звуки от соседей только в тишине, когда у нас все спят. В час назначенный иль это только снится мне. Вода, когда она льется на голову, дает две-три картины у воды. Мельница, когда она ветряная мельница, напоминает не только Дон Кихота. Тихо редко бывает на озере, кроме того, важен час: от освещения зависит. Ветер делает рябь, и уже пропало отражение. Тут нужно ловить секунды, но есть удивительные пейзажи в замысле по идее для талантливого оператора, если он любит тебя и природу. Не так, как – «Я поэт и обязан любить природу» (Был Такой).
еще раз
«Ребята, изучайте материальную часть».
Михаил Андреич? Нет, конечно, Миша Суслов* на 16-ой странице. Эти звуки из ящика. Они послушали того старого дурака и сделали вывод: надо начинать войну. Послушать эти звуки из ящика, и станет тошно. Внутренние разногласия и глубокий политический кризис, из которого есть выход – нападение на своих соседей. Ждать, когда они нападут. Покрутить Шарик собственной рукой.
Жив Курилка! Дело его живет. Одна надежда: все этот будет БЕЗ НАС. Но мы доживем. Но мы дождемся. Ладно. Лучше я открою английскую машинку. Пусть будет Биг Бен. Из-за вас, моя черешня, ссорюсь я с приятелем*. Тихая скромная Австралия спокойно обо всем рассказывает. 1.9.78
Пятница 1 сентября: свадьба, неотложка, в первый класс – всё вместе. Кипит вертикальная деревня. Но я не запомнил линий. Но я уловил только общее впечатление. На этом рисунка не построишь. Даже при помощи юмористов из «Ойленшпигеля»*.
В сумочке можно хранить не только «Четвертую прозу». Не только стихи. Ты замечал, что важно в кармане. «Ложь надо печатать; и в этом правда» (стр.222 Записки чудака, т.2, Москва 1922, изд. Геликон)*. А ему же нужно писать просто, без вывертов. Он не понимает вынужденного косноязычья. Как афоризмы Джона Теннера* в тот год, когда ни денег ни работы ни ночлега. Да еще зимой. Летом можно было спать на траве в парке. Зимой только в метро – засыпать в Сокольниках и просыпаться на Крымской площади. Потом пересадка и опять: засыпать у Крымской площади и просыпаться в Сокольниках*. Вот ужас. Не может быть. «Товарищ ТАМ У ТЕЛЕФОНА?»*
Я ведаю: все перемелется и вновь родится и состарится, и ничего не переменится, как было, так оно останется. ВОТ ВЕЛИКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ. Вот самый замечательный поэт.
7-ая лекция. Сновидение. Явное содержание сновидения и скрытые его мысли.* Проф.Ермаков* в феврале 1922 года. Дайте ему время. Он крутанет земной шар, вы забудете фальшивые книги. Вам захочется правды, и тогда придет ОН. Видали на 19-ой странице. В сумасшедших домах Европы еще не то можно услышать. Но вступать в члены поздновато. 8 конвертов и опять Ариадна, но это перевод с французского. Я даже рисовал ее по памяти. Она сошла с ума от французского языка. Собачий указатель не действует. Тоже наполовину неудачный рисунок.
Тут разрыдаться может и корова, увидев этот бедный уголок*. Он сказал сквозь зубы: «Извините, я привык к тому, что мне верят». Это как «Слава и честь Каталонии»*. И два варианта «шестой колонны».
Насчет придирчивости французов и вежливости англичан это он правильно сказал. С того четверга прошло 400 столетий. Самое ужасное уже случилось.
Эти главы предвосхищают «Скотный двор». Тоже монета для нумизмата*. Мощный поток ИТАЛЬЯНО-английского. Теперь я понял, из-за чего получился комический эффект. Нужно было сказать «Жена священника», а я сказал «Смерть в Венеции»*. Не просматриваются и аллюзии на забытый роман. Что пишут в Лондоне о миллионе лесбиянок? То же, что в Тель-Авиве о двух компартиях. В жанре «читать, не отходя от автора».
Никого к себе не приглашаю. В гости, понимаешь, не хожу. Вот почему он великий поэт нашего времени. Может ли съеденный миссионер считать свою миссию выполненной? Может. Он у нас в памяти живет, он бессмертен. У вас была тоска в глазах усталых. Загнанная лошадь позвонила по телефону. А всадник сегодня без головы и стал декламировать в трубку: «Я был как лошадь загнанная в мыле, пришпоренная смелым ездоком»*. «Нет ничего раздражительнее раздражительного голоса по телефону».
У нас светило другое светило. Шел 1509 год во Флоренции. Как оболгали Маккиавелли. Он теоретик, и его все время обманывали. Листы фотобумаги сушились на барабане. Он завел себе роман с Художественным театром, но он не умеет фиксировать. Неинтересно рассказывает, нудно пишет, такой неостроумный автор, давно подметил Коля Глазков. Слово было 27 ноября 1965 года – о мальчике из Пензы. А добавление к ХМ нужно читать вместе с ХОРОМ МАЛЬЧИКОВ*.
(Было 9 стр. на карманном формате)
– Шведское посольство.
