Цитатник Камиллы Пальи | Алина Крамер о Стоппарде

Ксения Рождественская

Три истории о необычайном

1

Вот однажды, гуляя по лесу, Пух вышел на полянку. На полянке рос высокий-превысокий дуб, а на самой верхушке этого дуба кто-то громко жужжал: жжжжжжж...

Винни-Пух сел на траву под деревом, обхватил голову лапами и стал думать.

Сначала он подумал так: "Это √ жжжжжж - неспроста! Зря никто жужжать не станет. Само дерево жужжать не может. Значит, тут кто-то жужжит. А зачем тебе жужжать, если ты - не пчела? По-моему, так! "

Потом он еще подумал-подумал и сказал про себя: "А зачем на свете пчелы? Для того, чтобы делать мед! По-моему, так!"

Тут он поднялся и сказал:

- А зачем на свете мед? Для того, чтобы я его ел! По-моему, так, а не иначе!

И с этими словами он полез на дерево.

Он лез, и лез, и все лез, и по дороге он пел про себя песенку, которую сам тут же сочинил. Вот какую:

Мишка очень любит мед!
Почему? Кто поймет?
В самом деле, почему
Мед так нравится ему?

...ему осталось лезть уже совсем-совсем-совсем немножко. Вот стоит только влезть на эту веточку - и...

ТРРАХ!

- Мама! - крикнул Пух, пролетев добрых три метра вниз и чуть не задев носом о толстую ветку.

- Эх, и зачем я только...- пробормотал он, пролетев еще метров пять.

- Да ведь я не хотел сделать ничего пло...- попытался он объяснить, стукнувшись о следующую ветку и перевернувшись вверх тормашками.

Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.

"Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются", - подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба - высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. "Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, - подумал князь Андрей, - не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, - совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!.."

Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной, и странной легкости бытия... Он заснул.

Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. От того, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, но ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все-таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит о н о. Но в то же время, как он бессильно-неловко подползает к двери, это что-то ужасное, уже надавливая с другой стороны, ломится в нее... О н о вошло, и оно есть с м е р т ь. И князь Андрей умер.

Но в то же мгновение как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.

- А все из-за того, - признался он наконец, когда перекувырнулся еще три раза, пожелал всего хорошего самым нижним веткам и плавно приземлился в
колючий-преколючий терновый куст, - все из-за того, что я слишком люблю мед! Мама!..

Пух выкарабкался из тернового куста, вытащил из носа колючки и задумался.

2

Червяк и Алиса довольно долго созерцали друг друга в молчании, наконец Червяк вынул изо рта чубук и сонно, медленно произнес:

- Кто - ты - такая?

Хуже этого вопроса для первого знакомства он ничего бы не мог придумать: Алиса сразу смутилась.

- Видите ли... видите ли, сэр, я... просто не знаю, кто я сейчас такая. Нет, я, конечно, примерно знаю, кто такая я была утром, когда встала, но с тех пор я все время то такая, то сякая - словом, какая-то не такая. - И она беспомощно замолчала.

- Выражайся яснее! - строго сказал Червяк.- Как тебя прикажешь понимать?

- Я сама себя не понимаю, сэр, потому что получается, что я - это не я! Видите, что получается?

- Не вижу! - отрезал Червяк.

- Простите меня, пожалуйста, - сказала Алиса очень вежливо,- но лучше я, наверное, не сумею объяснить. Во-первых, я сама никак ничего не пойму, а во-вторых, когда ты то большой, то маленький, то такой, то сякой, то этакий - все как-то путается, правда?

- Неправда! - ответил Червяк.

- Ну, может быть, с вами просто так еще не бывало, - сказала Алиса,- а вот когда вы сами так начнете превращаться - а вам обязательно придется, знаете? - сначала в куколку, потом в бабочку, вам тоже будет не но себе, да?

- Нет! - сказал Червяк.

- Ну, может быть, у вас это по-другому, - согласилась Алиса - Зато вот мне ужасно не но себе...

- Тебе? - произнес Червяк презрительно.- А кто ты такая?

"Ну вот, здрасте, приехали! - подумала Алиса. Правду говоря, она начала уже понемногу терять терпение. - Ну что это в самом деле, от него слова не допросишься", - думала она.

- По-моему, сначала ВЫ должны мне сказать, кто вы такой! - сказала она величественно и приосанилась. - Почему? - отвечал Червяк.

Вопрос был для Алисы совершенно неожиданным, и так как она не сумела придумать никакого убедительного ответа, она решила, что, видно, Червяк просто очень не в духе, повернулась и пошла.

