4.01. Премьера

Вечер прозаика Петра Капкина был анонсирован под названием "Литературный диспут: спор Кошки с Кроликом" (с новогодними коннотациями); однако ввиду малочисленности слушателей диспут Капкин отменил, ограничившись чтением рассказов (по большей части достаточно старых и уже звучавших на разных его выступлениях). По настоятельным просьбам публики был, впрочем, прочитан и текст, подготовленный Капкиным для диспута, содержащий, среди прочего, его писательское кредо: "Настоящая литература выражает бессмысленную радость бытия, ненастоящая литература демонстрирует осведомленность".

8.01. Георгиевский клуб

Презентация книги Аси Шнейдерман (СПб) "Обозначить молчание словом" (М.-П.-Н.-Й.: Третья волна, 1998). В длинном по обыкновению вступительном слове Анатолий Кудрявицкий высоко оценил творчество Шнейдерман, охарактеризовав его основу как "незамутненный детский взгляд - то самое остранение, о котором говорил Бертольд Брехт" (вообще-то об остранении говорил Шкловский); верлибры Шнейдерман, по мнению Кудрявицкого, представляют чисто русскую ветвь свободного стиха, а не "цветок чужого сада"; большая часть речи была посвящена общим вопросам современной поэзии, в ходе чего Кудрявицкий высказал резко негативное отношение к творчеству Веры Павловой, Алексея Пурина и ряда других авторов. Шнейдерман конспективно прочитала стихи из сборника, написанные за последние 10 лет, и ряд более поздних стихотворений, включая несколько частей из поэмы "Другой", над которой она сейчас работает.

9.01. Shakespeare & Co

Презентацию альманаха "Контекст-9" проводили члены его редколлегии Евгения Ряховская и Алексей Ярцев, а также ведущие авторы - филолог Антон Нестеров и поэт и философ Юрий Стефанов. Альманах заявлен как открытый всем эстетикам: как пояснил Нестеров, в основу издания будет положен принцип достижения каждым автором или героем максимальной глубины в том или ином направлении. Нестеров рассказал о ряде публикаций номера - прежде всего, о Соловьевской (при получении премии имени Владимира Соловьева) речи Ольги Седаковой и трактате Уильяма Йейтса "Rosa alchemica"; Стефанов представил роман Марины Комиссаровой и Анатолия Синелобова "Шестикрылый", глава из которого помещена в альманахе (сравнивая его с Виктором Пелевиным, Стефанов подчеркнул, что у того виртуальность чисто компьютерная, в "Шестикрылом" же виртуальность основана на проявлении духовной энергии человека, - что бы это ни значило); о рассказах Говарда Лавкрафта (прежде представавшего русскому читателю только в качестве теоретика и практика оккультизма) рассказала переведшая их Нина Бавина. Переводы сан-францисского поэта Ивана Буркина из Эзры Паунда, Эми Лоуэлл и других американских поэтов-имажистов прозвучали в исполнении Ряковской. Несколько стихотворений прочитал также Герман Лукомников.

9.01. Театр песни "Перекресток"

Вечер творческой группы "Весь". Выступили четыре автора (еще двое не смогли приехать из других городов): минский поэт и прозаик Дмитрий Строцев, поэт и бард из Минска Елена Казанцева, московский поэт и бард Андрей Анпилов и автор-исполнитель Елена Фролова, в настоящее время проживающая в Суздале. Центральным было выступление Строцева - оригинальный получасовой моноспектакль, основу которого составило чтение прозаического текста в жанре фантастической притчи; между частями этого текста читались стихи, причем способ их произнесения находился в резком контрасте с исполнением прозы: прозаический текст читался сидя, с листа, в почти разговорной манере, тогда как стихи Строцев декламировал стоя, сопровождая своеобразной пластикой и жестикуляцией, со странными интонациями, отдаленно напоминающими пущенную задом наперед запись речи. Интересно, что сами стихи Строцева характеризуются весьма осторожными семантическими и версификационными отступлениями от традиции (в качестве важного для себя автора Строцев указывает на Леонида Аронзона), так что такая манера презентации сильно сдвигает его работы "влево". Стихи и песни Анпилова, при достаточно высоком профессиональном уровне, выдержаны в подчеркнуто домашнем, камерном духе (в его творчестве произведения для детей плавно переходят в произведения о детях); песни Казанцевой, к сожалению, не отличались оригинальностью (хотя в ее книге 1992 года "Вечер городской" можно было обнаружить и полные неподдельного изящества миниатюры с примитивистским уклоном). Фролова - пожалуй, самая яркая звезда в младшем поколении авторской песни, - исполнила несколько песен на стихи разных авторов, в том числе на ранний текст Строцева, более близкий к постфутуристической линии русского стиха.

