Фестиваль проводился по инициативе Марата Гельмана и под патронатом Сергея Кириенко как акция общероссийского масштаба: в 40 городах страны прошли региональные фестивали, посещенные московскими эмиссарами, чьи впечатления, наряду с привезенными в Москву материалами, легли в основу работы экспертных советов, отбиравших участников для финальных акций в Москве. Экспертный совет по литературе возглавил Дмитрия А. Пригов, в него вошли также Евгений Попов, Юрий Орлицкий, Вячеслав Курицын, Илья Кукулин и Дмитрий Кузьмин; в качестве эмиссаров региональные мероприятия посещали, помимо членов экспертного совета, Дмитрий Воденников, Александр Гаврилов, Данила Давыдов, Александр Макаров-Кротков и Алексей Парщиков.

Выступления участников

7.12. Авторник
8.12. Литературный музей
9.12. Музей Маяковского

Программа чтений была построена по региональному принципу, поскольку, как отметил во вступительном слове координатор проекта Дмитрий Кузьмин, сверхзадачей фестиваля являлось составление, пусть в первом приближении, литературной карты России - т.е. целостного представления о наиболее заметных литературных центрах страны и специфике каждого из них. Кроме того, к участию в фестивале были приглашены, в качестве гостей, московские авторы - представители как старших поколений (Дмитрий А. Пригов, Сергей Гандлевский, Михаил Айзенберг), так и младших, преобладавших среди участников основной программы (Данила Давыдов, Кирилл Решетников, Сергей Соколовский, Станислав Львовский); гости, однако, постарались минимизировать свои выступления, чтобы не отвлекать внимание от приезжих авторов, большинство из которых выступали в Москве впервые. Наиболее многочисленными оказались на фестивале делегации Иванова и Воронежа (4 автора), затем - Владивостока, Новосибирска и Самары (3 автора); два автора представляли Саратов, Нижний Новгород и Кемерово, еще 11 городов были представлены единственным автором. При этом ивановская и воронежская делегации несли явные черты школы. Для Иванова объединяющим фактором, как отметил представлявший авторов Илья Кукулин, может служить опора на творчество обериутов - хотя в рамках последнего каждый из ивановцев выбирает себе разные ориентиры: Игорь Жуков и Дмитрий Шукуров - метафизически нагруженную заумь Введенского, Виктор Ломосков, наиболее близкий по стилю к московскому иронизму 80-х, - незатейливый юмор Олейникова, Ольга ФЦ - лаконичный бытовой абсурд "Случаев" Хармса; показательно и то, что в Иванове широко практикуются различные формы коллективного творчества: Ломосков и Жуков прочитали хором совместно написанное стихотворение, а Ломосков к тому же представил несколькими небольшими рассказами творческое объединение "Три паровоза", в рамках которого работает до десятка молодых авторов, не подписывающих свои тексты отдельно (вся проза "Трех паровозов" выдержана в духе игрового абсурдизма, тексты фрагментарны, основаны на разговорной речи, разные авторские индивидуальности прослеживаются в минимальной мере). Представление о воронежской поэтической школе возникло в последнее время помимо фестивальной программы, отчасти благодаря попаданию сразу двух авторов - Елены Фанайловой и Александра Анашевича - в шорт-лист Премии Андрея Белого за 1999 год; выступление в рамках фестивальной программы, вслед за Фанайловой и Анашевичем, не раз читавшими в Москве, двух более младших авторов из Воронежа, Константина Рубахина и Романа Карнизова, существенно расширило это представление. Рубахин синтезирует разработанную Анашевичем (опиравшимся, в свою очередь, на широкий, хотя и довольно своеобразный круг предшественников - от Вертинского и Кавафиса до Александра Ильянена) несколько манерную театральность, беря на вооружение в том числе и вполне определенные приемы (например, удвоение слов), - с возникшими сперва у Фанайловой (и уже затем отчасти использованными и Анашевичем) тщательно дозированными перепадами предметно-бытового и символически-архетипического начал; при этом интонации Рубахина менее напряженные и драматичные, в его стихах присутствует элемент своего рода куртуазности. Карнизов, напротив, сдержаннее и безличнее трех других воронежских авторов, с некоторой наклонностью к натурализму (что для медика по специальности в известной степени естественно); с Анашевичем тексты Карнизова роднит некоторая сомнамбуличность, нередко приближающаяся к мрачному кошмару (в этом смысле ассоциации с Филоновым, о чем пишет Фанайлова, рецензируя стихи Анашевича для журнала "Новая русская книга", скорее подошли бы как раз Карнизову). Общей отправной точкой, какой для ивановцев являются обериуты, для воронежской школы можно счесть позднего Мандельштама (см.