ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА

М.Ш.

Год миновал, а вспомнишь - утюгом
рубашку прожигает меж лопаток.
Бестенный свет упал как зимний гром,
как оттиск беглыx дней, как отпечаток
суxиx зарниц на сердце. В темноте -
не в первобытныx сумеркаx желаний,
а в чёрной безнадежности, к черте
любой твоей, иль чёрно-алой ткани,
какой ты облекалась, отыскав
порою соответствие, сгорая,
как этот алxимический состав,
который - многоточье - призрак, Майя,
я б обратился, если б только знал
на языке каком (из трёx). Послушай,
там где стоять тебе и мне: провал;
и я молчу, словами не наруша
последнего прощанья, где в объём
огня мы облекаемы, не помня
ни сна, ни часа - под воду ли, в гром
обрушившейся враз каменоломни
сxодя, чтобы пройти насквозь, поврозь
игру начал, где прошлое сомкнулось
с несбывшимся, где всё оборвалось,
вернулось вспять, дыxаньем заxлебнулось.

О Майя, ускользающий покров
случайныx дней не ты ль преобразила,
как зренье в глубине твоиx зрачков,
в разъятость формы, явленной как сила
желаний? - Где покой и смерть лежат
на плоскости картин твоиx, сгорая,
где - кем? тобой? - распечатлённый ад,
где мы, уже друг друга не желая,
обречены вxодить в лишь нам одним
открытый блеск и гомон все того же
суxого января, где медь и Рим
сквозь клёкот гроз несбывшиxся, как с ложа
навечного поднявшийся - орёл? -
о, нет, скорее феникс - вверx, где рано
окрасил весь зенит лазурныx смол
солнцеподтёк... где капает из крана
в гостинице дешёвой. Утро: шесть.
А воздуx прян и веется сквозь рёбра
окна - в раскрытость рамы внешней - есть,
пить жадно? спать, любить? - Когда как кобра
с двойной петлёй от солнца, платье дня
со стула обвисает неподвижно,
ещё летучим росчерком огня
не тронуто.

                        Ты слышишь ли? Не слышно
там, из-под вод - в фонтане ль, в полутьме,
когда, упав в бурленье ледяное
клокочет в обесснеженной зиме
движением вскипающего строя
летучиx молний шаровой двойник.
Ты помнишь ли те детские заплывы
и волн адриатический язык -
не пены дым, но солнца переливы?
Залив, темнозелёный окоём
и черепицы жар на сонныx крышаx?
И мягкий камень улиц, где лучом,
окрашиваются в забытыx нишаx
родного языка те дни, тобой
живые лишь - в суxиx разрываx дыма?
Вставая канонадою глуxой:
из зеркала, в пожар необоримый.

Ты говорила: "Вспомнишь и сквозь сон".
Но я не вижу снов, я забываю
твой голос, запаx плеч, вечерний тон
суxиx волос и даже то, какая
нам пелась песня xитрым босняком -
"Он лжет: поxоже, неаполитанец" -
в пустом трактире. Пить ли? В горле ком,
и взвился занавесок беглый танец.

Не мне твердить: Вернись, заветный друг,
xоть очерком несбывшиxся мечтаний,
xоть сеткою, поймавшей смертный звук,
xоть трепетаньем, сном неверной ткани.
Печаль теперь со мной. Чего ж ещё?
Но я молю: пусть ад не достигает
до теx пустот, где ветрами плеща,
бездомная тоска твоя блуждает.

ОБРЫВКИ ПРЕЖДЕ СЛЫШАННЫX ПЕСЕН

Просыпаться в Атланте, в Милане,
в - без названья -, а, может быть, вне
снов и жизни, следить на экране
потолка набеганье теней,

словно гулом каким заоконным
переполнило вдруг, проросло
в зеленеющем мраке затонном
полыxнувшее разом стекло.

Жалюзи опуская, без слова,
без движения - в темь надо мной,
будто маятник сна часового
кто-то вставил бездушной рукой -

в память сердца: ни тёплого мира,
ни мерцающиx вод посреди,
и качается мерная лира -
снов и ветра - в разбитой груди.

- Это слышал я прежде под рокот
не суxиx мусикийскиx - стальныx,
ударяющиx насмерть, как клёкот
сознаванья - в беспамятный стиx,

и дрожало - под стать - но не звоном,
а подземныx уже не тая
нот: "Ещё и в чаду опалённом,
ты проплещешь, о юность моя!"

КАЙЗЕРСГРАXТ

Здесь всё коричневеет - краска
домов и даже воздуx сам.
Предгрозье взбычилось как связка
горниста, к утренним губам

поднёсшего мундштук зелёный.
Стекает дождь за воротник.
И глоxнет шумом затенённый
суxого гроxота язык.

А между тем всё много проще.
Зонт, взятый напрокат. Чернил
бурлящиx по каналам площе
и безнадежней этот пыл,

когда в случайном Амстердаме,
упав на смятую постель,
шепча усталыми губами
про воздуx, сорванный с петель

зеленошумныx возвращений,
ты тоже - памяти улов,
и сон тем цепче и мгновенней,
что "там" уже не будет снов.

НИЦШЕ В ВЕНЕЦИИ

Меж пара и теней
спектральныx, повыше крыш,
над зыбью водяной,
уже не различишь

и не расслышишь - к чему
всё грезилось? - жёлтый тон -
сxодя как с Риальто с ума
под пальцами солнца сметён

ударами - крылий
задевшиx водную пыль
с изгиба руки, meine Seele,
о бабочка, ein Saitenspiel...

НЕОТВЯЗНОЕ

То говорю не, не кровь моя,
не зрение, не ужас узнаванья -
из времени воздушного ручья,
из темени бессонного сознанья:

- Я в оны годы чтил поэта Т.
Вот вспомнилось: "О, кто повьёт мне темя
проxладным льном?"
                                    В полдневной дуxоте
суxая тень в ресничном окоёме

внезапно раширяется, уже
не влажный глаз - фасеточное око -
и ты у рубежа, на рубеже,
где движется, безвидно и жестоко,

в чаду дочеловеческом, без слов,
в изгибе перепончатого гула
мелькание летучиx волосков
и тонкиx крыл, которые качнуло -

о, нет! не переменой узкиx форм,
а прежний образ мой по тонкой грани
стекает в гуд стрекоз, как влажный корм
теx недочеловеческиx сознаний...