Читатели "Лит.дневника" могли заметить, что я уже более полугода не обременял их чувствилища своими злобными выпадами: некогда, другая работа отнимает все время - увы, не до литературы. Но вот в последние пару дней литература вторгается в мое существование с давно небывалой силой. Средства массовой информации бьются в истерике: Законодательное собрание Красноярского края не дало писателю Астафьеву персональной пенсии. Второй, следует заметить: первую персональную, по распоряжению президента Ельцина, он уже получает. Боже ты мой, какое преступление против культуры! Какой-то местный депутат (из голосовавших за пенсию) заклеймил своих коллег: "И как эти депутаты не понимают, что они всего лишь мелкие политические деятели эпохи Астафьева!" - сознательно или бессознательно перефразируя знаменитый анекдот: "Кто такой Брежнев? - Мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой". Повезло же нам всем, доложу я вам, с эпохой!
        Государство должно кормить своих писателей - так полагает взыскующий казенных денег писатель-правдолюб Астафьев, так полагают чиновники краевой администрации, возглавляемой известным покровителем культуры генералом Лебедем, так полагают безмерно приверженные демократическим ценностям журналисты "ТВ-6" и "Эха Москвы". Собственно, так полагают и оппозиционные красноярские депутаты, зарубившие это дело, - просто им представляется, что писатель Астафьев в последние годы перестал быть "своим писателем" - охаивал, значитца, светлое коммунистическое прошлое. И самое-то смешное, что именно они и правы. Это по советскому порядку вещей следовала бы Виктору Петровичу до скончания его дней персональная пенсия и прочие жизненные блага, как заслуженному работнику идеологического фронта. А по нынешним раскладам - с какой, собственно, радости? И пусть рассудит нас золотое перо отечественной литкритики коллега Ольшанский, ратовавший за то, чтобы в едином интеллектуально-эстетическом пространстве воспринимать таких (по мнению Ольшанского) ключевых авторов современной российской словесности, как Астафьев и Владимир Сорокин: легко ли представить себе убеленного сединами писателя Сорокина, обращающегося к руководству субъекта Федерации по месту проживания за повышенной пенсией, в обеспечение высоких заслуг перед русской литературой-матушкой?
        Не унывайте, Виктор Петрович: глядишь, через годик-другой Вам Александр Исаевич премию даст имени себя - и прощай, нищета!
        Александр Исаевич, этот Лев Николаевич наших дней, тоже, впрочем, не дает о себе забывать средствам массовой информации: не так давно выступил он с объяснением, что надобно в России, ввиду национальной специфики, смертную казнь шире практиковать. Разошелся, значит, во мнениях со своим великим предком. Демократическая общественность сразу в слезы и стоны: да как же это? Шуму на неделю. И никому, кажется, невдомек: престарелый литератор с самосознанием живого классика (а с каким еще самосознанием вручают премии имени себя?) может ненароком сболтнуть любой вздор - это, в конце концов, его неотъемлемое право как частного лица; а вот устраивать вокруг этого вздора (а хоть бы даже и не вздора!) свистопляску в эфире и в печати, превращать этот вздор в информационный повод - вот это действительно свинство и политическая проституция. Александру Исаевичу угодно считать себя совестью нации - ладно, он старенький, пусть считает, не будем его расстраивать; а демократическая пресса какого хрена ему подыгрывает? Или не разумеет, что бородатая восьмидесятилетняя совесть нации может существовать только в патерналистском, авторитарном обществе, а в нормальном, цивилизованном обществе совесть у каждого своя?
        Между писателем Астафьевым и писателем Солженицыным - большая разница. Один поссорился с советской властью, другой - нет. У одного много денег, и он дает премии, а у другого мало, и он хочет вторую пенсию. Колоссальная разница. Но в зеркале прессы разницы никакой не видно: оба для нее - не нормальные gens de lettres, а Властители Дум и Инженеры Человеческих Душ. И это, увы, свидетельствует о полной невменяемости этой самой прессы, пропустившей сначала момент, когда Астафьев и Солженицын превратились из Властителей и Инженеров в известных литераторов эпохи Аллы Пугачевой, а потом и момент, когда эпоха Аллы Пугачевой, в свою очередь, уступила место следующей, чьи очертания покамест слишком смутны, чтобы назвать имя, - да и будет ли у нее имя?