ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА И ПИАРОВСКИЕ АКЦИИ

        В минувший четверг в Международном университете, под усиленной охраной, Виктор Ерофеев выступил с лекцией на тему "Гражданская война в современной русской литературе". Повторив давнюю свою идею о том, что новая русская литература впервые в отечественной традиции обратилась к глубинам человеческой души, не побоявшись обнаружить в них самое черное и страшное, зло не социально фундированное, а сугубо экзистенциальное, - Ерофеев сделал, в соответствии с актуальным политическим моментом, новый вывод: за эти великие достижения ополчилась на новую русскую литературу литература старая, старорежимная (будь то либеральная или консервативная), которая и ведет теперь активные боевые действия против Владимира Сорокина да Баяна Ширянова (и уже, надо понимать, к Виктору Ерофееву подбирается).
        Хочется, прежде всего, ответить Ерофееву формулой из бессмертного рассказа Олега Шмырина: "Ведь мы, семейство Туаа, мнительны чрезвычайно, и, попробуй откуси нам кончик, - обязательно вообразим, что откусили кончику нас". Среди прочих внутрилитературных конфликтов есть, разумеется, и такой, но как конфликт внутри литературы борьба, условно говоря, Игоря Шайтанова или Ирины Роднянской (имена условны в том смысле, что речь идет не о конкретных статьях двух почтенных критиков, а об общей направленности их мысли) против дегуманизации прозаического дискурса и лично Владимира Сорокина ничем принципиально не отличается от борьбы, допустим, Александра Кушнера против внутрисловного переноса в современной поэзии и лично Геннадия Айги (это два разных критических выступления Кушнера, между ними едва ли не десятилетие, но ни базовые ценности, ни критические методы поэта за этот срок не изменились): каким-то авторам видится в творчестве каких-то других авторов некая разрушительная тенденция, против которой следует выступить с охранительных позиций. Литературная жизнь изобилует подобными локальными конфликтами: это не гражданская война (подразумевающая, что две примерно равные по численности и статусу части единого целого ополчились друг на друга, стенка на стенку), а "война всех против всех", нормальная форма существования рынка (в том числе, увы, и культурного).
        Разумеется, внутрилитературные конфликты качественно неоднородны. Основное разделение состоит вот в чем. Пространство современной русской литературы, в его сегодняшнем виде, состоит из нескольких областей с достаточно независимыми институциями и обособленными формами литературной жизни. Я бы таких областей насчитал пять: область массовой литературы, область почвенно-патриотической литературы, область либерально-традиционалистской ("толстожурнальной") литературы, область актуальной ("постнеподцензурной") литературы и, наконец, активно формирующаяся область сетевых литературных процессов. Так вот, всякий конфликт в современной русской литературе протекает либо на границах между этими областями, либо внутри одной из этих областей.
        Характер пограничных литературных конфликтов зависит от интенсивности контактов между двумя данными литературными областями. Скажем, массовая литература с иными литературными областями почти не взаимодействует: и культурные, и прагматические задачи у деятелей (писателей, издателей, критиков...) совершенно различны, им нечего делить. Тип же писателя, осознанно работающего на данной границе, у нас до сих пор толком не сформировался, и отдельные жесты тех или иных штатных авторов одной области в сторону другой (будь то "толстожурнальный" по дискурсу недетективный роман Александры Марининой или упрощенно-коммерческий "Лед" Сорокина) робки и непоследовательны. Так что на этой границе конфликты единичны и носят характер случайных бандитских вылазок (вроде поразительной истории о том, как издатель Захаров напечатал книжку английской писательницы, придуманной Фаиною Гримберг, "в новом переводе"; Игорь Шевелев эту историю подробно изложил, для нашей же темы любопытно то, что работа Гримберг на стыке массового и актуального письма была оценена издателем с коммерческими установками специфическим образом: из "нового перевода" было последовательно удалено все непонятное и неочевидное, т.е. то самое двойное дно, которое и составляло суть дела).
        То же, в сущности, относится и к литературе почвенно-патриотической. Реальные точки соприкосновения с иными литературными областями у нее практически отсутствуют, желчь, которой может исходить, условно говоря, "Наш современник" по адресу "Знамени" (не говоря уж о "Митином журнале", о существовании которого в "Нашем современнике" едва ли кто-либо подозревает), пропадает совершенно втуне. Время от времени провозглашаемые лозунги объединения русской литературы (неизменно подразумевающие только две области из пяти перечисленных - почвенническую и либерально-"толстожурнальную") всякий раз - что на страницах "Литературной газеты", что в рамках премии "Национальный бестселлер" - кончаются одинаково: достаточно жестким диктатом "патриотов", простроенным с изворотливостью советской бюрократической подковерной интриги (при том, что параллельно под эту ситуацию "на голубом глазу" подводится как бы демократическая база: дескать, в "патриотическом" Союзе писателей писателей больше, чем в "либеральном", а потому...).
