|
От редакции. В предыдущем номере "TextOnly" был помещен обзор И.Кукулина по итогам конкурса "Тенета-98" - с указанием "первая часть". Однако просто "второй части" не получилось. И.Кукулин написал сильно переработанный текст - основные новые куски в самом деле идут во второй половине текста, о прозе, но и раздел про поэзию был переделан и заметно расширен. Поэтому мы рекомендуем вам перечитать текст еще раз.
ИЛЬЯ КУКУЛИН
"Тенета-98": не конкурс, а фестиваль
В литературе чемпионов не бывает. Бывают, конечно, великие писатели, но это другое. Это когда, например, читаешь и чувствуешь, что жизнь вокруг на некоторое время становится осмысленнее. Но всё же существует довольно много авторов, про которых выяснять "великий - не великий" практически невозможно. И дело не в стертости критериев. Просто в бурной литературной жизни слово "великий" стоит употреблять пореже. Может быть, и можно, но пореже. Более насущный и повседневный вопрос: настоящий, живой этот автор или нет. Настоящие авторы в современной русской литературе есть, их немало, и при этом они, естественно, очень разные. Расставить их по местам - на первый-второй-третий - трудно и не очень понятно, зачем.
То есть отчасти всё-таки понятно. Конкурс - событие в некотором смысле вынужденное. Масса текстов, циркулирующих в журналах или в Интернете, необъятна. Следует посильными способами отметить наиболее интересные произведения, чтобы иметь какую-то систему координат.
Просто надо помнить, что отбор всегда субъективен.
"Тенета-98" - конкурс русской литературы, в котором участвуют тексты, впервые опубликованные в Интернете. Конкурс в этом году проводился в пятый раз, и на нём, как известно, было два параллельных субъективных отбора: сетевое и профессиональное жюри. Разницу их вкусов комментировал Вячеслав Курицын на своей "Современной руссской литературе" - вполне разумно, хотя это занятие всегда несколько гадательное - но у меня задача другая. Я входил в "профессиональное" жюри и читал большинство текстов, выставленных на собственно литературные номинации. Я не видел текстов, представленных в номинациях специфически сетевых и не читал текстов в номинации "Фантастика и приключенческая литература" . И вот теперь, когда подведены результаты, я могу (насколько это в моих силах) отвлечься от задач члена жюри и рассмотреть тексты "Тенет" уже с позиции читателя, более вольной и отстранённой. Попытаться рассмотреть "Тенета-98" не как конкурс, а как фестиваль.
Во-первых, я позволю себе поделиться сугубо личными впечатлениями от некоторых номинаций. Моя точка зрения не выражает позиции профессионального жюри и не является каким бы то ни было спором с ним. Во-вторых, я позволю себе высказать некоторые предположения на основании текстов, выдвинутых на конкурс, - предположения о том, какая точка зрения на современную русскую литературу открывается через сетевую "оптику".
Начну со второго, то есть в начале - немного общих рассуждений. Потом - заметки о конкретных авторах перемешанные с другими общими рассуждениями.
Очевидно, что очень многие тексты - может быть, большинство из выдвинутых - в современных условиях могут быть опубликованы только в Интернете. Тому могут быть причины организационные, - прежде всего, географическая удалённость авторов, их разбросанность по разным странам. Но основные причины более глубоки.
1. Существуют авторы, использующие в литературе новые мультимедийные возможности представления текста. Это наиболее понятный и наиболее "художественный" процесс в развитии литературы в Интернете, и сейчас мы его не рассматриваем.
2. Есть авторы, для которых Интернет является наиболее адекватным местом существования. Таковы, например, роман Валерия Сегаля "Десять лет спустя" или стихотворения Рамона Игнасио Переса (приз Сетевого жюри в номинации "сборники стихотворений и поэмы"). Это происходит потому, что в этих (довольно разных) случаях текст относится к определённой литературной субкультуре (cубкультура, которая имеет узнаваемые, принятые внутри неё, литературные вкусы и интересы), которая сложилась и может существовать только в Интернете. Технические свойства Интернета никакого влияния на поэтику этих текстов не оказывают (разве что очень опосредованно), но та или иная субкультура предоставляет автору пространство для самореализации и восприятия.
(Одна из причин формирования подобных субкультур - о чём, впрочем, говорилось уже неоднократно - разбросанность авторов Рунета по всему миру. В этом случае публикация и её обсуждение становится, кроме всего прочего, ещё и средством общения для людей, живущих далеко друг от друга.)
3. Есть авторы, для которых Интернет является просто возможностью опубликоваться, - в первую очередь потому, что литературно новаторский текст трудно напечатать в традиционных журналах. Текст может быть, при этом, интересным или не очень, но будет относиться к осознанной литературной традиции, а не к специфически сетевой литературе. В конкурсе "Тенета-98" авторы такого типа были, - и очень разные - от Анны Глазовой до Евгения Иz.
Были и тексты, которые оказались в Интернете, а не в офлайне по непонятным причинам. Но это - почему некоторые тексты имеет смысл публиковать именно на бумаге, а не в Сети, - уже другой разговор.
В "Тенетах" в равном положении оказываются принципиально разные сайты. Тексты, проходящие, вроде бы, по ведомству литературы, перемешаны с откровенно графоманскими. Получившаяся картина репрезентативна не эстетически, а социологически: в "Тенетах" могут быть не представлены те или иные конкретные литературные сайты, но представлены, по-видимому, практически все значимые типы текстов, публикуемых в русской сети. Поэтому перед таким обзором, как этот, неизбежно встают две задачи: эстетическая и социологическая. Эстетическая - рассказать о тех номинированных на "Тенета" произведениях, которые кажутся мне литературно значительными или в чём-либо новыми. Социологическая - попытаться описать, на примере "Тенет", особые черты восприятия текстов в русской Сети.
Социальные особенности восприятия текстов в Интернете почти отсутствуют, если произведений какого-то типа в Рунете мало. Например, в случае детской литературы. Другая история - с критикой: в Сети есть сайты, где за критику платят деньги и печатают её регулярно ("Русский журнал"). Тут специфически сетевые черты тоже отчасти стираются, потому что критическая статья существует почти по тем же законам, что и рецензия в газете.
В номинации "Детская литература" текстов было немного. Тем не менее минимум два из них очень хороши. Это "Мальчик и кот" - профессионально и увлекательно написанная повесть Сергея Преображенского для подростков и повесть Максима Белозора "Книга для детей #2. Жезл дьявола". Вторую повесть я считаю событием, потому что в ней автор ставит новаторскую задачу, практически никогда не встречающуюся в русской детской литературе и очень редко - в иностранной. Задача - внятно и без упрощений говорить с подростками о психологических проблемах либо специфически взрослых (развод, религиозные сомнения), либо объединяющих взрослых с детьми (встреча в одной семье детей от разных браков). При этом у Белозора подразумевается, что эти проблемы могут решаться только в присутствии детей, а часто - только при их эмоциональной поддержке. Это не популяризация, а приглашение к сотрудничеству. При этом повесть с интересным сюжетом и хорошо читается. Так что если её выпустят офлайновой книжкой, и она попадётся какому-нибудь чаду - родители её или его могут столкнуться с более ответственным отношением чада к семейным проблемам. Ничего, пускай сталкиваются.
Для более маленьких читателей хорош сборник рассказов с картинками "Лисец", подписанный псевдонимом Коти. Как принято в русской литературе для маленьких, создаваемой в новейшее время, в книге есть намёки, понятные только взрослым (например, картинка, на которой сказочный зверёк Лисец измеряет себя на предмет 90-60-90). Так что, изучая эту онлайновую "книгу" с собственным ребёнком, родитель получит удовольствие и сам.
Пионеры! О, пионеры!
Уолт Уитмен
Одним из самых ярких впечатлений фестиваля стало грандиозное количество произведений Олега Попова и Владимира Белоброва , которые пишут в разных жанрах и попали, соответственно, почти во все номинации. По отдельности они, кажется, только стихи пишут, - а всё остальное в соавторстве. Понимают они друг друга с полуслова и на вечере лауреатов фестиваля в клубе "Авторник" устроили чумовой спектакль на два издевательских голоса, разговаривая за персонажей, которые называются, например, Орел Папаидзе или злой волшебник Ираклий Шаликашвили (читали они таким способом отрывок из романа "Большая шишка"). Балаган, в общем. Призов они получили много, но если бы я мог, я бы вручил им спецприз имени Юных Пионеров за борьбу с политической корректностью и расовой дискриминацией одновременно.
То, что пишут Попов и Белобров, это юмор, но юмор весьма своеобразный. Перед выступлением в "Авторнике" О.Попов сказал, что их интересует возможность воспроизведения в литературе современной разговорной речи. Но, судя по текстам, собственно стиль разговорной речи их интересует меньше чем, например, Дмитрия Гайдука. Их тексты театрализованы, это именно что балаган. Юмор грубый, фарсовый, со школьно-пионерским задором. Представители разных национальностей ведут себя в соответствии с распространёнными стереотипами восприятия, как в анекдотах, начинающихся фразой "Однажды русский, француз и американец..." Немцы - зануды, грузин произносит длиннейший тост, а негр называет белого "Масса Вася". Вообще к неграм соавторы явно испытывают сильные и разнообразные чувства, но лучше всего эти чувства проявляются, на мой взгляд, в рассказе "Радость от ума". Персонаж этого рассказа не имеет ни малейшего отношения к реальным африканцам или афроамериканцам, зато как действующее лицо в балагане Попова и Белоброва - замечателен.
Попов и Белобров не взламывают литературные стереотипы - как, например, Егор Радов - а обходят их: создают почти "с чистого листа" собственную игровую литературу, в которой эти стереотипы не действуют. Корни у этих текстов, в самом деле, какие-то нелитературные, из анекдотов и застольного трепа. В этом смысле Попов и Белобров - авторы специфически сетевые, потому что при всей незатейливости вписать их в какой бы то ни было существующий литературный контекст нельзя
В номинации "Эссе" слегка поражает изобилие текстов с глобальной задачей. Текстов, в которых предлагается Общая Теория Всего или хотя бы главных проблем человека. Правда, в большинстве этих "глобалок" (В.Лебедев "Сексуальный Homo sapiens", Д.Гайдук "Фаллософия") автор относится к собственным рассуждениям более или менее иронически. Проблема в том, что у даже у Д.Гайдука, который известен как замечательный прозаик, эта ирония не становится самостоятельным качеством. В этом смысле более привлекательным выглядит текст Кузьмы Вострикова "Зоофилия", жанр которого можно определить как экстремальное стебалово. Серьезно относиться к рассуждениям Вострикова нельзя. Это позволяет автору доводить их до какого угодно абсурда, отчего в тексте и возникает атмосфера весёлой отвязанности.
Другой вариант выхода из "глобалки" - абсолютно серьезное культурологическое эссе Тараса Бурмистрова "Москва и Петербург". В нём автор стремится дать своим идеям историко-культурное объяснение. С идеями и объяснениями можно соглашаться или не соглашаться, но они вменяемы, и такое отношение к жанру вполне имеет право на существование.
Первое место профессионального жюри присуждено Виктории Фоминой за текст "Путешествие до мажор". Сцену "про секс с французом" (выражение Вяч.Курицына), подробно обсуждённую в гестбуке "Тенет", я обсуждать не буду - скажу только, что сцена, на мой взгляд, чистая и хорошая. Не знаю, писал ли кто-нибудь, что в этом эссе важна замечательная атмосфера юношеского открытия жизни, когда человек входит в жизнь вроде бы с черного хода (нелегальное пересечение границы Западной Германии и Франции, жизнь в парижском сквоте), и всё ему интересно, а что с черного хода - так ещё интереснее. Что-то в этом есть очень правильное. Эссе Фоминой неуловимо перекликается с заграничными заметками Виктора Некрасова, который, хотя побывал за границей как турист в куда более зрелом возрасте, чем героини текста Фоминой, тоже хотел посмотреть иностранную жизнь с неофициальной стороны - там, где возникают мимолётные встречи и ночные разговоры.
В номинации "Отдельное стихотворение" была в целом какая-то чересполосица. Но были и тексты, присутствие которых ощущалось как очень даже осмысленное. Например, стихотворение автора, который подписывается Ленка Мироненко. Она была и в номинации "Сборники стихотворений и поэмы", но пишет она неровно и поэтому сборник в целом не был как следует оценен. А отдельное стихотворение у неё взято в самом деле отличное
рифмуя ты мосты прочти провисли
и утекли в молочный путь влекомы
кисельным нёбом к вымерзшему небу
все эти ты не более чем я
("Нелепица должно быть обитает...")
Были и другие стихотворения, интересные, но не получившие приза, - например, Виктор Фет "1825" или Александр Гейман "Надену шлёпанцы, с полпачкой папирос..." (Александр Гейман представлен также в номинации "Повести и романы" - очень любопытным отрывком из романа). Для понимания Виктора Фета присутствие в материалах конкурса этого стихотворения существенно: в номинации "Драмы" он оказался представлен как автор либретто к оперетте, а в номинации "Сборники и поэмы" - сборником песен, и серьёзное стихотворение меняет представление о его творчестве.
Что же касается стихотворения Полины Барсковой памяти И.Бродского, которое было высоко оценено профессиональным жюри, то это текст, на мой взгляд, в некотором смысле бесспорный. А его ораторский пафос может быть оправдан поводом и изобразительной спецификой этого стихотворения - торжественное замедленное движение, как у надгробной скульптуры барокко.
Что смерть ему?
Всего лишь новый взлет!
Кому теперь и что теперь поет
Его крикливый смех, гортанный голос?
Такие ведь не умирают, нет.
Они выходят, выключая свет.
А в темноте расти не может колос.
Он остается, белый и слепой,
Раздавлен непонятною судьбой,
В свое молчанье погружен до срока.
И что ему какие-то слова,
И что ему прелестная вдова,
И что ему бессмертие пророка?
А вот номинация "Сборники стихотворений и поэмы" оказалась чрезвычайно интересной и насыщенной, но "труд этот, Ваня, был страшно громаден" - 118 сборников. В номинации оказались представлены авторы как малоизвестные, так и вполне признанные - Николай Байтов , Александр Бараш , Александр Беляков , Владимир Строчков . Очень интересна поэма Владимира Друка "Англетер" - интересна, в частности, изменением интонации. После того, как Друк уехал в США, подальше от московской поэтической эстрады конца 80-х, в его произведениях стало меньше резкой буффонады и больше живой и непосредственной человеческой речи. Но здесь мне бы хотелось поговорить не о награждённых призами профессионального жюри (их всех, на мой взгляд, действительно стоило отметить - и Байтова , и Львовского, и Завьялова), но назвать нескольких неотмеченных.
Открытием и поэтической номинации, и всех "Тенет-98" можно считать живущего в Копенгагене Арсения Ровинского.
"Умри, издохни, эсэ-эсэ-сер," - сказал в сердцах он,
а оно издохло, и поздно говорить - "я пошутил".
Здесь сила поэтического слова
нам явлена с таким остервененьем,
что приласкав собачку у метро
никак не назовём её, а только
мычим и смотрим в жёлтые глаза."
Из других авторов мне были особенно интересны: Анна Глазова, Валентин Мазилов , Даниил Гориневский , Андрей Чернов и Сап-Са-Дэ. Анне Глазовой и Валентину Мазилову присуждены спецпризы нашего журнала. Сап-Са-Дэ хорошо и давно известен в Рунете, но его текст "Суворов в городах" показался мне намного более интересным, чем произведения этого автора, читанные в предыдущие годы (впрочем, может быть, я и в них чего-то не разглядел). Впрочем, были и другие хорошие тексты (Михаил Король , Николай Кононов , а ещё я членов редколлегии здесь не хвалю), но обо всех не напишешь, потому что этот раздел - по сути немаленькая антология современной поэзии, и разбирать её можно подробно. В кратком обзоре выбор всё равно получается неполный и несколько произвольный.
Анна Глазова живёт в США, в Рунете известна довольно хорошо, а в оffline (насколько мне известно) меньше, она - один из тех интересных поэтов, которые в последние годы вошли в литературу сразу через Интернет (другие примеры - Роман Воронежский и Алексей Андреев). Пишет она много и неровно. Однако есть несомненные удачи.
