ТЕЛО

"Здесь только оболочка. Слезы вытри," –
сказал отец Димитрий.

Продуто солнцем – всё в огромных дырах
И время водопадом – сквозь меня
Но стыну гипсом видимость храня
В метро в такси на улицах в квартирах

Меня легко представить как коня:
Храп трепет плоть. Но вообще я сыро:
Вспотевший вкус черствеющего сыра
В рогоже скользких мускулов возня

Чудовищный костюм – мильоны клеток
Дворец из тканей радужных расцветок
Пожалуй скиньте если надоест

Я многим тесно... А иным просторно...
Но вчуже видеть просто смехотворно
Как это решето спит! любит! ест!

ДУХ

Звезда ребенок бык сердечко птичье –
Все вздыблено и все летит – люблю –
И налету из хаоса леплю
Огонь цветок – все – новые обличья

Мое существованье фантастично
Разматываясь космос шевелю
И самого себя хочу настичь я
Стремясь из бесконечности к нулю

Есть! пойман!.. Нет! Еще ты дремлешь в стебле
Но как я одинок на самом деле
Ведь это я всё я – жасмин и моль и солнца свет

В башке поэта шалого от пьянства
Ни времени не знаю ни пространства
И изнутри трясу его сонет

ОНА

Не по любви а с отвращеньем
Чужое тело обнимала...
Не рада новым ощущеньем
На спинке стула задремала

Вина и водки нахлесталась
Подмышки серые от пота
Морщины страшная усталость...
Но предстояла мне работа

Меня вращали в барабане
Пытали в щелочном тумане
Под утюгом мне было тяжко!

И вот обняв чужую шею
Я снова девственно белею
Я пахну свежестью – рубашка!

ПОЛИФОНИОН

Шкатулка медь сургуч бутыль с клеймом
Музейный стул – с помойки уворован
Мы в мастерской у Сашеньки Петрова
Покрыты даже пылью тех времен

Я – звучный ящик Полифонион
На желтой крышке ангел гравирован
Вложи железный диск полуметровый –
И звон! и Вифлеем! и фараон!

Ведь были же трактиры и калоши –
Всего себя в тоске переерошу!
Когда ж печать последнюю сниму –

Рожок играет и коза пасется
В арбатском переулке на снегу.
Напротив итальянского посольства

ПРИАП

Я – член но не каких-то академий!
Я – орган! но не тот куда "стучат"
Я – прародитель всех твоих внучат
Я – главный винтик в солнечной системе

Я от природы лыс и бородат
Я – некий бог издревле чтимый всеми
Я – тот дурак... Я – тот библейский гад...
Змий своенравен: нервы место время

Пусть хочешь ты да я-то не хочу
Я – тряпочка. Я – бантик. Бесполезно
Меня дружок показывать врачу

Но чу – почуял! Как солдат в бою
Я поднимаю голову свою
Стою горячий толстый и железный

ЧЕМОДАН

Когда я обожрался барахлом
И стал до неприличия пузатым
Он придавил меня костлявым задом
И брюхо мне перетянул ремнем

Как бодрый шмель гудел аэродром
Волнуясь он стоял со мною рядом
А я – наружу всем своим нутром
Позорно перещупанным измятым!

Закрыли подхватили понесли...
Бродя по колеям чужой земли
Он верит в ярость своего таланта

А я устал я отощал давно
За что мне век закончит суждено
Цыганским чемоданом эмигранта!

РУКОПИСЬ

Раскрыл меня ты насмех – наугад
На двести девятнадцатой странице
Оплыли свечи. Все кругом молчат
И дождь потоком по стеклу струится

Дорогой кони скачут и храпят
В кустах – огни! Предательство! Назад!
Мария спит смежив свои ресницы
И в лунном свете замок серебрится

Начало: "Граф дает сегодня бал"
Конец: "Убит бароном наповал!"
Я – пыльный том седого графомана

Но лишь открой картонный переплет
Предутренней прохладою пахнет
И колокол услышишь из тумана

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СОНЕТЫ

1. ЗВЕЗДА

Стар неба круг сверлит над космодромом
Как сквозь вуаль мерцает Эстуаль^*
Зеркально отраженная изломом
Уходит Стелла коридором вдаль

Штерн – лаковый журнал – редактор Фауст
Звезда над колокольней смотрит вниз
Юлдуз по всем кочевьям расплескалась
И сытою отрыжкою – Ылдыз!

Мириады глоток произносят так
Здесь блеск и ужас и восторг и мрак
И падающий в космос одиночка

И звездам соответствует везде
Лучистый взрыв ЗэДэ или эСТэ
Где эС есть свет, а Тэ есть точка

* Старофранцузское.

2. ОГОНЬ

Когда славяне вышли на Балканы
Был заклан агнец – капли на ладонь
Из бога Агни вылетел огонь
Зеленый рай синел за облаками

Я слышу вой враждующих племен
Из глоток: Фаер! файэ! Фламма! пламя!
Мы были ими, а германцы – нами
Смерд сел на Пферд, а Конунг – на комонь

Ты, я, они – из одного зерна
Я вижу лоб священного слона...
Лингвист укажет множество примеров

Латинский игнис и огонь – в родстве
И на закате окна по Москве
Как отблеск на мечах легионеров

3. ВОДА

Речь как река. Во всем – свои истоки
Индусское уда течет в воде
И мной разгадан смысл ее глубокий
В – влажность. О – овал. Движенье – Д.

Оудакам   ю   аква   вато   вотэ
...И выжимая влагу из волос
Как много дней и солнца пролилось
В небытие пустое как зевота

Я пить хочу. Горит моя гортань
В ней – скорпионы мерзостная дрянь!
Язык мой – враг мой вытянут как жало...

И – разрешилось! Ливнем снизошло
Все мокрое: асфальт кирпич стекло
Ты льешься в горло – мало! мало! мало!

4. ЗЕМЛЯ

Не принял дар. Ударил Дарий оземь
Посла. Шла мгла опустошая зам
А в результате зеленеет озимь
В лучах и листьях бродим по лесам

Зачем земле мы говорим "Сезам,
Откройся"? Но о страшном ли мы просим?
Блестит и пляшет милая глазам
Стоцветная сокровищница – Осень

Или в Крыму – идем беспечно топчем
Подошвой прах полынь пыль – почву в общем
А там внизу – попробуй гору взрежь

Все вздыблено! гигантский ящер согнут
О Господи! проснется – горы дрогнут
Вдруг выдохнет: О Гея! Гильгамеш!

СОНЕТ-ВЕНОК

Алеше Паустовскому, трагически погибшему –
попросившему перед смертью в подарок этот сонет^*

Венок обвили траурные ленты:
"От любящих врагов" "от профсоюза"
"ЧИТАЕМ ВСЛУХ" – друзья интеллигенты"
"ЗАБУДЬ И СПИ" – Божественная Муза"

"От неизвестной – НАКОНЕЦ-то ТЛЕН ТЫ!"
"ПРИЯТЕЛЮ – от Робинзона Крузо"
"ЕВРЕЮ – от Советского Союза"
"ЗАЧЕМ ТЫ НЕ УЕХАЛ? – диссиденты"

"СКОРБИМ И ПЬЕМ – деятели искусства"
"ПРОЩАЙ ДРУЖИЩЕ – водка и закуска"
"СДОХ БАЧКА! СДОХ! СОВСЕМ ПРОПАЛ – монголы"

"УШЕДШЕМУ С ТОСКОЙ – собака Ларри"
"СВЕЖАТИНКЕ! – кладбищенские твари"
"Соседи по могиле – НОВОСЕЛУ!"

* Подарок за подарок – ответный дар Алеши был рисунок –
заброшенное кладбище в пустыне.

СОНЕТ О ТОМ ЧЕГО НЕТ

Яну Сатуновскому

То мяса нет – то колбасы то сыра
То шапок нет куда я ни зайду
Но я встречал и большую беду
Нет близких. Нет здоровья. Нет квартиры

Нет радости нет совести нет мира
Нет уваженья к своему труду
Нет на деревне теплого сортира
Нет урожая в будущем году

Но есть консервы РЫБНЫЕ ТЕФТЕЛИ
Расплывчатость и фантастичность цели
Есть подлость водка скука и балет –

Леса и степи, стройки и ракеты
Есть даже люди в захолустье где-то
И видит Бог! – хоть Бога тоже нет

ПЬЯНЫЙ СОНЕТ

Навеселе под мухой под хмельком
За друга для сугрева для настроя
У магазина вздрогнули – нас трое
А кто-то в одиночку и молчком –

Наклюкался надрызгался надрался
Как зюзя назюзюкался раскис
Набрался налакался настебался
До чертиков! до положенья риз!

Нарезался. Распался по-российски
Пьян в дребодан! в дым! в сиську и в сосиску!
– Поколбасись еще! похулигань
Спой песню нам про цветики-цветочки

Нафиздипупился. Дошел до точки
Пьянь распьянющая! Распьянь и перепьянь

НЕОКОНЧЕННЫЙ СОНЕТ

Четверг. С утра я позвонил в Москву
Сошел с крыльца на снег навстречу солнцу
Увидев близко розовую сойку
Обрадовался я что я живу

Дорогу помню – желтую постройку
Опять сегодня поздно я усну
А в дымчатое нежное высоко
Вливалась синь предвосхитив весну –

И что созвучно всей моей душе
Которую за много лет я снова
Сверкали звезды грозно и лилово –

Почувствовал

РВАНЫЙ СОНЕТ

Да все мы – Я! но лишь на разных этажах
Страдания. Сквозь боль и бред предчувствуем
Себя. Иногда как будто рассветает. Тогда
Истина прозревает себя. Вот-вот

Коснется особенной ясностью. Сейчас –
Какой-нибудь сучок, ветка, намек, счастливое
Воспоминание. Уже соскользнул. Не
Удержаться на этом ослепительном

Острие. Сознание разорвано как
Осеннее дерево. Этот листок –
Улетающее вчера. Этот – зыбкое завтра. А этот

Совсем уже не ты. Снова ощупью
Жадно шаг за шагом, день за днем, ночь
За ночью. Но придет же Весна наконец?
═══════════════════════════════════════════════════Или Смерть?

СОНЕТ ВО СНЕ

Приснились мне превратности такие:
Я сочинил сонет. Но удивленно
Он вытянулся полкою вагона
И почему-то стал поездкой в Киев

Кружилось поле. Дверь гремела ручкой
Сбиваясь ямб стучал скакал по рельсам
Я полкой был! Колесами! Трясучкой
Томительной! – и вечером апрельским

Я был внутри сонета и снаружи
И я страдал, что это обнаружат
И снова на Урал – служить солдатом

Но мой сонет бренчал стаканом чая
Смотрел в окно меня не замечая
И выглядел Анваром Садатом

МИЛЕДИ

Есть голоса – футбольная команда
А твой негромкий отличу от всех
Как будто ласку гладишь – теплый мех
Еще я видел небо Таиланда

Там тысячи легчайших колокольцев
Как тысячи сладчайших богомольцев
Лепечут улыбаясь в синеву

Ты храм такой видала на картинке?
Твой смех колеблет медные пластинки
Ты радуешься значит я живу

СОНЕТ С ВАЛИДОЛОМ

Мокрые листья влипли в асфальт
Сентиментально гляжу на природу
На серое небо на серую воду...
В июне меня прихватило – инфаркт

Кажусь себе барином старого рода
Мол пожил и хватит – фойе и антракт
А кто-то гуляет и пьет! И кого-то
Сам черт не берет!.. Поразительный факт

Как выжила жизнь и поэзия в этом
Сплошном советизме! На вечер к поэтам
Опять участковый с повесткой пришел

Сейчас бы (пожалуйста – клетка и птица)
Израниться в кровь... или просто напиться...
Но в левом кармашке лежит валидол

СОНЕТ ПЕТРАРКИ

Но что со мною, если не любовь?
А если я влюблен, то что же это?!
Само-му-чи-тель-ство!.. Простите, нездоров.
Заразный. Всё. Не прикасайтесь. Вето.

Попался, влип – не рыпайся, не сетуй.
Ведь все живут, хотя умрет любой.
Банальная, как девка из балета,
Любовь, как смерть, расправится с тобой.

И будешь ты носиться без руля,
Безвольно плавниками шевеля,
Во власти волн... как говорит Петрарка...

Где шеи начинается изгиб,
Там темный завиток – и я погиб!
Я в зной дрожу! мне на морозе жарко!

ПОДМОСКОВНЫЙ ПЕЙЗАЖ С КУКЛОЙ

Вся в ряске течет полудохлая Клязьма
В осоке видна утонувшая кукла
К осени – дождь... Но и солнышко дразнит
Окраина вся менструально набухла

На том берегу – магазины и праздник
Здесь кто-то крикнул а там кто-то гукнул
Там пьяный бежит. А другой безобразник
Чернеет в траве словно жук или буква

Что все это – кукла плакаты бараки?
Наверно какие-то тайные знаки –
И всюду рассыпанные человечки
И желтый закат за поселком – и даже

Лошадь белеющая у речки
В нечеловеческом этом пейзаже

СОНЕТ-СТАТЬЯ

"Большая роль в насыщении рынка това-
рами принадлежит торговле. Она
необычный посредник между произво-
дством и покупателями: руково-

дители торговли отвечают за то,
чтобы растущие потребности населе-
ния удовлетворялись полне-
е, для этого надо развивать гото-

вые связи, успешно улучшать проблемы улучше-
ния качества работы, особенно в отноше-
нии сферы услуг, проводить курс на укрепле-

ние материально-технической базы, актив-
но внедрять достижения техники, прогрессив-
ные формы и методы организации труда на селе"

НЕЧТО – НИЧТО
Метафизический сонет

Качается шар. Навстречу шару
Качается шар. Один в один
Влетают шары: один – пара, один – пара, один – пара
Из сферы зеркальной за ними следим

Все отраженье. Предмет или дым
Шар или призрак. Подобно кошмару
Шар вырастает...Но вместо удара вместо удара вместо удара
Шар исчезает проглочен другим

Несутся – слоятся шары пропадая
В третьем – в десятом – целая стая
В лжебесконечность уходят шары шары шары шары шары шары шары шары шары шары шары и т.д.^*

Стойте! Довольно! Не вынесу пытки!
Маленький шарик повисший на нитке –
Детский предлог для вселенской игры

* Строка уходит в бесконечность, ложно понимаемую.

ПЕЙЗАЖ С ДОМОМ ТВОРЧЕСТВА БОЛШЕВО

Дом обжитой и барский-довоенный
Бывали в нем и Горький и Гайдар
Я помню фотографию: военный
До блеска выбрит – как бильярдный шар

Старуха знаменитая когда-то
Здесь ходит в джинсах в красном парике
И сценарист таинственный как дата
Весь в замше размышлять идет к реке

А солнце заходящими лучами
Чего-то освещает... И ночами
Из-за гардин в аллее мертвый свет

Как бьется сердце!.. Утром у столовой
Сидят вороны крупные как совы
На ветках увенчавших мой сонет

БУДДА

Такой большой!.. Такой...большая мама
Как Гималаи – вдаль – и нет конца
В тени – яйцо огромного лица
Не Будда это а скорее Брама

Он видит сны – и эти сны – Он сам:
Звездой – в песчинку... с губ раскрытых – прямо...
но сквозь вселенную он слышит голоса
И шарканье по гладким плитам храма

Тянулся хвост... ура дошли до пяток:
Глазеем на божественный порядок:
На каждом пальце – красная спираль

В неслышном свисте в вихре и содоме
Недаром мой отец – сапожник, Бёме^*
Вдруг понял я что этот мир – печаль

* Мой отец действительно был сапожником. Кроме того, на старости лет он стал голубятником. И, как впоследствии выяснилось, был азартный игрок. Так что, вполне возможно, ему порою что-то открывалось.