        О новейших тенденциях в бытовании литературы в Сети следовало бы говорить отдельно. Мечта о параллельном литературном пространстве, в котором не действуют внешние по происхождению иерархии авторитетов, с переменным успехом реализовывавшаяся на протяжении второй половины 90-х разными деятелями и проектами русского литературного Интернета, наконец-то стала сбываться благодаря небывалому по эффективности менеджменту группы сайтов "Стихи.Ру" / "Проза.Ру". Соприкосновения этого нового по сути (и по авторскому составу, если сравнивать с сетевыми литературными институциями предыдущей эпохи) пространства с представителями иных литературных областей пока сугубо эпизодичны и носят забавно идиллический характер (поскольку покамест в контакт с необозримым океаном никем и никак не управляемой словесной биомассы вступают считанные единицы литераторов-профессионалов, потерявших надежду на востребованность в родной для себя литературной области), - однако в перспективе тут возможны гораздо более решительные бои.
        Наиболее интенсивное взаимодействие протекает вот уже полтора десятка лет между литературой "толстожурнальной" и наследниками неподцензурной русской словесности 50-80-х гг., - и об этом я уже много раз писал. Применительно к поэзии вообще порой кажется, что границы больше нет. Более внимательный взгляд понимает, что акценты продолжают стоять по-разному: Елена Фанайлова, публикуемая "Знаменем" (рядом с, условно говоря, Андреем Вознесенским и Владимиром Корниловым), и Елена Фанайлова, публикуемая "Митиным журналом" (рядом с Александром Скиданом и Ярославом Могутиным), - это два разных автора (не потому, что различаются отбираемые тексты, а потому, что в другой парадигме на передний план выступают совершенно другие свойства текста и особенности творческой индивидуальности). Теснота взаимодействия обуславливает и интенсивность литературных конфликтов в этой среде - причем при анализе хорошо видно, что они тяготеют к полярным типам внутреннего и пограничного конфликта. Айги для Кушнера, Сорокин для круга "Нового мира", "авангардисты" и "постмодернисты" в большинстве критических статей журнала "Арион", кто бы их ни писал - Алексей Алехин, Вадим Перельмутер или Игорь Шайтанов, наконец, автор этих строк для Марины Кулаковой - прежде всего представители другого мира, носители кардинально, изначально иной системы ценностей. В то же время инвективы, скажем, Всеволода Некрасова против Пригова и всех-всех-всех - характерный пример "внутреннего" конфликта, в основе которого всегда лежит так или иначе мифологема отступничества, измены общему.
        Текущая ситуация вокруг Владимира Сорокина и Баяна Ширянова плохо укладывается в вышеприведенную схему. Собственно, как такового литературного конфликта вообще не видно - не считать же литературным конфликтом экспертные заключения Союза писателей России (почвеннического), признающие Ширянова с Сорокиным порнографами. Пресса уже отметила, что заключения эти достаточно беспредметны и не столько инкриминируют писателям конкретные обвинения по конкретным фрагментам текста, сколько в целом обличают подрывную роль Сорокина и Ширянова по отношению к русской культуре и международному положению России¹; надо понимать, однако, что эта оценка распространяется столпами "патриотической" литературы на всю "непатриотическую" литературу, и при надобности можно было бы получить в том же месте весьма похожее экспертное заключение хоть на повести Людмилы Улицкой. Остальные участники ситуации и вовсе к литературе и литературным конфликтам не имеют никакого касательства.
        Экзотическая точка зрения Ерофеева (использующего новый информационный повод для пропаганды так и не завоевавшей признания в российском литературном сообществе старой концепции, подробно изложенной в предисловии к "Русским "Цветам зла"") противостоит двум широко распространенным. Одна из них твердит о политическом заказе, варьируя источник этого заказа в довольно широких пределах: от самых что ни на есть государственных верхов, желающих потихоньку ввести цензуру, до непосредственных инициаторов судебного процесса "Идущих вместе", стремящихся поднять собственную популярность. То и другое кажется вполне неправдоподобным. Политический заказ сверху бывает у нас в России двух типов: "предварительная артподготовка" (за "письмом трудящихся" следуют административно-организационные меры) и "пробный шар" (выясняется реакция общественности, после чего дело само собой сходит на нет). На первое - непохоже: мелкокалиберная артиллерия палит уже довольно долго - и ничего интересного не происходит (в частности, политики мало-мальски серьезного уровня отнюдь не пользуются удобным поводом выступить в защиту морали от растленной интеллигенции и богемы). На второе - тоже непохоже: долго, всем уже всё понятно с реакцией всякой общественности, пора бы делу уйти в песок, ан нет. Что же касается идеи о самостоятельной пиаровской акции марионеточной политической организации (такую идею, в частности, проводит в свежей статье на эту тему Виктор Перельман), то и она как-то сомнительна: для референтных групп, на которые есть смысл ориентироваться "Идущим вместе", имена Сорокина и Ширянова - звук пустой, а в тех референтных группах, где Сорокина и Ширянова знают (пусть даже и не любят), "Идущим вместе" ловить нечего. Конечно, интеллектуальный уровень исполнителей акции таков, что никаким сбоям и незапланированным поворотам удивляться не приходится, - но все равно устойчивый привкус бессмысленности налицо.
        Но этот привкус исчезнет, если мы дадим себе труд спросить: а есть ли кто-либо, кто оказался в безусловном выигрыше от всей этой истории? Невозможно не заметить, что такая сторона есть: это издательство "Ad Marginem", выпустившее обе "подсудные" книги. И дело далеко не только в резком повышении продаж.
        В былые времена мне доводилось порой общаться с главным редактором "Ad Marginem" Александром Ивановым: мы вместе состояли в общественном совете Малой Букеровской премии. В наших дискуссиях о современной русской литературе всякий раз возникал один характерный поворот. К примеру, я говорил о ключевых авторах русской поэзии 1960-70-х, создателях новых поэтических языков, новых способов видения мира (в диапазоне от Бродского и Вениамина Блаженного до Айги и Некрасова), - а Иванов отвечал мне: но ведь все это маргинальные вещи, их влияние не выходило и не выходит за пределы интеллигентских кружков! Вот Евтушенко - это действительно явление: он собирал стадионы, его личное воздействие транслировалось в миллионы умов!
        Здесь не время и не место обсуждать это разногласие по существу (я по-прежнему полагаю, что данное рассуждение неверно: влияние Евтушенко было столь же массовым, сколь и поверхностным, а к тому же короткоживущим, не переходящим на следующие поколения, тогда как языковые и оптические сдвиги крупнейших русских поэтов середины века, постепенно усваиваясь медленно расширяющимися кругами интеллектуальной элиты, в растворенном виде спустя десятилетия сделаются общим достоянием). Важно, что для Александра Иванова ключевым вопросом был вопрос о внелитературном воздействии литературы, о том, как добиться полногласного звучания писательского имени (если не идей) за пределами достаточно узкого (особенно сегодня) круга ценителей собственно литературы. Вся недолгая история действий издательства "Ad Marginem" на ниве книгоиздания художественной литературы - это история поиска такой литературы, которая будет интересна стороннему читателю. Но - не массовой литературы, потому что массовая литература воздействует на читателя не штучно, а валом, повтором одних и тех же ходов и механизмов, а это требует иного порядка затрат.
        Коротко говоря, этот поиск ни к чему не привел, завершился поражением. И про пьянство и блядство у Михаила Иванова, и про наркотики у Баяна Ширянова, и про говно у Владимира Сорокина сторонний читатель, в общем и целом, читал с ровным, но вполне ограниченным интересом - достаточным, чтобы издательство успешно (в т.ч. в финансовом отношении) функционировало, но и только. И даже локальные скандалы (судебный процесс в связи с несанкционированным размещением одного из сорокинских романов в Интернете, изъятие "Низшего пилотажа" из продажи в одном из московских книжных супермаркетов - то и другое удивляло своей очевидной бессмысленностью, наводя на подозрения в чисто пиаровских мотивах) не делали здесь погоды. Стало понятно: для того, чтобы "собирать стадионы", нужны не какие-то особенные тексты, а специфический настрой общества, его напряженность, алертность, готовность наброситься на книгу как на нечто актуальное.