ластой торцом ласточкой лещиком булочкой луком боком
флора и фауна ищет меня познать;
пестиком тычинкой клоакой гипофизом.
чем попало.
а я её:
кровью пинцетом неровной строкой
отражением мылом скучищей
твоей бывшей девушкой и будущей
женщиной мебелью ростом и весом и кремом для ног
рукой и лицом. пищей и полным покоем.
чем попало.
она меня: светом,
а я - углом.
она: будь! - говорит,
а у меня боли в рёбрах,
переносы в стихах, прививки.
("Как со мною жизнь говорила", сб. "Атом - не солдат, атом - рабочий!")
Своё направление или поэтику Глазова (полушутливо?) называет минимализмом, но как раз "минималистские" тексты, то есть построенные на смысловых сдвигах и аллитерационной игре, интересны меньше, чем тексты конфликтные, со сложной игрой высказываний и метафор, - в том числе и драматические в прямом смысле слова, как, например, шутовская и серьёзная мистерия "О поэте и музах, как обычно".
Валентин Мазилов из города Хмельницкий на Украине опубликовал на сайте "Vernitskii literature" подборку текстов очень сложного строения. Правда, сложность заключена не столько в самих текстах, сколько в многоуровневых сюжетах, которые связывают их связывают: сны персонажа-"автора", сны Навуходоносора, ассоциативные "комментарии" к снам, - которые сами похожи на сны - бодрствование персонажей... Некоторые фрагменты, впрочем, самодостаточны и замечательны и без связи с окружающими лейтмотивами:
Неспешно
уходит лето.
Однажды оно оборачивается,
растерянно улыбаясь.
Мы молча смотрим ему вслед.
Правила снов. Рапсодия на тему Даниила")
Андрей Чернов (тёзка и однофамилец разработчика кодировки KOI8) опубликовал на сайте "Лавка языков" несколько своих сборников, в которых есть странный прием: строчки напечатаны так, что рифма находится то с края, то с середине. Иногда слова склеены или разорваны. Это не кунштюк, а часть сложной работы по созданию особой интонации и странного образа мира.
турок гениям парижа
предпочту но ненавижу
одиночество мое как летучее
копье
зашвырну его за тучу
пару птиц собью гремучих
и в ночи среди лесов выну розу
из часов
("турок гениям парижа...", сб. "Золушка")
Со временем, кажется, интонация Чернова становится более определённой, а его в его фантасмагорическом мире появляются более точные эмоциональные ориентиры. К ощущениям распада и неясного поиска присоединяется ирония и большая конкретность, "здесь-и-теперешнесть" переживания:
нет больше тепла красоты и уюта
никто не жует дабл минт с джуси фрутом
сквозь воздух сверкнули незримые грани
и странные ночи стоят между нами
("растаяли песни и корочки льда...", сб. "Паданцы")
Сергей Бойченко был номинирован в двух видах: в виде сборника оригинальных стихов и проекта "Каммингс-ремикс". Его оригинальные стихи особенно интересны тогда, когда в них нет навязчивого влияния Иосифа Бродского. Стихи из проекта "Каммингс-ремикс" в некотором смысле более оригинальны. Это английские стихи, составленные из разных строк выдающегося американского поэта Э.Э.Каммингса, и их русские переводы (рифма есть и в английском "ремиксе"):
вдруг в свете дня весь сад целиком изогнется в радугу в дужку
свет уходит и сразу пенные брызги волос сминают подушку
ухмылку наглую клоуна на черепе бабуина дарят мне зеркала
плотность миры полные странствующих светлых фей если любишь меня
в твоем жесте есть вещи которых нельзя коснуться так мне близки они
это любовь наша всего лишь вселенная и любовь тоже там мы одни
я отдельный вопрос я должен и мой непорочен долг
это жизнь не сон сказал ей он но твоя жена сказала она подожди сказал он ох
Из других не слишком известных авторов можно обратить внимание на Романа Карнизова из Воронежа - экспрессивного, масштабного, хотя ещё явно не сформировавшегося автора, нетривиальным путём развивающего эстетику раннего Маяковского (периода "Облака в штанах") и "чинарей" - ранних Хармса и Введенского.
Прости, если невозмутим
на собственных похоронах -
я просто захотел определиться -
так много совпадений не бывает,
и именно твою, а не другую
мне ветер притащил со стороны -
ему я верю безрассудно,
старенький, цепляясь за мирок.
- Разбей его, - шептал он злясь.
- Стань щепкой в моих руках,
ведь и я дня через два
буду лишь воздухом в собачьих головах.
("Письмо солдата...")
Уже из этого краткого обзора становится видно, что авторы поэтической части "Тенет" укоренены в тех или иных культурных традициях - при всей (иногда) эпатажности Глазовой или неистовой (временами очень юношеской) экспресии Карнизова. Вменяемая часть поэзии в "Тенетах", в целом, находится в том же культурном пространстве, что и современная русская поэзия offline. С прозой несколько сложнее. Но сначала - про сайт, где проза также весьма вменяема и находится более или менее в общем эстетическом пространстве современной прозы.