– А почему оно похоже на крематорий? Так задумано?
– Все так говорят.
Салон 34 троллейбуса от Мосфильма на проспект Вернадского. И тут же сидела вьетнамка, которая ехала к улице Бакинских Комиссаров, но она все-таки понимает салонный уличный разговор. Она настороженно сверкала глазами.
«Литву» проехали. 4 или 5 страниц положить в карман. Можно и добавление к «Хору мальчиков», если заменить некоторые слова на сокращения. Можно. 5 сентября 78 года.
СТАРИК С КНИГОЙ ИЗ ТЕЛЯЧЬЕЙ КОЖИ* будет у нас ориентир.
Ваш бывший читатель. Так мы познакомились. Вполне презентабельно. «Если вы одолеете Альберто Моравиа*, то Вы далеко пойдете в 21-м веке». Такой был разговор. «Что она, ОПЯТЬ?» «Да нет, она просто приболела». «Хорошо, через месяц я к вам зайду». Конечно, я обрадовался. И от радости зашагал не в ту сторону. «Как церковная мышь». Вот случайные образцы: «Из-за этих трех коров он сегодня нездоров». Или «А вы про себя?» или «В конце концов, нам терять нечего, кроме "эйчиз"»*. Так кончается книга про шахтеров. А где у меня были «Анапесты для сворачивания»? Там же пропал «Черный юмор на улице Разина». Взяв «Столичной», вы пришли сегодня безразличная, как приходят лишь в последний раз. Неиссякаемый источник. Но для этого надо знать параллели. Нужно найти.
В ксерокопии можно было взять «А вы любите Брамса?»* на французском. В следующий раз я так и сделаю.
«Озеро в жаркий день» – вот с чего начинать, если уж на то пошло. «От меня скрывали главную более опасную Ж.» Я заметил это еще при приезде герцогини Люксембургской. У меня были выписки из Жана-Жака Руссо, я их делал в Пущино рядом с телевизором в 1969 году. «Пущинские тетради» датированы в этом переплете следующим – 1970-м годом. Ладно. «Не вижу другой точки зрения». Видали нахала, а?
«Граница» в Ростове-на-Дону – это улица или переулок, отделяющий основную часть города от армянской Нахичевани, где начинаются Линии – с Первой по 32-ю. Где-то здесь у Веры Пановой в «Сентиментальном романе»* велись самые интересные разговоры. Тут был Киршон*. Тут на партучете стоял Булыга*, когда Микоян предложил Северо-Кавказский край отныне именовать Азово-Черноморским*, и наш СКАДТ превратился в АЧАДТ. Для железного латыша жизнь только начиналась. Кончалась она советом: «А ты пойди или поезжай к нему, и он подтвердит, что ты был начальником у их продотряда». Нашла коса на камень. Знаменитый писатель в отряде был мальчишкой, а личный знакомый Калинина, железный латыш, должен обращаться за подтверждением. Кстати, сам он знал и про брата (по слухам «самый главный в литовском подполье»). Не тут-то было. Я видел его в последний раз на Пушкинской площади весной 1937 года. Но он был исключен из партии и уволен из Моссовета уже в конце 1936 года. Другие говорили: «Не надо было уезжать из Ростова, после ареста Шеболдаева и Ларина он был бы там первый человек».
После Микояна, если бы он понравился Микояну. Вряд ли.
Больше всего запаха вишневых деревьев у японцев. Четвертый компонент истории гавайского народа. Митчинер мне быстро надоел*. Но повторно читать тоже не приходится. «Остриженными глазами»* – это плохая метафора, но нельзя забывать, что у человека были очки в 10 диоптрий уже в 8 с половиной годиков. И он рисовал. И сам не знал, что все остальные видят мир совсем иначе. Он просто не подозревал. Для него это было великое открытие.
О чтении наконец хорошо. О том, что старшие братья читали запоем, а он не любил читать в детстве.
За каким хреном я этим занимался. Хоть бы ЦИКУТА* (подарок ЛХ СС*), а то ведь черт-те что. Ладно.
А рвать можно?
Митяшка Доманов защищал: «Не было решения применять оружие, а то бы он 6 гадов кокнул». – «А ему порвали полушубок. Не было бы партийного поручения, они бы его там прикончили. Кому же интересно идти под расстрел. А так славно потрепали, долго будет помнить».
Я только потом сопоставил «Бабий бунт» в «Поднятой целине» c разговорами 1930 года.
Охота была. Чтобы подразнить священника. И про гавайских плейбоев 10 страниц. Но уже это отчеркивать неинтересно.
Мак-Миллан* с ружьем и герцогиня Девонширская. Танкист лейтенант дает интервью, они его осадили, гады.
Читал я, конечно, совсем другое. А на столе у меня лежит ЧЕТВЕРТОЕ. Пора заглянуть в ПЯТЫЙ УГОЛ.
Опять то же самое: у меня хороший день, а с юго-запада надвигается черная мрачная туча. Я не ходил гулять, я ходил месить грязь новыми резиновыми сапогами. По вечерам он чувствует себя обделенным и обиженным, но два раза за последний год был ОН. Если сильно толкнуть, с дерева сыплется иней в большом старом железнодорожном саду. Наша любовь начиналась зимой. Помню. Главным образом, из-за теоретических дискуссий в 1936 году.