        В этом смысле переломным стал для "Ad Marginem" выпуск книги Александра Проханова "Господин Гексоген". Книга сама по себе не заслуживает серьезного разговора и не имеет особого значения: соответствующий культурный проект правильнее было бы называть "акция "Господин Гексоген"", и в числе авторов этой акции фамилия Проханова должна идти в примечаниях петитом². Репутация Проханова сложилась задолго до "Господина Гексогена" и была взята авторами акции в готовом виде - она-то, собственно, и послужила основным материалом акции. Наряду, естественно, с репутацией самого издательства "Ad Marginem". Именно поэтому так неприятно поражены были этой историей многие литераторы, в той или иной мере близкие издательству на предыдущем этапе: символический капитал, заработанный при их участии или в тесном соприкосновении с ними, был использован неприемлемым для них способом (а Проханов - что Проханов? если бы его опубликовала "Палея" или "Роман-газета", никто бы и ухом не повел). Урок этой акции - в простой истине: неважно, что и как написано В книге, - важно, что, как и где написано О ней. Это - рынок в чистом виде, можно сказать, дикий рынок.
        Но что дальше? Издание Проханова поставило "Ad Marginem" перед серьезными проблемами. Место издательства в том профессиональном сообществе (постнеподцензурном, с периферическими выходами в "толстожурнальное"), чьей институцией оно являлось, оказалось под угрозой. Я, в частности, держал в руках проект открытого письма с призывом к бойкоту издательства и присужденной Проханову премии "Национальный бестселлер", - предварительное согласие подписать это письмо выразили, среди прочих, Борис Дубин и Наталья Иванова, Ирина Прохорова и Андрей Немзер, Аркадий Драгомощенко и Наталья Перова, Владимир Тучков и Анастасия Гостева... В то же время, понятное дело, перемещение в пространство почвенно-патриотической литературы в качестве его интеллектуального форпоста было Иванову совершенно не нужно.
        В этой ситуации возникновение политических преследований против сразу двух авторов издательства стало для "Ad Marginem" поистине панацеей. С одной стороны, этим закреплялся успех акции "Господин Гексоген": Александр Иванов остался ньюсмейкером для даже весьма далекой от литературных проблем прессы, продукция издательства продолжает волновать умы множества людей, которым она сама по себе абсолютно неинтересна. С другой стороны, для многих коллег Иванова новый поворот событий сделал невозможным выступление против "Ad Marginem": во-первых, как ни крути, Проханов и Сорокин - это не одно и то же, а во-вторых, даже видимость солидарности с такой малосимпатичной политической силой, как "Идущие вместе", чрезвычайно отпугивает. "Ad Marginem" оказалось в традиционно выигрышной для российской культурной сцены позиции жертвы - причем жертвы, имеющей возможность для пространных комментариев и интервью (в последнем из которых, кстати, Иванов на всякий случай объясняет, что он совершенно не хотел оказаться в этой позиции, - ох, знает кошка, чье мясо съела!³).
        Утверждаю ли я всем вышесказанным, что судебное преследование против Сорокина и Ширянова инспирировано (или, не дай Бог, профинансировано) Александром Ивановым и издательством "Ad Marginem"? Нет, конечно, не утверждаю. Какие у меня могут быть к тому доказательства? И разве всегда цепь событий, однозначно выгодных некоему субъекту, возникает вследствие действий именно этого субъекта?
        Нет, разумеется, это только модель, да? Простая и удачно все объясняющая. Правда, не предполагающая в участниках ситуации ни профессиональной, ни, так сказать, общечеловеческой порядочности. Но одним из аспектов реализованной коллегами из "Ad Marginem" акции "Господин Гексоген" стал жест выхода из поля действия профессиональной этики литератора: "дикий рынок" на то и дикий, что профессиональная этика (да и никакая иная) там не действует. Если можно издавать искореженный текст русского оригинального текста с пометой "новый перевод" - отчего нельзя инициировать против самих себя гонения, чтобы шире раздавать интервью? Не писателя же автора жалеть - он такой же материал издательских акций, как пущенная на издание книги бумага.
        Но ведь выход за пределы этических норм - штука обоюдоострая. Говорят, Михаилом Эпштейном, Александром Генисом и Марком Липовецким написано письмо в защиту Владимира Сорокина, под ним собираются подписи. Могу себе представить (при каком-то повороте событий мог бы, наверно, и подписать - хотя текстов Сорокина, признаться, не люблю). А вот письма в защиту издателя Иванова - не могу себе представить. Разве что от собственных его подельников.