ниже, 10.12.). Авторы из Владивостока и Новосибирска, в противоположность ивановским и воронежским, явно не отвечали понятию региональной школы, заметно отличаясь друг от друга по эстетике. Владивосток, в последние годы определенно выходящий на роль одного из значительных литературных центров страны (во многом благодаря сетевому проекту "Лавка языков", аккумулирующему достижения местных поэтов, прозаиков и переводчиков), был представлен: Александром Белых (публиковался также под фамилией Белов), автором изысканных и высококультурных верлибров, вызывающих порой ощущение недостаточной энергичности, ориентированных отчасти на европейские (особенно Целан), отчасти на восточные (классическая японская поэзия, которую Белых много переводит) образцы; Алексеем Денисовым, едва ли не теплее всех принятым публикой, - его лирика, подчеркнуто камерная, свободная от громких аффектов, строится на тонкой игре настроений и не лишенном элемента детскости взгляде (отсюда частота погодных мотивов, многочисленные образы домашних животных и т.п.); и Константином Дмитриенко, выросшим, по-видимому, из рок-поэзии (в изводе Александра Башлачева и, может быть, Дмитрия Ревякина) и двинувшемся в сторону большей формальной свободы (вплоть до белого дольника с переменной анакрузой), - выступление Дмитриенко 9.12. стало единственной скандальной нотой на фестивале (автор вышел на сцену босиком, читал, все время перемещаясь по залу, принимая различные странные позы и перемежая стихи более или менее оскорбительными репликами в адрес публики), в чем также можно усмотреть рок-культурное его происхождение. Из Новосибирска приехали Игорь Лощилов, неплохо известный в Москве (благодаря ряду публикаций в альманахе "Черновик"), но никогда прежде здесь не выступавший (стихи Лощилова развивают различные постфутуристические линии, прежде всего синтаксическую и супрасинтаксическую заумь, по классификации Джералда Янечека, - в этом отношении Лощилов близок Сергею Бирюкову, с которым его роднит еще и удачное использование при чтении развитой голосовой техники), Евгений Минияров, год назад представлявший малую прозу на соответствующем Фестивале (13-15.11.98), а теперь приехавший со стихами - несколько дистиллированной метафизикой, отчасти, как и у Белых, идущей от Целана, а в некоторых местах и с ощущающимся интересом к поэтике Введенского, - и Олег Бертолло, лаконичный верлибрист с уклоном в микронарратив, прежде совершенно неизвестный. Вопрос о том, насколько такая пестрая картина репрезентативна для этих двух регионов, требует дальнейшего изучения. Наконец, три участника самарской делегации хотя и не в полной мере, но все-таки отражали особенность местного литературного пространства, где явственно прослеживаются два полюса: с одной стороны - метафизически углубленная, основанная на герметичной метафорике поэзия и малая проза Александра Уланова и (отсутствовавшей) Галины Ермошиной, с другой - не чуждающиеся патетики и социальной заостренности, в чем-то близкие по духу авторам Клуба "Поэзия" (прежде всего, по типу словесной игры и некоторым синтаксическим особенностям - как, например, цепочки коротких назывных предложений) стихи Сергея Лейбграда и Виталия Лехциера (возможно, середину между двумя этими крайностями в местном литературном пейзаже занимает не присутствовавший в Москве Сергей Щелоков); особый интерес представляло некоторое полевение Лейбграда в представленных на фестивале стихах последних двух лет, в которых он порой отказывается от рифмы и метра, тяготеет к миниатюризации (вплоть до моностиха), активному вторжению сиюминутных реалий (вплоть до политических) и т.п. От Нижнего Новгорода в Москву приехали - скорее как гости, чем как участники - два наиболее известных тамошних автора: поэт Марина Кулакова, представившая эффектную подборку своих наиболее энергичных стихотворений, и прозаик Кирилл Кобрин, читавший изящное эссе "Письмо", посвященное Сэлинджеру; от Саратова - Алексей Александров и Алексей Голицын, принадлежащие к младшему поколению местных поэтов (Александров - к более традиционному крылу, хотя в его лирике сквозь кушнеровскую вроде бы поэтику все время проглядывает ранний Заболоцкий, Голицын - к более авангардному, впрочем, абсурдизм его носит достаточно умеренный характер); наибольший интерес из авторов, сам-друг представлявших