СПб.: Борей-Art, 1994. Серия "Избранные поэты". ISBN 5-7187-0118-0 |
ВСЁ ОПРЕДЕЛЕННЕЕ
(1984-1985)
* * *
Звон колокольный всхлипы
и полубезумие улыбки вопроса
древний лад рецитации
с ласковой классикой хоро́в
Слезы херувимской
Господи и Владыко живота моего
Просыпаются травы последние льда островки
вспомни снег и восплачь
мечтанья плотские
сентиментальный спектакль платонической
но неумолчной шумящей крови́
Не простужен ли ты?
где тот запах недели Страстной?
Спите забудьте слова лучезарных забудьте
про милицейский кордон перед храмом на паперти
фуражки - в но́жны головы - наголо́
Послушай говорю я себе переживи темноту
этих трех суток
ты ведь так любишь со свечкой в руке
Из-за дверей крестный ход Смертию смерть
всё определеннее
* * *
Только тебе этих слов полунамеки
на выраженность всего
только тебе
что это лишне и так смысл светел
но попробуй заставь не трепыхаться
френ-диафрагму под дышащей грудью
Ночь ледяная рябь канала к чему аптека?
сочетанье согласных "покой" и "твердо"?
не сочленю сочленю только небо непогасшее
с финляндским ветром
Психея моя Дафна моя
козлоноги ритмы мои
хмарь хмар застилает их
они не деликатны и не крепки
в них беда в них
затемненье
* * *
нимфа моя
ветви лозы виноградной
руки твои под их сенью
отдохновение плоти моей
нежных касаний вино
хмель его неподконвоен
зажмурившись уши зажав в радость
воспоминаний уткнись
шумно мой голос не слышен
а упрямство бессильно
* * *
я различу
слух мой трепетно-сух
каждый шорох в жилке твоей
и чувственность плоти моей в ожиданье осеннем
изобличу
звезды в августе так высоки
так бесчисленны
и бессонные письма к тебе
не оборви так легко оборвать эту тонкую нить
моей робкой строки
* * *
О ветер финляндский что снова ворвался ко мне
и мех не в силах упрятать биения сердца
Запах весны запах нарожденья и тлена
стих в подворотнях в парадных
где жар даровой батарей
Не дрожи так дождемся и мы
и вечернего мерцания теплых сугробов
и зовущего к стакану с вином
почерневшего талого снега
и той ночи опять же финляндской когда
младолиствие в императорском парке моем
нежно реянье нимф
и твое узнаётся дыханье
* * *
Какое бы десятилетье
ни освобождал ты из плена
высоколобой мечты
и гонор какой венценосцев
и обаянье Психеи
глумленьем своим ни свергал
Останься один на один с усталостью плоти твоей
ответь за гордыню свою пред победой легкой плюсны
пред всеми грехами Востока
пред яблочным запахом зреющей отроковицы
перед сознаньем
замутненным вином
И трепет коленей твоих
и рука умоляющая о пощаде
и детский соблазн
мне дороги будут в тебе
как кочующее стихотворенье о взмахе опущенных век
как дрожь негаданной ласки
как маятниковая тоска
неслучайно раскрытых страниц
БЛАГОВЕЩЕНИЕ
Поворот трамвайных путей
фонарь отразившийся в коже плаща
крысиный запах парадной
запомни это тело мое и с ним отойди
тело мое мой грубый сожитель которого я
ненавижу со всей его целью и болью
и с той мишурою что с этим
отдаленно рифмуется
Я оставила в памяти сладостный страх не перед ним
и еще я оставила плод в моем ложесне
излитое семя бесплодно но я слышала
крылья бились и бились о воздух
* * *
Il neige, le decor s'ecroule...
*Набоков
Девочка сна моего
неуклюжий прекрасный ребенок
предвижу пробужденье твое
в уделе вечном твоем
Спи не просыпайся пока
еще рано нежен рассвет
но там где наметилось чуть очертанье груди
уже полон страха и власти
трагический танец теней
* Идет снег, декорация рушится...