Старая китаянка на могиле отдает отчет покойнику. Я рыдал дурным голосом на этих страницах. Ой, мама. Ай чорт. Ах Господи, при чем тут гавайская «Война и мир». Ай. Учч орр, ой мама. Но не сказал ни единого слова.
В журнале «Польша» первая попытка определить. Как раз рядом с «23-й бутылкой, не брошенной в море». Но о Джойсе он актуально отозвался. Чует человек. Классовое чутье. Вот что мешает в смысле мукузани*.
Ты остановись, ты не смотри, ты закрой глаза. Закрыв глаза, вдруг на фоне комода маленькая дыра в каменной стене, а в нее только мышь может проскочить. Идет-надвигается тяжелая машина медленно, но это не имеет значения: деваться все равно некуда.
Влияние космологии Уэллса на память об ифлийской «Комсомолии». Я не знал, что его фамилия Дорошевич. Тем более.
Глеб Власов или Влас Глебов? Теперь уже после стольких повторений сам запутался, и она тоже. Кстати, нужно все-таки найти.
– Его зовут Ося.
«Моя ось тут», цитировал Зиник украинских переводчиков пародии Хемингуэя. Но они же все теперь толстые. И висячие усы тоже не ориентир. Никита Б. Тоже ведь сам с усами или нет? Неважнецкая рекомендация. Но между прочим за ними стояла тогда «Коррьере делла Сера»*. Ой мама.
Мамма миа! – нужно говорить, и я стал рассказывать про улицы Рима и портреты «без дураков».
«Не стану задерживать, ко мне могут придти».
Начинающая Нитрибит* по телефону.
Несколько раз повторялась шпионская история 59 года.
А потом умер Топорков*.
Он и был актер Бомбардов.
Как звали нашего общего друга из старого МХАТа? Двойная фамилия. На 10-м отделении* Пушкина читал. Фамусова играл на 8-м, когда Чацким был Женя Хейфиц. Темерин-Залесский*.
– Ваня! – кричал ему Идеальный Муж*.
БАТРАК В ЖИЗНИ И АРТИСТ НА СЦЕНЕ
«Крепостная актриса – это я!» |
Что-то вклинилось другое. Как 6-я страница того, что осталось за пределами сновидений. Жан-Поль Бельмондо загримирован под молодого Джеймса Джойса. Входит в казино. Из фильма «Частный детектив». Как называются «Страшные старушки» на французском? Читатель «Кислого вина». И, между прочим, тоже читал «Оружие, золото, рукописи»*. (Такая трилогия тоже?) Пенталогия!
Выразив верноподданнические чувства к блюстителю престола коленопреклоненно и подобострастно, еще какие-то два сложных эпитета. В сентябре 1922 года так решалась проблема двух Диомидов у панской Польши. Какой-то пошлый мадригал. Не он сказал, потому и пошлый. Карты сдаются, колода меняется, игра продолжается. Да, между прочим, козырный туз новый. «Не с чего, так с бубён», далекие милые были. «Позвольте откланяться». «Не стану задерживать, ко мне могут придти».
Первая фотография и была самая просветительная в этом смысле. Ее фамилия Волчек. Доун-ноу хау ту спел.* Как у той американской журналистки – Алег Афренов. Она на слух записывала, и вот что получилось – кумир олигофренов. На бронзовом коне Чехова поднял на дыбы*. Или на дыбу? «Дебу ле дамнэ де ля тэрре».* И тоже проклятьем заклейменный, как всякий маленький тиран и сумасброд. ОН НЕ МАЛЕНЬКИЙ, ОН КРУПНЫЙ.
Несколько раз через 3 интервала, но у той машинки были другие интервалы.
КАК ОН БЫЛ СЦЕНАРИСТОМ у Ивлина Во в сборнике рассказов. И была картинка – она в Белом Доме и на Амазонке. Там же заявление друга Арагона в защиту друга Эренбурга. В январе 77 года одна вырезка из «Юма»* про ваших общих знакомых.
«Холостяки» и «Утешители» – это у нее два романа: один про брильянты в хлебной буханке, другой – подарки по телефону. Жизнь в Лондоне вокруг театров в районе колокольного звона с Пикадилли. «Путь далек до Типперэри, нелегко потрогать Мэри»* (когда шиш в кармане). Время звонить по телефону. Мне некого тревожить, беспокоить. Светит незнакомая звезда.
В данном случае, бледная звезда Мюриэл Спарк. Она как искра, из которой может возгореться пламя. В Пламени* идет что? Баррикадная улица: откуда же больше и ждать?
«Жить чтобы жить» с Кэндис Берген и Ивом Монтаном, не считая Анни Жирардо. Как называется? «Большие возможности» без права показа по телевидению. Последнее сообщение о Симоне Синьоре было давно, с тех пор она для нас не существует*. Правильно Кирюша сказал. «Ты подпишешь?» «Не на машинке?» «А надо на машинке?» «Иначе читать не будут. Они такие».
Старый картежник, чертежник и плут. Тогда считалось остроумным сказать на четверге «Не с чего ходить, так с бубён». На смерть Луначарского. Великий оратор говорил по бумажке. Его все время перебивали.
Бубновый валет
вышел в короли.
Для Ларисы Рейснер* он и тогда
был не король.
Письмо в Варшаву по-французски. Мошэ Герцог* со своими тайными опасениями. «Три у Будрыса сына: как и он, три литвина».
Он пришел толковать с молодцами. Нет на свете царицы краше польской девицы. «Янина по-польски». Помню. Последний раз это было с черным шариком на глянцевой бумаге.
Тайский язык. Как в Бирме. КАК ОН УБИВАЛ СЛОНА. Картинка из «Ойленшпигеля», а цитата из Уэллса: светский разговор на тему – бешеный слон и тележка с яблоками. Опять погода в апреле.
Рядом с портным японского посла. «У Мертвого стоит?» Такой был репертуар. Первым делом мы обменялись информацией насчет французского глагола «сортир» – выходить. Ну а потом пошло. И пошло и пошло и поехало. Из-за этих трех товарищей я опоздал на свидание. И по-глупому – и метро не поехал смотреть, и на свидание опоздал. Так начинались измены и заботы в Москве 1936 года. Марциалу я изменил с Давидом Шевчиком в Тушино.
(ритмы РИТУАЛА, не больше)
В подзаголовок выносится «Никогда не пьян, но всегда уже выпил». Как персонажи драматурга. Как романы Мюриэл Спарк. «ЛСД или фунты, шиллинги, пенсы?» (по-английски это остроумно).
Па де Кале?
И этот тоже знает «ойран»* (из фольклора). Ни книгу «О'Кей», ни «Цветы на камнях» он не читал, НО СЛЫШАЛ. Удивительная судьба его ожидает. Знал бы ОН!
«Камни и корни»*
Эту бумагу можно и заклеить. Не жалко. В третьей танковой армии у генерала Рыбалко ЕСТЬ ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАКОН. Его цитировал Киплинг в стихах про Командоры. А потом мне понравились нервы штабс-капитана Рыбникова, который только в Питерском бардаке и только во сне закричал «банзай», и, если бы не эта шлюха, он бы остался самым знаменитым героем Японии.
На тему «Мое кресло не берет Ба Дзинь*«. Она ему предлагает, а он отказался. Плохо они знают Ба Дзиня.
С точки зрения коллекций машинок – при таком рецепте: на каждую страницу по 4 страницы от руки – тоже 4 переплета вполне достаточно, и, кстати, только так можно заставить прочитать даже такого ленивого читателя, как СЗК.
«Жена не приезжала».
Она прочла и сразу решила: это буду читать. Ну а потом пошло все остальное.
Заплевали равнодушием. До сих пор в ушах звенит. Хуже, чем война. Тут по крайней мере знаешь, с кем воюешь. |
Завтра с боем будем брать Новочеркасск. Сердце болит. Предчувствие такое. Вы верите в предчувствия? Может, выйдем погуляем? Сколько боев ни было, и под Сталинградом такого не было. Где вы тут хоронились? В Сталинграде любой окопчик или дыра от водопровода, ну нырнул и закрылся крышкой, а тут? Голая земля. И вы тут 2 месяца под бомбежкой? Может, пойдем подышим свежим воздухом, а? Завтра утром в бой. Может, последний и решительный бой, и никто не пожалеет. Война есть война. Ладно. А я не курю, я не такой. Этот так – баловство. Я не такой. Может, все-таки выйдем?
И так всю ночь.
Он ее все-таки не сумел уговорить.
И снова бой, и снова пулеметчик торчит у погоревшего жилья. Подумать только. Тут еще был один комиссар дивизии, оскорбленный политрук, и с ним был бестолковый разговор. А наутро привели девушку. И еще 12 часов бестолковых разговоров. Это было весной 1943 года на Донской излучине, где командовали Рокоссовский, Еременко, Варенников, Паулус, Роммель и все остальные. ВОРОТА КАВКАЗА были главный персонаж.
ВОРОТА КАВКАЗА были главный персонаж.
От имени Ворот Кавказа я б тоже смог написать «Меловой круг»*. (Ну, бляди не стеснялись. Оттого и запомнилось.) «Политическая война» – переводчик переводит мне. «Неправда». «Хотя ваша газета называется ПРАВДА, но она говорит неправду». «Трудящиеся всех стран, соединяйтесь на борьбу». И этого было вполне достаточно.
Но поэмы, но стихи печатали другие. «Мужичок с ноготок» тоже. Вот был казус. Вот был конфуз. Вот что отозвалось. Но я уехал и не знаю, чем кончилось. Ничего у них не вышло со старым поместьем. Не дали им. И не дадут. И он, дурак, поздно сообразил, что надо все-таки ехать, куда предлагают. А то и этого не будет. Лексан Иваныч ссекал калинку. А я слишком внимательно слушал. А он говорил и, между прочим, ни одну не пропустил. Вот как надо, а то ВЫ. «Хорошо», сказала старуха Реуцкова. Я ей не поверил. Но надо было объяснить, что такое импровизация. Мне не удалось.