Из литературных сайтов наибольшим открытием для меня стал "Сумасшедший дом мистера Паркера" (куратор - Максим Кононенко). Практически все авторы, опубликованные на нём, были мне до прочтения незнакомы, а средний уровень текстов оказался на удивление высоким. Сайты "Vernitskii literature" и "Вавилон" я знал и до этого, и сохранил к ним большой интерес. А вот "Сумасшедший дом..." был для меня новостью. В основном там опубликована проза, и проза весьма нетривиальная: например, рассказ Алексея Александрова "Лесной человек" некоторые мои знакомые (в том числе член жюри, прозаик и публицист Леонид Костюков) оценили как событие в литературе. Не буду перечислять, а просто кажу, что большинство текстов, номинированных на "Тенета" из "Сумасшедшего дома..." можно разбирать отдельно. Но даже в рамках этого краткого обзора стоит упомянуть повесть Юрия Горюхина "Блок 280266" - подробно прописанную и убедительную, в довольно редком жанре психологической антиутопии. В ней описан мир мужчин, которые от начала до конца жизни живут в тюрьме и по тюремным законам, не знают про существование женщин и не представляют себе, что где-то за стенами есть внешний мир, солнце, небо, деревья.
"- Мосол, почему такая несообразность жизни: смерть проста, банальна и она у всех на виду - драки, болезни, уж извини, старость, а появление человека на свет туманно и невразумительно?
- Ты не по времени задаешь глубокие вопросы, Мальчик. Ты сам-то хоть что-нибудь помнишь?
- Помню немного: сначала что-то мутное, потом я был в камере, где у меня выпали и заново выросли зубы, потом в подростковой камере, пока не стали появляться волосы подмышками и на лобке, потом здесь.
- Примерно так все и вспоминают.
Мосол взял глубокую паузу, вложил ресницы в ресницы и задышал ровно и ритмично. Мальчик вежливо ждал ответа Мосла, полагая, что тот долго раздумывает, подбирая значительные слова, но Мосол вдруг протяжно свистнул и трубно захрапел. Мальчик обиделся и гневно пнул пяткой Мосла по загривку.
- Ты что, Мосол, уснул?!
- Эх, Мальчик, Мальчик! Ты помнишь только свои детские камеры, а на самом деле существует камера, где живут специальные люди, у которых время от времени растут огромные животы, потом животы разрываются, и оттуда выходят маленькие человечки и начинают расти, пока не станут большими. А стражники сразу выходят большими, потому что они маленькими не бывают."
Традиция этой повести - из диалогов Платона. Миф о пещере (кстати, и любовь взрослого мужчины к мальчику - отчасти не оттуда ли?). И заканчивается повесть ровно так, как миф, созданный (угаданный?) Платоном: мальчик, выйдя на свет, увидев солнце, насекомых, птиц, в ужасе убегает обратно в тюрьму.
В номинации "Отдельный рассказ" было несколько открытий разнообразного характера. Одним из них стал рассказ Кирилла Каца (aka Кирилл Якимец) "Костылита". Кирилл Кац был до сих пор известен в Сети и в кругах вокруг филфака МГУ как автор очень смешных лимериков, "хокку" и "танка" (лимерики публиковались с подписью в газете "Ещё" и без подписи - в журнале "Новое литературное обозрение"; сочетание изданий, на мой взгляд, нетривиальное.)
Когда Сегун был маленьким ребенком,
И волосы его качались,
Подобно камышам на ветру,
Он тоже бегал в деревянных гэта
По ледяной горе.
Рассказ "Костылита" при всем его крайнем сарказме относится уже не к таким тихим филологическим радостям, а к серьезной литературе - серьезной по задачам. Это рассказ про марсианскую цивилизацию, где разумными существами были инвалидные кресла, а передвигающиеся на них люди-калеки - паразитами. Использование характерных ходов западной интеллектуальной фантастики (был не помню чей рассказ про старика с мальчиком и ослом, где осёл оказывался инопланетянином, а старик и мальчик - его роботами) и российского соц-арта (рассказ якобы написан Николаем Островским) не мешает оригинальности текста, в котором главное - странная горько-нежная интонация и зыбкая, слегка "наркотическая" атмосфера.
Из других ненаграждённых текстов стоит отметить "Вечерний звон для утреннего пользования" Ольги Зондберг, "Мы и Макларен" Надежды Шаховой , "Бузинёныш" Марии Ордынской ()и "Перерождения в Лиссе" Кирилла Щербицкого.
Кирилл Щербицкий сделал гениально простой жест. Он взял страну Александра Грина - Гринландию - с городами Лисс, Гель-Гью и т.п. - и предположил, что она существует и теперь. А потом написал на этом "материале" психологическую новеллу современного западноевропейского типа, с тонкими переходами душных интеллектуально-эротических отношений между тремя людьми и невозможностью/нежеланием их разорвать. Плюс атмосфера воздушной богемности и почему-то очень убедительного лёгкого упадка, мало заметного жителям Лисса, но сильно переживаемого персонажами (об этом рассказе хорошо написал Д.Кузьмин в своем обзоре результатов конкурса в "Литературной газете").
В номинации "Повести и романы" оказалось некоторое количество текстов, выдвинутых разными номинаторами, которые не вполне относятся к данной категории. Так, "Аллегория" Александра Селина и "Вы меня, покойнички, не бойтесь.." Виктора Айсина - на мой взгляд, рассказы (а по жёстким меркам и "Интропутешествие" Бориса Гуревича - тоже рассказ), "Пять рассказов" Вадима Зоткина - действительно сборник рассказов (что автор честно и сообщает), даже без общих героев, "Непутёвые заметки по Европе" А.Экслера ближе всего к эссе, а "Кому на Америке жить хорошо?" Ольги Аникиной - скорее всего, цикл устных рассказов, - телег или баек (и О.Аникина сама это указывает). Оказался там и дневник, подписанный "Вика", и, по-видимому, описывающий реальные события (во всяком случае действуют в нём постоянные авторы русского Интернета, некоторые под настоящими именами, - например, Алексей Андреев). Такое вот собрание больших (и не очень) текстов разного жанра.