11.01. Премьера

Вечер четырех авторов: поэтов Алексея Кубрика и Дмитрия Веденяпина, прозаиков Леонида Костюкова и Максима Павлова. Кубрик и Веденяпин читали стихи за последние пару лет (в этом сопоставлении было особенно заметно, как в творчестве Кубрика все усиливается игра отвлеченных понятий со смутным метафизическим смыслом, вытесняя на периферию любую предметность); Костюков представил очерк "Братеево" из цикла "Карта Москвы" и фрагмент из "Повести о доценте Климове" (любопытный, в частности, тем, как типично постмодернистский ход - пересказ вымышленного текста - используется Костюковым в "антипостмодернистских" целях психологической характеристики персонажа и его состояния); Павлов, наименее известный из выступавших, представил отрывки из повестей "Машенька" и "История одного огорода", написанные от первого лица и предельно близкие к эссеистике дневниково-автобиографического плана. Дискуссию по итогам вечера инициировал куратор клуба Николай Байтов, заметивший (после того как выступавшие затруднились определить, что, помимо дружеских отношений, их объединяет), что авторы в равной мере демонстрируют желание заниматься "серьезной литературой", свободной от иронического начала, - вызвав тем самым возражение Костюкова, говорившего о необходимости определять серьезность литературы присутствием некоторых черт и свойств, а не апофатически. Байтов, однако, настаивал на апофатике, утверждая, что для всех четырех авторов актуально некое - притом успешное - "усилие очищения", причем определение того, от чего именно хотят они очистить свои произведения, - от игры? от иронии? - не столь принципиально. Своего разрешения этот спор так и не нашел. Другой виток дискуссии был связан с выраженной Вадимом Ковдой претензией в несущественности, частности предмета высказывания, - естественные возражения (существенность впечатления или переживания относительна и индивидуальна) были высказаны Дмитрием Кузьминым.