От лексики зависит. Слишком много устных рассказов, а нужно было проще. У нее был роман в 1893 году. У нее были длинные волосы до колен. Тот из Питера помнит волосы, стянутые в узел. А вот с этой тетрадью ничего не получилось. Это про ревность. Это про светские приличия. Это про тоску и любовь. Удивительное было удовольствие – писать цитаты. И были отзвуки и сколько событий. Страшная месть в одном углу. Убийство любимого человека. Труп утопленника на краю страницы. Дочка купца Чумакова повесилась в Казанке. Хлестаков из Конармии у всех назанимал денег и скрылся. А ты опиши соседа Гурова. Нет, это не «Всадник без головы».*
Змея, зажав хвост в зубы, будет катиться колесом, как молния. Именно этого я и ждал. У меня не было времени оглянуться, я развивал самую большую скорость. Короче. Я оглянулся, но она не катится, можно бежать нормально. «Вот она прочтет и скажет: можно ли вам читать эту книгу». Уже не 16 копеек, а 32 и уже с прошлого года, но дойдет как простое. Была цитата из романа «Посох Аарона»*. Там были две цитаты, нет, две страницы «Знак внимания». Радости публикатора отбили охоту писать в Ерусалим. Чужие радости. Это чтобы сказать короче. Рисунки Тэрбера* на первый взгляд: я тоже так умею. Но на самом деле надо сначала ослепнуть на один глаз, потом вторым глазом ничего не видеть, тогда с Тэрбером можно сравняться. Ты лучше про качание лодки на волнах. Ты лучше своими словами. На улице Качалова в тот день я купил два Ивлина Во*. От французских тетрадей ничего не осталось, кроме «они переводили с русского на русский» (французы об американцах, «20 писем к другу»*).
Если это можно считать пояснениями, то надо прочитать контекст. Можно считать за один абзац эту и каждую переплетную тетрадь, тогда там будет 12 абзацев. И того меньше.
Иначе нужно к этому относиться. Иначе. Как к картинкам, которые засмотрены и не дают ничего нового. Я описал приключение с гадюкой. Получился неуместный юмор. «Чтоб твои кости, гад, перевернулись! (КОСТЬ ГОГОЛЯ)». Впрочем, его сожгли в крематории, а значит, прах и нужно иначе. Ну зачем нам этот шкет? С савинковщиной* мы покончили. Детская болезнь. С ней покончили. И были отзвуки, и теперь трудно понять.
Слово «подпруги» из крестьянской лексики брата Кузьмы в Шумилине еще до того, как подъехал стоговской учитель на беговых дрожках с резиновыми колесами. Вот его и вспоминали гимназисты 1912 года на хуторе Гормиловском. Директор средней школы, но фотограф Туркин уже покойник. На Озерках тоже есть два старожила, один из них меня перевез через Дон напротив усадьбы Асташевых.
А короче можно с употреблением японской лексики; к сожалению, она идет только на карманном формате. Условно якобы «Жорж Сименон»? нет, условно якобы «Джеймс Джойс по-русски». «Негритянский квартал»* в первую очередь из-за бесед в кафе. «Путешествия на край ночи»* он не читал по-французски, но все время знал: это еще предстоит. Всё впереди. После Алжира, Туниса, Марокко было много книг, но об этом надо сначала поговорить, а разговора, видимо, не будет.
Еще раз.
Тогда не надо волноваться. Просто вспомнить текст с красивой датой (7.7.77 был такой), и всё. Шекспир как козел отпущения. А у них Чехов. Вали кулем, а после разберем. Как БУДТО БЫ не было театра Таирова. Как будто не существовала великая актриса Алиса Коонен. Чего ж вы молчите, театральные критики и диссертанты? Увы, никто на это ОТВЕТА ДАТЬ НЕ МОГ. Одни отцы хирургии 20 века, которые помалкивают и действуют. Действуют и помалкивают. Для 55 года это новая мысль. Для Саратова это четвертый закон диалектики. Тоже не будет разговора.
Земский врач на холере. Атаман выплачивает двухмесячную зарплату и качает головой. Девчонка! За два месяца в четыре раза больше ЕГО!
Это был триумф Женского медицинского института в Российской империи 1912 года. «Я врач!» говорилось с интонациями «я великая княгиня» и подразумевалось: и этого я добилась сама!*
(Какая мура получается из этого продолжения. 25 минут, не больше. Но сколько я ждал этого мгновенья.)
Странный был голос:
– Я тоже училась в ИФЛИ.
Но имя Сергея Черткова для нее ничего не значит. А я отправил открытку. Там было что-то жалобное насчет «и без помощи трех товарищей».
Сегодня мы провожаем в последний путь еще одного из трех товарищей по Усачевке*. Хороший был гад, приятно вспомнить. ДАТУ НЕ НУЖНО СТАВИТЬ. По телефону было сказано: «А он ни с кем не общается». И правильно делает.
ЧТО ТОТ СОЛДАТ, ЧТО ЭТОТ
Это было в 65 году. Ладно.
С тех пор не было разговора. |
У этого племени были другие заклинания. Что случилось и что читалось. Много зависело от книг из библиотеки. В августе мелькнул по-английски Робеспьер Исаевич Правдин*. О книге Ивинской* хорошо написал Джэк Линдсей*. Что считать написанным. Смешно. Что считать прочитанным. Из-за этих трех чертей. А кстати, почему не отмечено? Из-за этих двух стервоз ты сегодня водовоз. Были такие. «Вторая истина», возможно. 25 лет не цитировал «никто б не мог сказать изящней и умней»*. Не было случая. Это я сегодня посчитал. Заклинанием было повторять «не все кончается разговором в каком-то кабинете». В печенках был этот разговор. Не все кончается карманным форматом. Нет, этого нельзя сказать. Не все кончается плохим портретом. Еще что там было? А мы возьмем другую книгу.
Там совсем другое отношение к прочитанному. Вроде как опять отыскивать чужие картинки, которые когда-то было интересно рисовать карандашом. У дуба такая листва. Там, где Жан Габэн врачом ходит по Парижу. «Убийство в экспрессе» я и не надеюсь найти. Где-то запаковано, трудно найти. Из истории американской поэзии хорошо про названия стихотворений. Конкретно кто что сказал о любимом стихотворении Например, Рэй Брэдбери. Отсюда еще будут брать заголовки для книг будущие романисты. О черном юморе тут мало. Кстати, я не знаю: Омаха* есть такой штат? Тогда не надо браться за плохую погоду.
Как они быстро изменили свое отношение к пейзажу. Да, он действительно Георгий Марков. Только прожитая жизнь не повторится, но я с этим не согласен. Повторится. Перемелется. Образуется. Как было, так оно останется. Еще что.
| |
Лучше всего такие листочки, они взаимозаменяемые. Вот один случай. Кстати, где он? Или что может заменить. Полюбить Сингапур рядом с «Чечены точили кинжалы». |
И готовые ответы на реплики следователя ты должен заучить наизусть, как стихи. Как он страницы из «Войны и мира» или стихи Бунина или из пьесы А.К.Толстого.
«Что читает шофер наркома?»
«Вечера на хуторе близ Диканьки».
Черный лимузин стоял у студенческого общежития на Усачевке возле того корпуса, где столовая. Иногда он и меня цитировал. Говорит «гнусная бухаринская бородка». Говорит, Джамбул написал эпическую поэму «Слава великому батыру Ежову». Слишком много было переводчиков у Гомера 20 века. Что-то было о Циолковском. Но коронный номер – рассказы Вани Москвина*.
Но гос.гипнотизер у меня не спрашивал, что я имел в виду, когда сказал ему «Хочу утешить Сталина» или когда кричал «Это я убил Кирова!» У меня были основания это утверждать, помню. Но он спрашивал всякую ерунду. Но у него не было задания. А чем занималась ночная смена, это общий порядок и никого лично не касалось.
Что-то еще.
Библейским враньем ты пригвоздил себя к собачьей калитке. Впрочем, тоже каялся. Но потом одумался и уже сознательно с новой силой. |
| |
Почему Армения? Потому что всеми оболганная Армения. |
Еще были два велосипедиста из Румынии. Хороший вкус. Потом я посчитал: я его не видел 10 лет. НО ЭТО БЫЛИ ОСОБЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ. В 1928 году его мама и тетка пилили: «Ты посмотри, ему всего 10 лет, а он уже окончил 4 класса, а ты?» А он отвечает: «И не буду учиться. Буду захвоз. (Поправился:) Буду завхозом в совхозе». Ты будешь «за-хвост!» – вскричал его двоюродный брат Жорка Милованов. С тех пор я его не видел. Он на истфаке Бубновского педа*. Выше меня на целую голову, и для него это проблема по части девушек. Не может найти себе высокую девушку. | |
| |
Вот такой последний и решительный ритуал – как тезисы для профсоюзов: не жалко и переписать. 26.9.78
РИТУАЛ |
Лучшее средство полюбить всеми изруганного Ба Дзиня. А куда девался «дон»? Это было в июле 59 года. Был дайджест – слова в июле, что-то вроде 30 страниц. | |
| | Вот это несколько лучше. Похоже на последний кварк. Что такое «Четыре кварка»*? Подборка для Пушкинской ул. После чего? После наводнения на Неглинной и перед «Веером леди Уиндермир». |
Мукузани – вино для гостей. Но у нас авральная обстановка. Вчера из-за ученого совета, завтра из-за того, что ученый совет отложили. А он знает твою новую фамилию? Они языка не знают, делают элементарные ошибки, и произношение у них прямо матерное. Выпускницы филфака. Это все их Ахманиха затеоретизировала. Она прямо свирепствует на филфаке. И аспирантов заставляет читать Ахманову* на английском. | |
А Уэллс думал встретить такого краснорожего, крикливого, постоянно выпившего ирландского Ноздрева, и поэтому был приятно обескуражен. Вежлив. Чересчур вежлив. А он ему уже написал такое резкое принципиальное письмо с упоминанием первых слов, которые ему попались при чтении «Улисса»: пизда, говно и блядь. Он сказал, что эти темы его не волнуют, он не получал иезуитского воспитания. Элиот тоже: слишком вежлив. Всех поражало хрупкое джентльменство уточненного интеллигента, а на бумаге он ругается матом.
Мисс Вивер еще раз предупредила: не касаться капитала, а жить на месячное пособие. Такси, чаевые, она сама заметила: обед в ресторане стоил 5 фунтов, а Джойс платил 10 фунтов. Его, конечно, уважали, у него никогда не было мелочи, и он не просил сдачи. И 10 фунтов – сам знал, что это чересчур много, но у него не было других бумажек – только по 5 фунтов. Потом такие же разногласия пошли и с первым издателем-благодетелем, владелицей книжной лавки-салона-библиотеки с выдачей на дом мисс Сильвией Бийч. Она прогорела, она бедствовала, а ее кумир Джойс сорил деньгами, требовал с нее и пускал пыль ей в глаза. Она не сама об этом, они терпеливо молчала и всегда терпела, но от ее имени ее компаньонка и сотрудница не выдержала и сказала.
«Ба! херсонский помещик!»
И вообще, судя по книгам, он такой ирландский забияка, капитан Майн-Рид и уличный дублинский хулиган, а он умел устраивать дуэли только на бумаге. Мало того. Он мог упасть в обморок от чтения записки или письма. Он боялся грома и вообще был полон всяких предрассудков. В Европе он стал верить в европейские предрассудки. С его хрупким здоровьем ему не до мексиканской войны, и он не задирался и не бравировал. Как раз он себя вел тихо, а вот брат Станислав угодил в австрийский лагерь для интернированных и 4 года был там. Он тоже был профессор языка в школе Берлица, и, когда его ученики перешли к брату Джиму, Джеймс Джойс удивился: он своих учеников заставлял читать «Дублинцев». Нет. Возьмем Шекспира, сказал Джеймс Джойс. Будем читать «Гамлета».
«Мутного водителя согрели»*. Цитата из Костромы, открытка и два почерка, один по-английски. Это было осенью 1960 года. После «Поплавка» и «За это время»*.
Занимательная графология. Есть у него один друг и только один.
Там, где были разговоры о романах Айрис Мэрдок. В том благородном семействе все началось с «Черного принца» по-русски. Это все мама. Она не хотела посылать письмо. Это все мама. Ей это не нужно. 59-я глава – сама толстая, а диссертация такая тоненькая. Еще был жив СГГ*. А война началась с посещения АИЦ*. Где это было? Как это можно найти? На самом маленьком формате были «Заклятые друзья». Тоже должно быть рядом. Я говорил всякую ерунду, а они слушали. Но когда стали поддакивать «Сливки общества», я вдруг решил – а тогда мне не о чем рассказывать. Это была великая ошибка в стилистическом плане. О Петре Первом романы Мережковского читала девушка с филфака МГУ на Преображенской площади. Больше мне не придется ехать вдоль Мережковской набережной*. А зато я буду проезжать мимо шведского крематория. Это было так задумано? Канадский завхоз для юных художников*. В последний раз я его видел на выставке итальянской книги.
– Вот уеду в Канаду, буду работать как надо.
А на улицах Рима, если рисовать портреты прохожих мелом на тротуаре, надо, оказывается, работать БЕЗ ДУРАКОВ. Это было великое открытие для Ю.Титова* в Италии. |
Что такое «жюскобутизм»*? Последовательность или прагматизм. Тогда не нужно было заморачивать голову. С такими оговорками, что тошно слушать. Впрочем, тоже жанр, хотя и очень скучный. Ирония не подходит. Пародия воспринимается как скверное и неудачное подражание, и не видно, что это не всерьез. Крупными буквами надо написать ЭТО ТАКАЯ Ш У Т К А. А то сам забудешь. |
– А что читал Тургенев на 3 дня (в Париже)?
– Одну главу из книги «Былое и думы»: выпросил у дочери Герцена на одну ночь. И какие письма Полю де Коку писал Николай Павлович. | |
Что-то другое там было. С рисунками из старого учебника географии – тогда еще не было фотографий – гравюры из жизни Южной Америки. Анды. Мост через пропасть.
«Работают, как негры»? – спросила мисс Марпл*. – Видала. Один взобрался на пальму, сорвал орех, позавтракал и опять лег спать. Славная жизнь у них. И погода тоже – каждый день прекрасная, никакого разнообразия, как в Англии, и не о чем говорить. Ну бывают ураганы. Но это бывает редко, а потом, ураган – это не погода, а бич Божий.
«Только в стихах воевать». Но улыбки не было. И странно звучало это заклинание. Неубедительно. Отдых для глаз – такой шрифт у Таухница*, старое издание рассказов Лоуренса. Зачем все это пробрасывается. Есть такой остров Изабелла? В некотором Тринидадском государстве. Я не знаю, как его еще можно читать. С длинными паузами под Майн Рида? Наконец-то явился маэстро бедный. Бедный он потому, что в такой праздник: все выпивают, а он работает. Если удалить грязь, то будет хорошо. Там были какие-то еще звуки. С таким же успехом мог сказать «история эволюции человеческого зародыша». Одна ночь? Но не сновидения, все, что угодно, только не сновидения. Сны – это картинки.
| |
Но было интересно в другом переплете. |
Прощай, немытая Ирландия! У вас иная жизнь, у вас другой напев.