С выдвижением Алексея Экслера вообще происходят регулярные неудачи. Хороший автор, пишет остроумные и непретенциозные очерки на темы из жизни современного работника умственного труда, например, про путешествия и компьютеры (ехидный очерк про Windows-95, номинированный в разделе "Юмор"). А вот что дальше с ними делать, понять, кажется, затруднительно. Во всяком случае "Непутёвые заметки по Египту" попали в номинацию "Эссе", а "Непутёвые заметки по Европе" - в номинацию "Повести и романы". Оба раза автор оказался в невыигрышном окружении, причём именно из-за своей непретенциозности. Именно что "непутевые" заметки. Это именно легко и свободно написанные путевые заметки, а такой номинации нет (пока?). Но тексты обаятельные.
Получается, что есть хорошие сетевые тексты, которые в "Тенетах" смотрятся невыигрышно, не проходят по формату. Тот факт, что это стало заметно, позволяет осознать несколько проблем.
Первая, более частная. В русском Интернете довольно бурно развивается журналистика. Со временем в нём будет достаточно много обновляемых сайтов с вот такими непретенциозными литературными текстами. Хорошими, но не "высокопродвинутыми". Это не журналистика в чистом виде. Это как хороший собеседник: поговорить с ним интересно, и можно говорить на любые темы, но записывать за ним - вроде бы не нужно. Работа таких авторов, как А.Экслер, заслуживает внимания, но непонятно, как сопоставлять её с художественные текстами, которые не "хуже" (могут быть и хуже) и не "лучше", а просто претендуют на решение более сложных задач.
Жанр текстов Экслера синтезирует несколько жанров: частное письмо, длинный устный рассказ и (в тексте про Windows 95) тексты эстрадных юмористов, - но и этот тип текстов переведен в модальность частного, доверительного разговора. Это разговор в компании, "домашний театр", но именно домашний.
Дмитрий Кузьмин справедливо заметил, что перевод современного фольклора в письменную форму "чрезвычайно популярен у авторов, входящих в литературу через Интернет" (газета "Литературная жизнь Москвы"). И это существенно. Интернет, как известно, каждому предоставляет возможности авторства.
Существенно, что при этом разные виды авторства выглядят в Интернете похоже. Например, есть феномен Дмитрия Гайдука, который, кажется, является (или одно время был) чуть ли не культовой фигурой в Фидонете. Один из его текстов был анонимно размещён на сайте anekdot.ru. Анонимно, однако стиль Гайдука узнаётся сразу и подделать его невозможно. Так вот: то, что у "новых сетевых" авторов является естественной средой обитания - разговорная речь и современный фольклор - для Гайдука является средством и побочным результатом. Вот в этом (и ни в чем другом) Гайдук может быть сопоставлен с Михаилом Зощенко: разговорная речь основана на неявном и сильном ритме и на довольно сложных литературных принципах. Получается такой литературный супер-Колобок (ему и Лиса нипочем), который по очереди ко всем прикатывается и от всех укатывается. Правда, с одной оговоркой: укатывается всегда, когда не пытается теоретизировать. В эссе "Фаллософия" - номинировался в "Эссе" и получил первый приз Сетевого жюри - Дмитрий Гайдук попытался вывести из своего стиля мировоззрение - и у него получилось такое парадоксалистское рассуждение, где эпатаж сочетается со здравым смыслом. Но не хватает чего-то очень важного, что привычно при чтении Гайдука - драйва, особого пафоса. Причем драйв в рассказах Гайдука тайно связан именно с тем, как открывается несусветная парадоксальность мира. Ну да. Вот поэтому и не получилось - потому что Гайдук талантливый писатель. Из стиля талантливого писателя нельзя вывести никакой идеологии, независимо от того, кто выводит: сам он или кто-то ещё. Настоящий писатель - всегда с идеологической точки зрения похож на Колобка: можно съесть, но нельзя присвоить. Даже сам себя не сможет присвоить - убежит от себя же, и правильно сделает (Зощенко, когда его в 1928 г. попросили написать предисловие к сборнику филологических статей о нем же, написал по задаче очень точно - объяснил про изменившийся ритм новой прозы (ссылка на прозу Виктора Шкловского) и про то, что его стиль как бы пародирует стиль несуществующего типа "пролетарского писателя". То есть ушел в сугубо литературные и филологические проблемы. Вероятно, это единственно возможное в данном случае действие в трудной ситуации.).
Гайдук работает с довольно определенными типами фольклора: это в основном "телеги", условно говоря, хипповско-растаманского круга сюжетов (недаром обе его офлайновые книги так и называются - "Новые растаманские сказки"). Есть авторы, которые работают с другими типами фольклора, и что еще важнее - работают иначе. В "Тенетах-98" это, например, Ольга Аникина и Юрий Борисов.
Юрий Борисов сознательно декларировал (выступая в салоне "Авторник"), что стремится перевести в письменную литературу определенные жанры фольклора. Фольклор это уже совсем другой - это скорее "истории из жизни" самых разных социальных кругов, что-то среднее между новеллой-быличкой, притчей и может быть, анекдотом. То это история про визит Тухачевского в родное село, где он прилетает на самолете и крестьяне падают на колени перед вернувшимся барином, то - рассказ милиционера про человека с еврейской фамилией, которого на долгий срок посадили в тюрьму только за то, что он разозлил следователя - фамилия у него еврейская, а в паспорте написано "русский". Ольга Аникина написала "телеги" уже не из чужой, а из собственной жизни в Нью-Йорке, да ещё и с фотографиями и картинками. Это совсем другой жанр, не стилизованный, а личный: остроумные устные рассказы, сохраняющие аромат меняющейся живой речи с поворотами интонаций, внезапными паузами и общей необязательностью и возможностью говорить вокруг сюжета, по поводу сюжета.