12.01. Авторник

Суд над журналом поэзии "Арион". Выступивший в качестве обвинителя куратор клуба Дмитрий Кузьмин предварил свою речь пояснением, что, будучи постоянным автором журнала, он не имеет к нему никаких личных претензий, и весь процесс является формой организации литературного диспута, никак не переходящего в плоскость выяснения отношений. Длившаяся не менее получаса и едва ли доступная для полного восприятия со слуха обвинительная речь Кузьмина основывалась на двух тезисах: во-первых, "Арион", будучи единственным российским изданием, специально посвященным поэзии, заявил в редакционном манифесте (в самом первом номере) о своем намерении освещать всю широту художественного спектра русской поэзии, и поначалу следовал этой декларации, помещая в ранних номерах тексты Александра Кушнера и Геннадия Айги, Олега Чухонцева и Льва Рубинштейна... - однако в дальнейшем тексты авангардной и поставангардной ориентации практически исчезли со страниц журнала, и абсолютное преобладание получил стихотворный мэйнстрим, т.е. умеренно-прогрессивные традиционалистские поэтики (ключевой фигурой этой тенденции является любимый автор журнала, Евгений Рейн); во-вторых, критические статьи "Ариона", и прежде всего материалы обзорного характера, аналогичным образом тенденциозны, зачастую содержат бездоказательные выпады в сторону авторов радикального (в том или ином отношении) толка (не только Айги или Дмитрия А. Пригова, но и Алексея Парщикова или Ивана Жданова), а подчас вообще строятся на грубых ошибках, передержках и умолчаниях (как статья Елены Невзглядовой об акцентном стихе из #3 за 1998 год). Обвинение, тем самым, сводилось к односторонности в представлении картины современной русской поэзии (первый пункт) и потворствованию безответственной и ангажированной критике (второй пункт). Аргументируя первый пункт обвинения, Кузьмин обратил внимание на положенный в основу публикационной стратегии журнала текстоцентризм, заявив, что при таком подходе пренебрегаются такие ключевые уровни структурирования литературного пространства, как автор и художественная тенденция: в "Арионе" на равных правах печатаются произведения ведущих авторов и случайные удачи малоталантливых людей и даже графоманов, никак не выделяются намечающиеся "точки роста", новаторские течения в литературе; таким образом, читатель журнала оказывается дезориентированным относительно положения дел в современной русской поэзии. В рамках предъявления обвинения выступил также, в качестве эксперта, Данила Давыдов, прочитавший два списка: наиболее часто печатавшихся в "Арионе" авторов (абсолютный лидер - Рейн, на счету которого пять стихотворных публикаций) и значительных авторов, в "Арионе" не печатавшихся. Представлявший защиту критик и литературовед Игорь Шайтанов был краток (отчасти, возможно, потому, что резкая критика в обвинительной речи его собственных статей поставила его в несколько неловкое положение), заявив, что слабое представительство на страницах "Ариона" авангардной и постмодернистской поэзии объясняется исключительно ее низким уровнем, а естественным аргументом сторонников иной точки зрения могло бы быть создание другого жизнеспособного издания подобного рода, чего, однако, не произошло. В качестве свидетелей выступили Николай Байтов, заявивший, что никакое издание не может объективно представлять всю картину литературы, а потому претензии к "Ариону" беспочвенны, Иван Ахметьев, фактически присоединившийся к обвинению, Евгения Воробьева, признавшая, что определенные эстетические тенденции из "Ариона" постепенно вымываются, но заявившая, что это нормальный и естественный процесс, поскольку за последние годы разные художественные языки разошлись так далеко, что взаимопонимание и сосуществование в одном пространстве невозможны и не нужны, и Владислав Кулаков, прочитавший небольшую статью о том, что тип "толстого журнала" изжил себя, поскольку потерял свою социальную и культурную базу - традиционную советскую интеллигенцию (за кадром фактически остался вопрос о том, в какой мере и каким образом возможно сопоставлять "Арион" с "толстыми журналами", учитывая его специализацию, отсутствие публицистического элемента и т.п.). Стороны представили и другого рода свидетельства: по три автора с каждой стороны выступили со стихами. "Арион" представил трех поэтов: Владимира Строчкова, чья большая подборка была некогда в самом первом выпуске, и авторов, фактически открытых "Арионом": Ольгу Сульчинскую и Аркадия Штыпеля; Строчков читал из той самой подборки (включая знаменитое "Жил пророк со своею прорухой..."), Сульчинская и Штыпель - новые стихи (изящно-меланхоличная женская поэзия у первой и эффектная, отточенная, богатая по звучанию лирика у второго). Обвинение представило трех поэтов, никогда не печатавшихся в "Арионе" (по просьбе судьи было уточнено, что два из них были "Арионом" отвергнуты): Дмитрий Строцев читал те же стихи (и в той же манере), что и 9.01. в "Перекрестке", а выступления Михаила Нилина и Станислава Львовского были предъявлены в видеозаписи (из текстов Нилина были выбраны самые новые, конца 1998 года, и далеко не самые характерные: чисто лирические, без всякого элемента found poetry, концептуализма и соц-арта; Львовский также читал из стихов 1998 года - прозвучал, в частности, цикл "Диалоги", необыкновенный для Львовского по прямоте интимно-исповедального высказывания). Кроме того, с несколькими миниатюрами (отвергнутыми "Арионом") выступил Герман Лукомников, попросивший редактора журнала Алексея Алехина прокомментировать отказ; Алехин заявил, что среди этих и других подобных текстов Лукомникова есть изящные и остроумные, но к поэзии это, по его мнению, не имеет никакого отношения. В заключительном слове обвинитель еще раз пояснил, что все претензии, предъявляемые к "Ариону", становятся возможными именно вследствие его единственности и взятых им на себя в силу этой единственности задач; понятно, заметил Кузьмин, что невозможно навязать журналу не интересных его редактору авторов, равно как и обязать "Арион" создать себе конкурента и альтернативу; в то же время вполне возможно в определенной мере исправить существующие недостатки издания за счет таких мер, как содержательная рубрикация вместо нынешней, чисто формальной, введение новых (малых) жанров рефлексивного ряда (наряду со статьей, обзором, - отзывы авторитетных авторов о публикуемых текстах, анкетирование поэтов и т.д.), создание реально действующего экспертного совета из представителей разных литературных флангов... В последнем слове подсудимого Алехин поблагодарил всех участников судебного заседания, отмел предъявленные обвинения, присоединившись к мнению Шайтанова об исчерпанности русской авангардной и поставангардной поэзии, заметил, что в отношении обзорных статей спрос намного превышает предложение, и отсутствие в "Арионе" обзоров с иной, чем, скажем, шайтановская, позицией объясняется просто отсутствием таких текстов в редакционном портфеле. Судья Леонид Костюков (судя по всему, очень вжившийся в эту роль) провел вначале голосование зала (по обоим пунктам обвинения проголосовало против "Ариона" 5-6 человек из нескольких десятков присутствующих), а затем объявил и свое решение, полностью оправдав "Арион" по первому пункту и оправдав условно по второму (поскольку, пояснил он, и в проанализированной Кузьминым статье Невзглядовой, и в некоторых других материалах "Ариона" действительно много неточностей и натяжек); Костюков вынес также частное определение в адрес свидетеля Кулакова за выступление, далекое от сути вопроса. В целом основными достижениями мероприятия можно считать, с одной стороны, атмосферу полной доброжелательности, в которой предъявлялись и отклонялись достаточно жесткие критические замечания, а с другой - постановку ряда немаловажных вопросов относительно современной литературной ситуации, принципов редакционно-издательской деятельности и т.п.

13.01. Крымский клуб

Вечер поэтической группы "Полуостров" усилил элементы перформанса сравнительно с предыдущим аналогичным мероприятием 7.05.97. В частности, значительная часть чтений сопровождалась показом слайдов (экзотические пейзажи и животные из тропических экспедиций Игоря Сида), а при исполнении стихов умершего члена группы Михаила Лаптева из проектора вынули слайды, так что образовавшийся луч, как прожектор, высвечивал принадлежащие к экспозиции клуба "Феникс" картины "Воскрешение Лазаря" и "Рождество". Кроме того, в ходе вечера был представлен ряд мистификаций (в частности, забавные пародии-парафразы наиболее известных стихотворений трех членов группы - Сида, Николая Звягинцева и Андрея Полякова, объявленные в двух случаях как обнаруженные первоначальные редакции, а в третьем - как результат обратного перевода с эстонского языка). Со своими стихами выступили Сид и Звягинцев (читавший, в основном, из последней книги "Законная область притворства", с незначительным добавлением новых текстов); стихи Полякова, Марии Максимовой и покойного Михаила Лаптева читали Сид и Вероника Боде. Из звучавших на вечере высказываний отметим признание Сида (впрочем, быстро переведенное в травестийный план) о влиянии Ивана Жданова на его собственное творчество и творчество некоторых других членов группы.
Сверх программы вечера Сид, как куратор клуба, рассказал о предстоящих в нем событиях, в частности, о подготовке конференции в защиту буквы "ё", и представил собравшимся историка Виктора Чумакова, ведущего многолетнюю работу в этом направлении. Чумаков развесил на стульях склеенную им стенгазету с примерами употребления и неупотребления буквы "ё" (из которой явствовало, например, что в газете "Экспресс-Хроника" эта буква используется в полном объеме, тогда как в некоторых других местах она удалена даже с клавиатуры компьютеров) и прочитал сочиненный им рассказ, содержащий максимальное количество букв "ё".

15.01. Георгиевский клуб

Вечер поэта и прозаика Алексея Маслова (Псков). Звучали преимущественно верлибрические и прозаические миниатюры из книг "Пушкин и Ленин" и "Отдельно стоящее дерево"; сверх того Маслов читал (а отчасти пересказывал) большое автобиографическое предисловие к новой задуманной книге, в текст которого были включены более ранние произведения, вплоть до шуточного фантастического рассказа.

15.01. Эссе-клуб (в помещении "Литературной газеты")

Вечер писателя и философа Владимира Ешкилева (Ивано-Франковск) был озаглавлен "Россия и Украина: византийский вектор" и выдержан в жанре устной эссеистики. Ешкилев начал с предположения, что страны постсоветского пространства с крахом либерального проекта перешли из постъимперского в предъимперское состояние. Именно в таких временных промежутках возникают феномены мысли и искусства, подобные станиславскому (ивано-франковскому). Этот феномен вполне принадлежит эпохе постмодернизма, когда комментарий интереснее комментируемого, а энциклопедия становится символом бытия. Если для Москвы постмодерн - синоним горизонтальной, "вавилонской" модели бытия, то на Украине он, по наблюдению Ешкилева, совпадает с вертикалью, соединяя плебс и креативную элиту. В Станиславе элита чувствует возможность комфортного "слияния с народом", постмодерн здесь способен соединить умершее и реальность. Пример такого соединения - византийский предъимперский проект, обретающий свои очертания даже в греко-католической церкви. Сама Византия, по Ешкилеву, была постмодернистской в том смысле, что представляла собой комментарий к античности и Римской империи. Сегодняшняя ностальгия по утраченному единству находит в Византии ценный опыт достижения единства. При этом можно быть ведомым постмодернистской ситуацией, а можно "накидывать свое я" на нее. Имперская эстетика может предварять сам имперский проект. Ешкилев предположил, что будущая империя может оказаться виртуальной, а ее стиль - компьютерным, что Интернет предложит новое пространство смысла для примирения личности с имперской ситуацией. Леонид Костюков заметил, что такая империя описана в романе "Приглашение на казнь": можно длить сон, а можно встать и уйти; Костюков полагает, что именно так строится сегодня американская империя, где гражданин волен отождествлять или не отождествлять себя с государством, бомбардирующим другие государства. Владимир Строчков и Михаил Нилин говорили об ответственности проектанта за тоталитарное перерождение проекта, на что Ешкилев отвечал апологией демиургического права человека. В дискуссии приняли участие также Александр Гаврилов, Дмитрий Бак, Рустам Рахматуллин, Михаил Визель, Игорь Сид, Василий Голованов и др.

17.01. Spider & Mouse

Открытие выставки визуальной поэзии, подготовленной Клубом литературного перформанса, открылось перформансом Светы Литвак и Николая Байтова "Флюорография" (см. 22.12.98 Чайный клуб). С исполнением своих произведений выступили Дмитрий Авалиани (не показывавший листовертней, поскольку они были экспонированы, зато представивший новый тип текста - комбинацию принципов "внутреннего склонения" и липограммы: ритмическая единица чередуется с тождественной за вычетом всех встречавшихся в ней употреблений одной из букв) и Владимир Герцик, озвучивший тексты с выставленных работ (на которых эти тексты, записанные на оборотах проездных билетов, были вмонтированы в небольшие листы живописи). Герцик заявил также, что, с его точки зрения, из всех выставленных работ единственные, в которых визуальное начало встроено органически, - это листовертни Авалиани, которые не могут существовать ни в какой иной форме; прочие же работы представляют собой не что иное как способы презентации текста, который сам по себе инвариантен к способу написания. Комментарий к выставленным своим работам дали Александр Левин (визуально организованные листы из книги "Биомеханика") и Павел Митюшев, чья работа "Двенадцать стихотворений в экспортном исполнении", собственно говоря, не имела никакого отношения к визуальной поэзии, представляя собой типичный объект: 12 запаянных полиэтиленовых пакетов, внутри которых находятся листки с текстами, подвергшиеся различным манипуляциям: сожженный листок, разрезанный на множество частей, упакованный в другие листки (текст, тем самым, не виден) и т.п., - таким образом, сами стихотворения по большей части не читаются и никакого значения для восприятия работы не имеют. Выступили также Герман Лукомников и Игорь Иогансон; среди выставленных работ отметим визуальную поэзию Александра Бубнова, объекты Анны Альчук и Александра Бабулевича.

18.01. Премьера

Вечер поэтов Стеллы Моротской и Александра Макарова-Кроткова. Макаров-Кротков выступил с обычной программой, начиная со стихов из книги "Дезертир", зато Моротская, напротив, читала только стихи последнего года, складывающиеся в новую книгу под названием "Все 33 удовольствия"; в числе прочего прозвучал неизменно пользующийся успехом цикл "Эротические плоды". В заключение прозвучали несколько небольших рассказов, с некоторыми гротескными преувеличениями описывающих друзей-литераторов (запомнился, в частности, эпизод, в котором Генрих Сапгир бил по голове издателя Сергея Кудрявцева за восторженный отзыв о стихах Александра Бренера); присутствующие, однако, попеняли автору на то, что грань между бывшим в самом деле и фантастическим осязается в рассказах весьма слабо, что может вызвать недоразумения.