Just the quotes with «mne schastie nevygodno»: at once, I am in a hurry to pardon my enemies.* |
 |
|
Dublin's phonetics – ОНА НЕ АРЕСТОВАНА. Four wheels good, two wheels better.*
11.10.78 |
Just what I expected.
«Let's not get that hot and bothered.»
( ) p.110 The Assistant by B. Malamud ( )
Keep your head if you can. Proper Gander by J.Thurber.
Enough is enough. But first you must know what is more than enough.* |
| | | YMA XBATALO |
«Si tel est le bonheur d'etre compris par elle»* et cetera. «Ich weiss nicht, WAS soll es bedeuten».* So much for* «Konyachnye ritmy erudita-marasmatika».
13.10.78
p.217
Not merely does he attack armament, but even allude to the Tsar as a «weak-minded Hussar officer, standing below the intellectual level of most of his subjects, grossly superstitious and of coarse tastes».
ABOUT A LETTER to The Times of London
(from the letter to brother Stanny of August 18, 1905)
Richard Ellmann
JAMES JOYCE*
YМА НЕ ХВАТАЕТ. В КОСМОСЕ. ОСМОСА МНО'О. ОНА СЕЕТ СЕМЕНА.
Just ask Comrade Semenov. Just what I told them.*
ОНА ВСЕ С'ЕСТ. ОН НЕ ВСЕ. «James Bond's Dossier» – auch kann ich machen. Was er macht? ½23 ¾% 92££
WAS ER KANN*
«Vot eto chifr»!!!!
Допустимо ли такое превращение? В середине что-то было. Из того, что запоминается. Не отмечено, пропало. Теперь трудно найти. |
«Трагическая смерть президента – грустная необходимость». Вот и всё о почерке. А в кафе на Трубной уже никто не читает стихи. В левом ящике комода – я думаю, она успела бросить его в печку. Нет, не успела. Георгиевские кресты успела, а дневник не успела. В левом ящике комода завелась мышь. В правом ящике я устроил пожар при помощи спички. Но я быстро захлопнул ящик, и пожар прекратился. Нужно уметь тушить пожар. Теперь надо уничтожить следы преступления, иначе не миновать наказания. Мама – храбрая женщина. Она умеет хватать мышку за хвост и бросать ее об пол. Но тут я сам видел, как мышка изогнулась и укусила маму за палец. Мама допустила ошибку. Даже мама и то иногда ошибается.
Ему очень трудно быть человеком, но он старается. Ему надо посочувствовать. Но это уж от Бога, он такой по природе. Но он старается. Ему нельзя быть самим собой. Но сначала все-таки было слово. «Надо быть человеком – лишь в этом решенье задачи». За делом дело не станет. Ему нелегко это дается, но он будет бороться.
Мы вспоминаем Шведкины анекдоты. Вчера нашел «Кому всё, кому ничего». С трудом восстановили весь веселый рассказ. 4 абзаца на чужой машинке. Упомянуты другие хлопоты. Комментарии остались на карманном формате. Там была, наконец, и цитата из Альбера Камю. Мадам Убийвовк устраивает целенаправленные приемы. Книг нет, только одна библия. Кассиопея на южном небе, но ее в Москве никогда не увидишь. Она слишком низко над горизонтом. Испорчен труд, одно забыто, другое недопито. Тогда мне не придется переводить с языка мозговых извилин.
Я лег на левый бок и все время следил за выражением лица Мишки Брюхно.
Еще раз дар Макса Кагановича.
«И у вас там какой-нибудь полковник. Разве полковники ходят с обыском?»
про печенегов было в первом узле
Голосом Алены Старицы говорила мать Манефа.
ФИОЛЕТОВЫЙ СШИТОК – наконец-то, я его собирался сшить год тому назад. Она до гроба помнить будет. Как «Белкин Блок»: ушло всецело. И ветер тихий мимолетом твоей одеждою играл. И с диких яблонь цвет за цветом. В этой развилине я пытался читать «Историю государства российского».
Чтобы не выдать холода очей. Нет тут таких. Об этом можно не беспокоиться. Сумерки спустились, мы сидели на скамейке, она подошла и вдруг громко сказала: «А чего это вы тут притихли?» Ближе не подходила. Даже тогда, когда, улыбаясь, в начале июня показывала нарочно голые груди. Тимбукту*. Почти сказочный Марсель. Это напоминает, как мы с Павликом Самойликом курили сигары у реки Еи*. Никто из нас не умел курить, а сигару разжигать вообще нам не удалось. Но сначала у нас было самочувствие: кутить, как миллионеры. Я купил пряников и 2 сигары, а он взял с собой кусок сала. Кусок сала был самым главным вкладом в этот кутеж. Кроме того, до этой речки Еи нужно было пройти 12 километров.
|