* * *
Я памятник воздвиг себе тебе
под ним ты дремлешь
теплея домашней наготой
ты жива
или обманывает мрамор
надгробия
Воздвиг своим надеждам
покров его плиты укрыл их
как мальчика в постели увла́жненной
соблазном сна
Нерукотворный мир
Тихо
осеннее кладби́ще плоти
TA IDIWTIKA
(1985)
CТИХИ К 40-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ
Всё хорошо и ночи почти светлы
мы остановились с тобой на углу
у трамвайного поворота
я оглянулся газетный лист на стене эти старые фото
солдаты в нелепых больших галифе чубы пилотки
освобожденный Белград
И эти советские танки в чавкающей весенней грязи
Пруссии Померании Бранденбурга
километры пшеничных полей
братские кладбища
Прозвенел трамвай и мы перешли проспект
нас не скорчила память
Всё хорошо даже разглядывать
старые фото.
* * *
разбуди мое слово
о шарик катящийся чернильною нитью строки́
искалеченное
всплеском ее восклицаний
от них на морозе этой страшной пьяной зимы
остался лишь пар
дыхания
от мгновенной улыбки
И душа
как избитый подросток рыдает
спрятаться
чтобы не видел никто
О как горька эта тяжесть моих одеяний
ступени пути моего тяжелы
и крик то ли из сна то ли из памяти
гулко скачет по ним
Ничего не сказать
Освободи успокой
этот оперный клекот в мозгу
о шар металлический
в синей жиже чернил
* * *
На своем языке говорить
в неокрепшем бессилии звука где так внятен и резок
синтаксиса колченогий аллюр
ведь не уйти ты не волен
в самослуженье
в осязанье сцеплений своих
снизив голос до шепота пульса в венозной крови
познавшей
излучины тела
В УЩЕЛЬЕ ГАРНИ
К себе самому пробираюсь
пилигримом горной горней стези
В идиотии каприза (раза два сверкнет Арарат)
кущи мои разобью
И я не подданен тебе Хайастан земля ханаанеянок
(их зрачки целомудрены голеней крепость и власть)
Хайастан пустыня
с синими швами теней
Но ты наделяешь раба твоего всем насущным ему
серо-желтый карьер Святых Бесплотных Сил рудника
родника любоначалия
и права сеньора
Органные трубы ущелья засурдинены
Кто был никем всем становится
Самодур
привередливый самодержец
фавнёнок балованый
МОНОЛОГ НАРЦИССА
Рукопожатье левой руки с правой рукой
совокупленье ладоней
заключенье в объятия себя
Доверься обопрись на руку свою
взглядом обнадежься своим
слово произнеси и силе его покорись
Исчерпанность мира Последняя правда о нем
Победитель несамодостаточной слабости
сам себе червь сам себе бог
* * *
Я еще выйду
и тенью в упрямстве укоренясь
на эту дорогу
плоть стихии любой отдавая
безопорности воздуха
конвульсиям мглы соляной
притяженью бегущему тверди
Взгляд сосредоточен
omnia mea
капли пресные злаки
влажная нега страстей
И если Бог
Авраама Исаака Иакова перед этим
о жертве кровной мне даст угадать
государству церкви народу
вот мой разум
натяжение мышечной ткани
вот поклоненье мое
А это то что перетираю в ладонях моих
что с губ слизываю языком
что бережно в чреслах несу
исток и устье капли от крови христовой
неиссохшей верую
во френе моем
И вот уж на это окончанье пути моего
агрессивный чудак возвращусь
аки пес на блевоту
НА РОДИНЕ СТАЛИНА
Вверх - Горийская крепость.