свой регион, вызвала кемеровская делегация - Игорь Давлетшин и Дмитрий Кравчук (второй, строго говоря, из Новокузнецка - однако два этих крупных города образуют, насколько можно было понять, единое культурное пространство): оба работают с верлибром американского типа, в духе, скажем, Джона Эшбери, сознательно дистанцируясь от любых российских поэтических традиций и ведя творческий диалог непосредственно с англоязычной культурой, для обоих также характерна работа, наряду с поэзией, в других видах искусства - электронной музыке, видео-арте, - и при этом, насколько можно судить, в данном случае, как и в Иваново и Воронеже, перед нами отчетливо выраженная местная поэтическая школа (несколько других ее представителей можно было увидеть в местных изданиях, которые Давлетшин демонстрировал в кулуарах). Из других авторов выделим уже известного в Москве Айвенго (Тольятти) - миниатюриста концептуального толка, Егора Смирнова (Красноярск), выступившего со "протестными" стихами в духе панк-культуры (много инвективной лексики, разнообразной табуированной тематики, лирический субъект явственно инфантилен - по-видимому, провинциальная отключенность от некоторых культурных процессов позволяет работать в этой поэтике, не нагружая ее разноплановыми рефлексиями, как это делает, скажем, Эдуард Кулемин), наивно-непритязательные детские стихи Нины Саранчи (Омск), Сергея Свиридова (Рязань), продолжающего линию Алексея Цветкова на богатую аллитерацию приземленно-бытового по образному ряду текста, выступление Александра Шабурова (Екатеринбург) с незатейливыми дневниковыми фрагментами, исключительно точно схватывающими (возможно, что и имитирующими) социокультурный и психологический тип "наивной богемы". Элемент концепта со стороны организаторов присутствовал в вечере 8.12., где подряд должны были выступать два тезки - пермский и челябинский поэты по имени Сергей Тетерин (второй, впрочем, последний год живет в Москве); как пояснил ведущий вечера Дмитрий Кузьмин, это сделано для того, чтобы раз и навсегда ликвидировать возможность путаницы. Тетерин челябинско-московский вновь (ср. 17.06., Политехнический музей) представил несколько стихотворений на военную тему, вызывающих уважение подлинностью интонации и восходящих по прямой к авторам военного поколения (Слуцкий, Гудзенко и т.п.); Тетерин пермский, известный сначала остроумными стихотворными миниатюрами в составе литературной группы "Одекал" ("Общество детей капитана Лебядкина"), а затем социально-художественными проектами в Интернете, загадочным образом выступил с выдержанным в стилистике "розового романа" прозаическим текстом "Письмо к женщине", повергнувшим публику в тяжелое недоумение, поскольку в качестве прямого высказывания текст совершенно беспомощен и бессмыслен, а никаких текстуальных или контекстуальных указаний на какой-либо стоящий за этим сочинением концептуальный жест (имитация, реди-мейд и т.п.) обнаружить не удавалось. Кроме перечисленных авторов, стихи читали Айдар Хусаинов (Уфа), Андрей Рубцов (Пенза) и Ольга Рычкова (Томск), прозу - Роман Романов (Хабаровск); были приглашены для участия в фестивале, но не приехали тюменский поэт Владимир Богомяков и кемеровский прозаик и кинодраматург Юрий Солодов. За бортом фестиваля остались, таким образом, несколько городов, имеющих устойчивую репутацию локальных центров литературной жизни, - прежде всего Челябинск и Калининград (откуда жюри не сочло возможным пригласить никого из представленных на соискание авторов), а также Тамбов (вообще не участвовавший в фестивальной программе); странным кажется и малочисленное представительство Екатеринбурга (по уверениям Кузьмина, в этом направлении предпринимались специальные усилия, но ни одного молодого автора, чьи работы устроили бы жюри, отыскать не удалось; любопытно, что отвергнутый жюри Борис Рыжий получил спустя несколько недель премию "Анти-Букер"); ряд сформировавшихся и достаточно известных в столице авторов не был приглашен именно по этой причине (хотя отсутствие Олега Рогова или Александра Белякова в присутствии Сергея Лейбграда и Елены Фанайловой не выглядело таким уж убедительным). Тем не менее уровень представительности фестиваля (по сравнению с тем же Московским международным фестивалем поэтов, на который российская провинция делегировала 4 авторов - в т.ч. тех же Лейбграда и Фанайлову) приходится признать беспрецедентно высоким, а количество открытий (не только персональных, но и "школьно"-групповых) - значительным.

Круглый стол по литературной регионалистике

10.12. РГГУ

Завершающий фестивальную программу круглый стол был предназначен, по словам координатора проекта Дмитрия Кузьмина, для того, чтобы попытаться ответить на вопрос: отчего в некоторых регионах литература активно развивается в том или ином направлении (в частности, образуя местную школу с общими эстетическими ориентирами или не образуя таковой), тогда как в других регионах существуют, в лучшем случае, яркие авторы-одиночки; открывая круглый стол, Кузьмин предложил краткий перечень возможных факторов, которые определяют ситуацию с литературой в регионе (наличие консолидирующих печатных изданий, устойчивый характер связей с теми или иными столичными литературными структурами, местная неподцензурная традиция, культуртрегерская активность местного университета, вовлеченность в культурную конкуренцию двух региональных центров, интенсивные связи с художественной, музыкальной, театральной жизнью в регионе и т.п. - см. первую версию в "Литературном дневнике"). Кузьмина поддержал Сергей Рыженков, поэт из Саратова и политолог-регионалист по профессии, коротко рассказавший о предпринятом Институтом Гуманитарно-Политических исследований опыте всестороннего описания социокультурной ситуации в отдельном регионе, в ходе которого описывалось, в частности, положение дел в литературе и его возможные культурные причины; в качестве примера Рыженков говорил о Воронеже, в котором официальная культура, включая литературу, развивалась под знаком местной народно-хоровой традиции (отсюда был родом знаменитый хормейстер-фольклорист Пятницкий), тогда как сопротивлявшаяся ей неподцензурная культура возникала и воспроизводилась с неизменной ориентацией на Мандельштама и ауру мандельштамовского Воронежа; с этим, высказав ряд оговорок общего порядка, согласилась и представительница Воронежа Елена Фанайлова. Михаил Айзенберг высказал сомнение в плодотворности обсуждения проблем поэзии в социологическом или культурологическом ракурсе, заявив с неожиданной резкостью, что поэзия представляет интерес не как явление культуры, а как явление человеческой природы (на что Кузьмин столь же категорически ответил, что никакой человеческой природы, помимо культуры, с его точки зрения не существует). В дальнейшей дискуссии не раз высказывалась (Сергеем Лейбградом, Мариной Кулаковой, Алексеем Голицыным) мысль о бесперспективности разговора о региональных проблемах, поскольку поэт всегда единичен, - однако при обращении, по предложению Кузьмина, к конкретным примерам Голицын, работающий редактором в журнале "Волга", вынужден был признать, что имеет дело с обильными материалами из Саратова, Самары, Нижнего Новгорода и практически не сталкивается с качественной литературой из Казани, Волгограда или Астрахани - причем никаких объяснений этому факту у него нет. Из отдельных соображений, непосредственно затрагивающих тему круглого стола, отметим тонкое замечание Виталия Лехциера (Самара) о том, что различие развиваемых в данном регионе поэтик не означает отсутствия в нем единого литературного пространства, поскольку перед авторами могут стоять одни и те же культурные и литературные проблемы, которые они пытаются решать разными способами и с разных позиций (так ли это применительно к Самаре - остается неясным); любопытное соображение высказал Алексей Александров из Саратова, заметивший, что наряду с присутствием в регионе культурной традиции со своими мифами конструктивную роль может играть и ее отсутствие, осознаваемое как требующая обязательного заполнения лакуна. В беседе участвовали также Сергей Свиридов, Александр Уланов, Юрий Орлицкий, Кирилл Кобрин, Константин Дмитриенко, Илья Кукулин и др.