19.01. Авторник

Вечер поэта Сергея Тимофеева (Рига). Были прочитаны (в обратной хронологии) почти полностью последняя книга "96/97", выборочно две предыдущие, "Воспоминания диск-жокея" (1997) и "Собака, Скорпион" (1994), а также несколько новых текстов. В едином ряду было особенно хорошо заметно все возрастающее стремление Тимофеева к повествовательности и психологически-бытовой подробности: стихи Тимофеева, как отметил во вступительном слове Дмитрий Кузьмин, призваны отразить как можно точнее и полнее картину мира и стиль жизни европейски ориентированной столичной молодежи (балтийская окраска имеет место, но не играет определяющей роли; о поэтике Тимофеева, впрочем, "ЛЖМ" уже писала в рецензии на "96/97"). В обсуждении большое место было уделено взаимозависимостям поэзии Тимофеева с другими видами искусства - прежде всего, как заметил Илья Кукулин, с современной музыкой и фотографией; в то же время Александр Самарцев указал и на чисто литературные параллели (предшественниками Тимофеева он видит Янниса Рицоса и Витезслава Незвала). Тимофеев много говорил об обогатившем его опыте работы ди-джеем, вызвав замечание Кузьмина о противостоянии в рамках постмодернистских художественных стратегий между цитатно-центонной техникой (приемы этого ряда у Тимофеева практически отсутствуют - правда, встречаются цитаты из текстов песен, чаще англоязычных) и конструированием метатекстов (к чему, собственно, сводится работа ди-джея). В заключение Тимофеев говорил о занимающей его в последнее время проблематике синтеза искусств, упомянув, в частности, о проекте шоу - демонстрации авторского костюма под стихотворный аккомпанемент. В беседе участвовали также Анна Килимник, Даниил Кислов и др.

20.01. Крымский клуб

Вечер прозаиков Леонида Костюкова и Андрея Левкина носил несколько парадоксальный характер - как самим объединением этих двух авторов, далеко отстоящих друг от друга по стилю и художественным принципам, так и композицией выступления (читали, чередуясь, тремя блоками, причем Левкин - фрагменты из цикла "Смерть, серебряная тварь" и повести "Фотограф Арефьев", а Костюков - двумя частями большой рассказ "О счастливой любви" и рассказ в стихах "Командировка", несколько измененный по сравнению с первым исполнением 10.11.98 в "Авторнике"). Однако эта парадоксальная идея, по-видимому, оказалась оправданной, поскольку в таком соседстве яснее выступила общность основного мотива двух писателей: непостижимость жизни, бесплодность ее рационального познания и объяснения; ценность и смысл представляют лишь особые, отдельные моменты в течении жизни - и, соответственно, попытки их зафиксировать ("Фотограф Арефьев" - это как раз описание случайного набора фотографий, складывающихся каким-то образом в единую картину мира; загадочным образом этот текст только что опубликован в 16-м выпуске журнала "Комментарии" за подписью Аркадия Ровнера, вряд ли благодарного за такой подарок). Определенную перекличку с этими идеями можно усмотреть и в ответе Костюкова на вопрос Игоря Сида об отношении авторов к литературным иерархиям: по мнению Костюкова, следует говорить не о творчестве автора в целом (т.е. не о "таланте"), а об отдельных вспышках вдохновения, а потому любое называние имен не вполне правомерно (Костюков употребил слово "текстоцентризм", отсылая тем самым и к дискуссии 12.01.). Тем не менее, уступая настойчивости Сида, Костюков назвал среди интересных ему авторов (правда, только в поэзии) Дмитрия Веденяпина, Алексея Кубрика, Сергея Гандлевского, Ольгу Зондберг; Левкин ответил на этот список своим, включив в него Алексея Парщикова, Аркадия Драгомощенко, Елену Фанайлову и Владимира Кучерявкина; от оценок современной прозы оба автора отказались (правда, Левкин заметил, что своими непосредственными предшественниками считает Лидию Гинзбург и Леона Богданова).