Интернет создает новые, гораздо более адекватные условия для бытования такой литературы. Потому что Интернет - это не только доступный каждому способ публикации. Понятно, что это ещё и мощнейшее средство общения. И Интернет "поощряет" работу в жанрах пограничных между литературой и бытовой словесностью - письмом, дневником, обменом краткими записками.
Грань между "текучей бытовой словесностью" и собственно литературой становится невидимой, но не исчезает. Потому что "коммуникативность" может быть не коммуникативностью реального устного рассказа, а игрой с этим ощущением - художественным динамическим образом коммуникативности, как у Гайдука. У Борисова это куда ближе к ощущению от реальных рассказов-быличек; можно сказать, что в его творчестве формируется реалистический образ коммуникативности. Реалистична не история - это всё же отчасти телега, и в некотором смысле не самое важное, правда это или нет - реалистически воссоздано отношение рассказчика к рассказу. У Аникиной это уже не стилизация (у Борисова это отчасти стилизация), а просто рассказ рождается из живой коммуникативности, которая прямо здесь и теперь становится образом коммуникативности. А у Гайдука отношение все-таки другое, сдвинутое.
При том, что все это, конечно, литература. Дело скорее в зазоре (выражение Дмитрия Воденникова) между реальной ситуацией бытования фольклора и возможностью литературной игры. Тут происходит сдвиг и возникает возможность игры смыслов
Однако, хотя Интернет, конечно, поощряет и стирает грани, но не с Интернета это началось.
С литературной точки зрения здесь переплелись несколько процессов. Задолго до широкого распространения Интернета, в начале 90-х годов, на многих станциях московского метрополитена (и на курортах Крыма) продавалось одно из первых чудес негосударственного книгоиздания - выпущенный громадным тиражом роман Павла Асса и Нестора Бегемотова "Как размножаются ёжики", текст про анекдотического Штирлица, построенный как серия "телег" и новых анекдотов. Проницательный прозаик Сергей Соколовский заметил в частной беседе с автором этих строк, что чем-то этот текст родственен нашумевшему роману Баяна Ширянова "Низший пилотаж" (который, кстати, тоже был написан до распространения Интернета; сам Ширянов говорит, что он автор не сетевой). Так что сначала пошло новое движение в литературе - восприятие всяких "низовых" разговорных жанров - а потом уже оказалось, что нечто аналогичное происходит в Интернете и именно в результате сетевой специфики. Но это всё-таки два процесса, а не один.
Видимо, в 90-е годы наступил совсем новый этап в использовании "низовых" разговорных жанров в прозе, примером чего и является Гайдук; но, например, и у Людмилы Петрушевской, автора со стажем, начались эксперименты - она написала цикл замечательных быличек с элементами притчи.
Повествование, ориентированное на устную речь, было и до того - от Гоголя до Довлатова. Тут другое. Произошёл какой-то сдвиг в отношении к слову и к жанрам устной речи. Природа этого сдвига не вполне понятна. Отдаленным предвестием этого можно считать литературные эксперименты 60-х - 80-х в диапазоне от Довлатова до Михаила Жванецкого. Жванецкий, на мой взгляд, очень хороший автор, но дело и в новом качестве его монологов, и в новой форме их бытования (кассеты, устное чтение, телевизор), и в его массовом присутствии - в 70-е годы его почти не показывали по телевизору, но известен он был людям из самых разных слоев и групп, и, видимо, оказал некоторое влияние на стилистическое ощущение времени в целом.
Правда, нужно отметить принципиальную разницу между Ассом/Бегемотовым и другими названными авторами. Асс и Бегемотов написали всё-таки текст с масс-культурным уклоном - хотя, вероятно, им нравилось играть с этой идеей масс-культности, и это тоже не так все просто. Жванецкий, вероятно, совмещает черты массовой и не-массовой культуры (бывает ведь литература не массовая, а демократическая, то есть серьезная, но понятная в том или ином смысле - всем). Гайдук с помощью своих псевдоразговорных жанров решает довольно сложные задачи. "Тележность" для него, как уже сказано - только средство. Кроме того, что он начинал с рассказов, написанных в совершенно другом стиле (в начале 90-х были публикации в газете "Гуманитарный фонд"), но и в его относительно новой пьесе "Сцены из Ветхого Завета" (первый приз в номинации "Драматургия" по версии профессионального жюри) стихия устной речи встречается только в строго выделенных для этого местах - например, в речах беса, падшего ангела. Другие персонажи говорят вполне литературным языком, иногда пародирующим высокую религиозную риторику, иногда просто литературным. Опять же: есть комедии Исидора Штока для театра кукол Сергея Образцова с пародиями на ветхозаветные сюжеты, но у Гайдука задачи какие-то другие, более нетривиальные, хотя пьеса тоже смешная.