Вниз - древний Сион
Галактион Табидзе
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили
Мандельштам
там наверху
серый периметр развалин
абрис отчетливый
в набегании мглы
подножием
хижина хлев кумир и жертвенник имени
кисти жизнегубящей его
торжества всеземного его
и дальше
в часе автомобильной езды солнечным утром взлетят
благовест православный
ряса белая звонаря
крест виноградной лозы влагой
оплывающий бережно
а внизу
между автомобильной стремниной
и мткварийской мутной водой
узкие ступни в открытых сандалиях пронзающий
одеяния ветер
набережная имени
кисти жизнегубящей его
всеземного его торжества
КНИГА РАЗРУШЕНИЙ
(1985-1986)
* * *
осеннее
ожиданье дождей сухой листопад
твердый асфальт и плеск ночной канала
мирокрушенье слышное только тебе не лови
его утомляющий ритм
улыбка
и тушь на вспухших веках
грязная роба солдата
подростки прикуривают и громко смеются
у них руки рабочих
больше не слушай себя
будь с ними
в мире
где все хорошо
* * *
Осенью этой безветренно едва ощутишь
прикосновенье невидимой плоти
уловить в нем так трудно на полувздохе
на задыханье одном
с твоей придуманной родины знак чуть заметный
знак принятия за своего
* * *
Найди свою отчизну
прислушивайся к ощущеньям своей артикуляции
вглядывайся в оборотня зеркального
наречие нащупай на котором
с самим собой ты вступишь в диалог
Проверь на прочность камни на дороге
ведущей к дому
САПФИЧЕСКИЕ СТРОФЫ
Встретил ли ее на пути Меркурий,
Улыбнулась ли в ранний час Венера,
Что зимою нас у Борея в доме
Не покидает.
Только выше стал потолок и ярче
Осветились вдруг по углам предметы,
Когда, скинув мех, улыбнулась нимфа
Сирым пенатам.
И пускай рабом буду грязных скифов,
Стану жертвой пусть шатуна-медведя
Если только я позабуду радость
Слез набежавших.
* * *
Спящие повернуты к стене
Гераклит
I
Так вот и ныне
как и во всякий из дней
неблагодарного забыванья Тебя
раба Твоего отпущаешь Владыко
С опустошенной душой
раскаянья не испытав
заснуть во грехе
и говорить не с Тобой хотя руку Твою
милующую и карающую
видесте очи мои
II
Я начинаю
Жено взгляни
как обыден снег в эту ночь
на юлианский сочельник
Гог и Магог стороной проходящие
наезжен поворот обстоятельств
так что уж лучше усни
ведь ты все уже слышала
а что я еще не сказал
все равно не услышишь
Но еще раз хочу докричаться
разве ты не согласна что этой
этой ночью разъединенья
обыден снег?
III
И напоследок
с миром по Твоему глаголу
Спасение - сильным слабым -
истребленье их рода
до мочащегося к стене
ПРИГЛАШЕНИЕ В ТБИЛИСИ
С.Магиду
Радость тихая сло́ва
белокурая девочка с уже властной гибкостью
в удлиняющейся незагорелой ноге
тончайщейся нежными пальцами вниз
вверх вожделенье
в жестковатых тугих завитках
радость успокоительная
неязыкового где он предков каких этот язык
сло́ва
загазованная котловина Тифлиса
с грязноватой рекой
белой инженерной банальностью по желтоватым уступам
и неясным прорывом крестов
у подножья Мтацминды
радость телесная слова
расщепление голосоведения не в бытии
но в тихом нескорбии музыкального лада
всегда как бы чуть-чуть отхлебнувшего
от лозы кахетинской
* * *
Me nec femina nec puer
jam nec spes animi credula mutui
Horatius. Carm. IV. I 29-30
Отрок мой нежный римлянин мой
до глотка виноградной услады есть еще время
объясни мне эту майскую тяжесть
и вороньё заглушающее любые птичьи
напевы на кладбище
начинающем зеленеть
Видишь?
этот червь выползающий из свежей могилы
так сально лилов
Отвернемся мой мальчик мой Лигурин
так шелковы кудри твои
О как я рад своей бескорыстности
как благодарен плоти своей
за к тебе равнодушье
* И уже ни женщины, ни мальчика
и никакой легковерной надежды
МОНОЛОГИ И КАДЕНЦИИ
(1986)
АГАРЬ В ПУСТЫНЕ
(МОНОЛОГ АВРААМА)
В отсутствие же Авраама Сарра, жена его, отослала служанку свою Агарь.