- Вернись! - крикнул Червяк ей вдогонку.- У меня есть для тебя важная новость!

Перед таким соблазном Алиса, естественно, не могла устоять и немедленно повернула обратно.

- Не надо выходить из себя! - сообщил Червяк.

- Это все? - спросила Алиса, чуть не поперхнувшись от негодования.

- Не все, - сказал Червяк.

"Ладно, так и быть, - подумала Алиса, - подожду. Делать мне все равно нечего, а может, он в конце концов скажет что-нибудь стоящее".

Червяк долго - минут пять! - молча попыхивал кальяном, но в конце концов действительно опять вынул изо рта чубук и сказал:

- Эти двое - одно. Одно не может быть без другого. Эта трубка и секрет этой смеси принадлежали моему бенефактору. Они были переданы ему точно так же, как мой бенефактор передал их мне. Эта смесь, хотя ее и трудно приготовить, восполнима. Ее секрет лежит в ее составных частях и в способе их сбора и обработки. Трубка же - предмет на всю жизнь. За ней следует следить с бесконечной заботой. Она прочна и крепка. Но ее никогда не следует ни обо что ударять. Ее надо держать сухими руками. Никогда не браться за нее, если руки потные и пользоваться ею лишь находясь в одиночестве. И никто, абсолютно никто не должен видеть ее, разве что ты намерен ее передать этому человеку. Вот чему мой бенефактор учил меня. И именно так я обращался со своей трубкой всю мою жизнь.

- Что случится, если ты утеряешь или сломаешь трубку?

- Я умру.

- Все трубки магов такие, как твоя?

- Не все имеют трубки, подобные моей, но я знаю некоторых, у кого они есть.

- Можешь ли ты сам сделать трубку, такую, как эта, дон Хуан?

Дон Хуан сделал жест безразличия, пожал плечами и некоторое время молчал. Через несколько минут он опять вытащил изо рта чубук и отложил его в сторону; затем раза два зевнул и хорошенько потянулся. А потом он не спеша спустился по ножке гриба на землю и куда-то пополз.

И только перед тем, как окончательно скрыться в траве, он мимоходом произнес:

- Откусишь с этого боку - станешь больше, откусишь с того боку - станешь меньше. Ну-ка, раскуси!

Получалось что-то вроде загадки. "Что же это? Откуда я должна откусить и что раскусить?" - мелькало у Алисы в голове.

- Гриб! - немедленно отозвался Червяк, словно расслышал ее последние слова.

И только она его и видела.
═

3

Не Петушки это, нет! Кремль сиял передо мною во всем великолепии. Я хоть и cлышал уже сзади топот погони, - успел подумать: "Я, исходивший всю Москву вдоль и поперек, трезвый и с похмелюги, - я ни разу не видел Кремля, а в поисках Кремля всегда попадал на Курский вокзал. И вот теперь увидел - когда Курский вокзал мне нужнее всего на свете!.."

Топот все приближался, а я никак не мог набрать дыхания, чтобы бежать дальше, я только доплелся до Кремлевской стены - и рухнул... Я весь издрог и извелся страхом - мне было все равно...

Они приближались - по площади, по двое с двух сторон. "Что это за люди и что я сделал этим людям?" - такого вопроса у меня не было. "Все равно. И заметят они меня или не заметят - тоже все равно. Мне не нужна дрожь, мне нужен покой, вот все мои желания... Пронеси, Господь..."

Они все-таки меня заметили. Подошли и обступили, с тяжелым сопением.

И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты отучиваешься даже ходить!

Тогда снова говорила тишина ко мне: "Что тебе до насмешек их! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь должен ты повелевать!

Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем?

Тот, кто повелевает великое.

Исполнить великое трудно: но еще труднее повелеть великое.

Вот что самое непростительное в тебе: ты имеешь власть, и не хочешь господствовать".

И я отвечал: "Мне недостает голоса льва, чтобы повелевать".

Тогда снова, как шепот, прозвучала тишина ко мне: "Самые тихие слова - те, что приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром. О Заратустра, ты должен быть тенью того, что грядет: так будешь ты повелевать и, повелевая, идти впереди".

И я долго колебался и дрожал. Но наконец сказал то, что сказал с самого начала: "Я не хочу".

Они вонзили мне шило в самое горло.

Я не знал, что есть на свете такая боль. Я скрючился от муки, густая красная буква "ю" распласталась у меня в глазах и задрожала. И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду.