Сергей Морейно о Пауле Целане | Эдуард Шульман об Анатолии Каменском ГАЛИНА ЕРМОШИНА Галина Ермошина родилась в 1962 г. в поселке Ивантеевка Саратовской
области. Окончила Куйбышевский (Самарский) институт культуры. Работает
библиотекарем. Пишет стихи, прозу, эссе и статьи о литературе, переводит
из американских поэтов. Отдельные издания: стихи - "Окна дождя" (Саратов,
1990), "Оклик" (Самара, 1993), проза - "Время город" (Самара, 1994). Стихи
публиковались в журнале "Новая "Юность" и в "Антологии русского верлибра",
проза - в журнале "Октябрь", альманахе "Черновик" и др., рецензии - в
журнале "Знамя" и газете "Ex Libris НГ" (приложение к "Независимой газете").
Лауреат фестиваля малой прозы в Москве (1998 г.). НА ПЕРИФЕРИИ ЗРЕНИЯ И СЛОВА Все на свете имеет свою оборотную
сторону. И если смотреть прямо - не скоро вспомнишь, что взгляд, проходящий
насквозь, увидит лишь то, что скрывается "за" (то, что скрыто тенью предмета),
а чтобы увидеть обратную сторону - мало одного лишь скользящего или проникающего
взгляда. Редко у кого достанет силы и терпения поворачивать событие или
предмет, чтобы осмотреть его со всех сторон. Предмет имеет свойство сопротивляться
слишком назойливому или бесцеремонному вторжению в его сущность. И для
того, кто собирается подчинить его себе или посмотреть с позиции превосходства,
предмет и явление становятся непрозрачными, агрессивными или равнодушно-отстраненными.
Более удачлив подвижный - легче обойти и заглянуть, почти не тревожа,
не привлекая внимания, не требуя сочувствия или соучастия. Чаще всего
там - в противостоянии фасаду - какие-то строительные леса, недостроенные
балконы, плохо оштукатуренные стены, осколки кирпичей и обрезки досок,
короче, всякий строительный мусор. Это и есть то, что представляется ленивому
взгляду литературой. Давно прошли те времена, когда в коллективные
муравейники каждый тащил все, что валяется неподалеку - это могло быть
и сосновой иголкой, и пробкой от винной бутылки. Ценность каждой находки
определялась иначе, чем в реальной жизни конкретного предмета, либо не
определялась вовсе, предпочитая спокойную жизнь совсем в других условиях,
когда окружающая среда диктовала объявившейся вещи ее новые привычки,
свойства, обязанности и странности. Вещь должна была согласиться или уйти
в маргиналы - таковы условия - и начиналось существование внутри таких
же вещей, принявших условия или отвергших их (по необходимости или добровольно
- уже не имело значения). Неизбежные углы и выступы не принимались во
внимание - по правилам игры в этот литературный тетрис - всегда на наличный
выступ можно было подобрать подходящую выемку из подручного материала,
а иглы постепенно согнуть во вполне безопасные и гладкие кольца. То, что существует сейчас, больше
напоминает разного рода лабиринты, лес с системой расходящихся тропок,
подземные железные дороги, карту неизвестной местности на незнакомом языке
- пространство, где все маршруты проложены пунктиром и меняют время от
времени свое направление и местоположение; и даже надписи приобретают
свойство перестановки букв; и указатели, подобно флюгерам, откликаются
только на сообщения ветра и водяных потоков. Нет ничего прочного и застывшего.
Законченное и отделанное собирается только для того, чтобы тут же начать
рассыпаться, и быть собранным уже в другом порядке. Неизменное сохраняется
только в памяти, граница между существующим и небывшим стирается, оболочки
размываются и имеют тенденцию к смешиванию и сочетанию - жанров, слов,
жестов, сущностей. Время обнаруживается в самых разных сочетаниях своих
категорий: настоящее прошлого в пределах будушего совершенного. Вода клепсидры
смешивается с песком стеклянной колбы и стирает тень солнечных часов.
Обозначение времени, как и пространства становится привилегией каждого
- там, где все находится сейчас и здесь, а то, что будет существовать
потом, вправе поменять значения всех категорий на противоположный знак
и смысл. Реально существующие сущности не отменяют ненастоящести, и никто
не может сказать, где кончается настоящее и начинается несуществующее
или небывшее. Путешествие доступно только взгляду.
Самое неизменное и прочное в этом пространстве может оказаться миражом
или песочным замком. Но здесь оценочные категории уже не имеют ни значения,
ни ценности. Присутствует и существует только называние, обозначение того,
что доступно только внутреннему зрению. И только язык продолжает свое
отдельное существование, не только обеспечивая укрытие, но и давая возможность
построения речи еще не бывшей, используя фрагменты частей для построения
такой же малой части, не претендующей называться целым и законченным. Само время противится общему и целому.
Ценностью становятся только частности и подробности. Гомеру не только
неоткуда взяться, но и нечего сказать; десять лет - слишком большой срок
для возвращения Одиссея на Итаку - подробности столько не существуют.
Важнее не итог путешествия, а оттенки крыльев бабочки и количество точек
на спинке божьей коровки. Подробности легче изменить и заметить, мелочи
и частности - способ взгляда на то, что происходит здесь и сейчас, в то
самое время, пока длится речь и сам взгляд. Основой становятся не сами предметы
и сущности, а путь взгляда на них, не любовь к предметам, а внимательное
к ним отношение, взаимное доверие и уважение. Путь всегда важнее итога,
и отклонения с дороги в сплошную траву или канаву, трясину, асфальтовую
или бетонную дорожку из возможности становится необходимостью и условием
существования зрения. Каждый сам строит свой лабиринт, непременной данностью
которого становится однократное прохождение одного и того же маршрута. Внутреннее становится объективностью,
и субъективный взгляд интереснее правил и общих мест. Именно здесь частности
и подробности принимаются всерьез и надолго, чтобы дать возможность взгляду
проследить их постоянные и неуловимые изменения. Стоит сдвинуть предмет
чуть-чуть, или поменять точку зрения, как меняется восприятие и значение.
Увиденное может оставаться неизменным лишь до момента включения его в
объект рефлексии. Каждый предмет достоин стать в данный момент в центре,
хотя важнее всего именно то, что происходит на периферии - зрения, речи.
Но предмет и явление имеют постоянную тенденцию к перемещению и приобретают
способность ускользать от прямого взгляда. Слишком грубое и откровенное
разглядывание, слишком явное любопытство разрушают то явление, ради которого
и устроены смотрины. Предметы становятся робкими и ускользают от слишком
пристального и смущающего взгляда. Наблюдателю приходится быть все осторожнее,
внимательнее и бережнее - спугнуть так легко, а повторения никогда не
бывает. Время одинокого, личного, субъективного взгляда давно уже не подвергается
сомнению, но построенное с помощью такого взгляда не становится менее
хрупким. Узнавание - невозможно, все происходит
впервые именно из-за субъективного отношения к происходящему. Основные
категории описания и восприятия дают такие сочетания пространства и времени,
что образуют необозримую бесконечность возможностей. Зеркальные отражения
становятся интересными, если включаются в ту же систему отношений и начинают
изменять отраженные в них сущности, или отвечать, а не отражать. Значимым
состоянием становится не сохранение и удержание, а изменение и развитие.
Чем дробнее частности, тем больше возможностей сочетания. Слово - одно из тех молекулярных основ,
что позволяет складывать и овеществлять путь, проделанный взглядом. Речи
еще не существует, ее отдельные фрагменты, складывающиеся в мозаику, способны
меняться местами в зависимости от оттенков и полутонов. Недоверие к правильным
геометрическим построениям, совершенным и законченным формам и устоявшимся
правилам. И все чаще середина круга остается
пустой. Незанятый центр оказывается неспособным предложить нечто, что
могло бы меняться или менять угол зрения. Сущности отказываются от существования
во главе угла в качестве непреложной и непогрешимой истины, и скапливаются
по краям, обнаруживая склонность и тяготение к пограничным областям самых
различных явлений, ибо окружности могут соприкасаться только по краям,
соприкосновение центров становится совпадением или поглощением. Вселенная
расширяется, скорость увеличивается, центробежная сила предлагает окраинное
существование, взгляд на мир стороннего наблюдателя избегает пустоты как
способа заполнения и уходит извилистыми путями в свой лабиринт все дальше
от центра. |