Придя в дом свой и не найдя служанки жены своей, Авраам три дня искал ее
в пустыне Фаран.
Агарь
я не смачивал губ трое суток
Агарь
лишь песчинки отвечают шуршанием
трое суток песок и песок
змея прошелестит чешуей
взвизгнет суслик
Агарь
я врос в тебя
в эти морщинки между бровей
в эти детские плечи
Ветер
передувает песок
глаз уголки кровоточат
РУБАИ
(ТРИ МОНОЛОГА МЕДЖНУНА)
I
Возлюбленная так нечаянно Ваше явленье
так очистителен этот глоток свежего воздуха
Вибрация высокого звука умиротворенный поток
белки моих глаз розовеют от счастья
II
Больно царевна
Копья ресниц Ваших в сердце вонзились
Улыбка полнолуния
Промчавшейся лани струна
III
Случайный звук найти Вашему слуху
Верный жест отыскать Вас достойный
Смелость в себе обрести в честь Вашу
Склониться нетрепетно у Вашего сердца
КАСЫДА
(МОНОЛОГ АЛЬ-МУТАНАББИ)
Государь
сердце мое переполнилось преданностью
В подвалы отчаянья
в водоворот отщепенских рыданий
свет ворвался
Из объятий душащей праздности
уныния разум мутящего
любоначалья над смертью своей
выведи нас Государь
Я плоть мою в руки Твои предаю
милосердье Твое победило
КАДЕНЦИИ
1. Стихи на нотной бумаге
Еще несколько дней подождешь и осень наступит
осень
"еще одна"
Счастья нашего или горечи
узнаешь потом
Ты слышишь? Сидя в скверике я бормочу про себя
строки
а потом записываю их на Бог знает откуда взявшейся
нотной бумаге
Уже и сегодня то тут то там желтизна листвы
проглянет
уже и сегодня оставит кружок на воде
редкая капля
Но через несколько дней две-три недели
ты снова будешь
в Петербурге
В какой тональности прозвучит
твоя первая фраза твое первое слово?
На адмиралтейской башне часы звонят
архаично
а я на своей скамейке в скверике
слова правлю
на Бог знает откуда взявшейся
нотной бумаге
2. Осень. Петергоф.
А я? И меня ждет та же судьба?
Да. И меня ждет та же судьба.
Гильгамеш
Кто-то скажет тебе
что это только засохшей листвы под твоими ногами
шуршанье
Кто-то подсмотрит
в сумерки из-за стекол темных дворца
набежавшие слезы
И только ты
в аллее бредешь
с взглядом угасшим
от омертвевших в нежной груди
и теплом лоне очарований
этого мира
Все было обманом
послушай меня оторвись от боли своей
на минуту
даже тогда
когда сердце стучало отвечая
росту суставов
С раннего детства
гнетущая плоть прорывается потерями
семени крови
Так мы от смерти спасаем себя
забываясь друг в друге
3. Гораций. 1. 17. 22-23 (парафраз)
лесбосское
с его небуйным, легким хмелем
Пер. О.Румера
Утром проснуться от белизны
наметенного снега
и нести
и понемногу терять в воздухе зимнем тепло
нашего ложа
Что же в ответ преподнести подарок какой жертву ли
этому миру?
Видишь?
вот и мгновенность его кинула нам завершив поворот
щепоточку счастья
В "еще одну" осень в любовном тепле на повороте
старенья
нас не обманет приветливый бог с крылышками
на нежных ступнях
Черный костер
сталь одиночества
тук варварских нравов
И только
"небуйный легкий хмель" горацианских размеров
осушит ресницы
Только вот это
только мы сами друг с другом только служба
в вечернем соборе
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Тексты и авторы" | Сергей Завьялов |
Copyright © 1998 Сергей Завьялов Публикация в Интернете © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго E-mail: info@vavilon.ru |