Так вот, в Интернете распространены и Гайдук, и такие постфольклорные авторы, как Юрий Борисов, и такие частные, почти дневниковые авторы, как Ольга Аникина. С другой стороны, в номинации "Повести и романы" оказались тексты самого разного жанра - хотя и романы тоже. Романы на "Тенетах" как бы не вполне опознаются, и дело тут не совсем в номинаторах, а скорее в специфике восприятия прозы в Интернете. Наиболее прямо это выразил литературный критик Сергей Костырко в заголовке одной из своих статей в 1997 г.: "Никто не будет читать с экрана "Красное колесо". Но дело не только в этом романе-эпопее А.Солженицына. Романы в Интернете вообще читать непривычно. Развлекательные романы, вероятно, и в ближайшем будущем останутся на бумаге, чтобы легко было читать в транспорте. А серьезные романы пока что тоже - тексты не очень сетевого формата.
Это позволяет сделать следующий вывод: русский Интернет, взятый в целом, действует как своего рода социокультурный фильтр, который меньше влияет на поэзию и больше - на прозу.
Стихам не всё равно где существовать; так, например, неоклассические тексты Даниила Гориневского смотрятся на экране пока слегка странновато. Но эта ситуация почти наверняка скоро выправится, и тексты, стилистически аналогичные текстам Гориневского, будут восприниматься в Интернете более адекватно.
С прозой сложнее. Происходит это потому, что разговариваем мы, как известно из Мольера, тоже прозой, а не стихами. Но дело в том, что не только Интернет действует как фильтр - сами свойства этого фильтра быстро и принципиально меняются. Полагаю, что Интернет не вовсе вытеснит книгоиздание (от кино тоже все ждали, что оно вытеснит театр, а от телевидения и видеотехники - что они вытеснят кино в кинотеатрах; последнего чуть было не случилось, но, кажется, все-таки и кино уцелело). Но результаты всех этих разнообразных взаимодействий предсказать, конечно, невозможно.
Дело не только в Интернете. В 70-е - 90-е годы вообще как-то изменяется отношение между общим и частным в искусстве. Очень важна становится приватность высказывания, его "домашность". Это сказывается не только в Интернете, но и в видео-арте (на более простом уровне подобные идеи неосознанно реализуются в домашнем порно).
Собственно из "тенетовских" текстов, которые можно назвать повестями и романами, я бы отметил следующие.
Текст Андрея Бычкова "Пхо Ва" получил первое место у профессионального жюри - и это в самом деле, на мой взгляд, один из лучших текстов в номинации и вообще очень интересное произведение. Кроме того, открытием для меня стал текст Дана Марковича "Перебежчик". Это роман про старого художника, который почти не может общаться с людьми и общается с бродячими котами и кошками, в которых он открывает для себя (и для читателя) целый мир. Кошек Маркович описывает изумительно. Мало того, что у каждой свой характер, но у каждой и своя тайна. Кошек жалко не попутной, мимоидущей жалостью к брошенным существам - скорее марковичевские кошки, брошенные в большом городе и ведущие самостоятельную жизнь, становятся метафорами человеческих душ. Это не совсем эмблематичность "Кошек" Т.С.Элиота - скорее, если говорить об английской традиции, вспоминается современная английская детская повесть про мальчика, который на время превратился в молодого кота и которого его подруга-кошечка учила выживать в кошмарных условиях большого города. И существенен этот его герой, удивительный как бы пессимист и как бы мизантроп, который на самом деле проникнут душевной тонкостью, радостью и живучестью: душевная его живучесть и готовность всматриваться в мир как бы соответствуют той телесной живучести, которую приписывают кошкам.
Другой ненагражденный интересный текст - это роман художника Константина Сутягина "Любовь и розы", размещенный в Сети теми же Олегом Поповым и Владимиром Белобровом.
"Был летний праздник - День рыбака.
На пустыре между военным и мирным портом стояли носатые дяденьки и пили из аккуратных бутылочек одеколон "Для мужчин". В небе кричали чайки, ветер доносил с бульвара праздничный запах рыбы и музыку моряков.
Я, совсем ещё молодой, сидел рядом в кустах и курил сигарету с фильтром. Я глядел на пьющих дяденек, и чувствовал, будто мы с ними друзья (дяденьки тоже прятались). Я думал и радовался веселыми от первой затяжки мозгами - какой же это нужен характер, чтобы пить вот такую дрянь "Для мужчин"!
Готовясь тоже когда-нибудь стать настоящим мужчиной, я пробовал глотать из пузырьков валерьянку, пил чай без сахара и зубную пасту, чернила и скисшее молоко, ел мыло, сало, укроп и вёртких, только что выловленных из моря бычков - чтобы иметь необходимую силу воли, когда придет мой час становиться мужчиной.
И вот однажды я украл в хозяйственном магазине бутылку литовского пятновыводителя."
Это явно развивает традицию Зощенко 30-х годов - в первую очередь "Голубой книги". Но замечательно здесь не столько развитие Зощенко, сколько свое, тонкое и точно угаданное настроение - некурортное восприятие южного курортного города, обаятельная смесь морского воздуха, жары, иронии, отстраненности и постоянной надежды на счастье и радостную встречу с неизвестным близким человеком.
По ассоциации вспоминается другая повесть с ощутимым настроением, но уже "курортная" - повесть Александра Дашевского "Распорядок дня"... Есть и еще несколько прозаических текстов, о которых хотелось бы поговорить, но время поджимает. Увы.
Да. Началась полемика по вопросу о том, как именно будут проводиться "Тенета 2000". Несмотря на то, что пока предложения большинства участников дискуссии имеют достаточно мало общего с реальностью, мы всё-таки надеемся, что здравый смысл возобладает и нам, таким образом, предстоит в наступающем году узнать много нового и интересного о литературной Сети.
|