СПЯЩИЙ БУДДА

Снимаем обувь – уж таков порядок
Здесь Вечность спит "у времени в плену"
И храм ведет куда-то в глубину
От головы до колоссальных пяток

От локтя к уху взглядом я ползу...
Из полутьмы полузакрытым глазом
Мир как яйцо Он созерцает разом...
А мы – мы где-то шлепаем внизу

Очнись! опомнись! кто мы? что мы? где мы?
Вокруг застыли желтые монахи
И мрамор холодит подошвы ног...

Клыкастой маской усмехнулся демон
И вновь – надежды ужасы и страхи...
В закат рычит бензиновый Бангкок

ДИАГРАММА ЖИЗНИ

Улыбчивые старцы – мудрецы
Разглядывают диаграмму жизни
– Поэтом будет... при социализме...
– Судьба печальная – заметил Лао-цзы

И вот родился я в своей отчизне...
Была война... Давили подлецы...
На грядке кошка ела огурцы...
Скучища – хоть на лампочке повисни!

Вдруг выигрыш – поездка в Сингапур
И тут где жизнь как сладкий перекур
Я фреску увидал в китайском храме

Там на стене где ивы и дворцы
Улыбчивые старцы-мудрецы
Беседуя склонились к диаграмме

ПУТЕВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

В Северодвинске помню я кафе
Как будто МОЛОДОСТЬ а может быть и ЮНОСТЬ
Оно похоже было на бездарность
И пахло тухлым пластиком внутри

А из Елабуги привез я сувенир
Гвоздь кованый и синий на котором
Цветаева повесилась...^* В Саранске
На улицах я видел дохлых крыс

– Эй, посмотри! – по бронзе я стучу
Мне в Пензе показали каланчу
Пизанскую. Придавит ведь засранцев

Пухов и сер – не Серпухов – Париж!..
Ну чем еще тебя расшевелишь –
Нашествием китайцев? африканцев?

* Вот как это было. После долгих поисков и блужданий по всей Елабуге наш полувоенный "козлик" подкатил к старому бревенчатому дому. Здесь в те давние дни эвакуации жила из милости у доброй хозяйки, думала свои невеселые думы и в отчаянии покончила с собой неистовая Марина. Прежней хозяйки давно уже не было. Здесь жила новая семья, которая как раз затеяла ремонт своего подгнившего жилища. Сенцы были разобраны, и толстые балки лежали в стороне в саду. Сам не знаю зачем, я вытащил длинный откованный вручную гвоздь из одного бревна (он сидел некрепко) и взял себе. Известно, что Цветаева повесилась в сенях. Страшный сувенир.

МЫСЛИ

Вот отлетела – серая как моль
Вот развернулась – пестрая как веер
Навязчивые – только им позволь –
Всю ночь стучит и движется конвейер

Рассыплются – горох или фасоль –
Не соберешь – еще и сам рассеян...
ОГРОМНЫЕ И БЕЛЫЕ КАК СЕВЕР
Мучительная как зубная боль

Расставлены как шахматы – для дела
Застенчивая – держится в тени
И та которую хоть за уши тяни
Не вытащить – так накрепко засела!

Есть мысли в кресле, мысли на ходу
И эта мысль к которой я иду.

ВЕЧЕРНИЙ СОНЕТ

Зажегся свет... И в полунепрозрачном
В стекле возникли лампа стол и я
Угадывалась комната моя
Но фото было призрачным и мрачным

Там сквозь меня просвечивали ели
Далеких зданий острые огни
А тут был пол и все на самом деле
Хоть сам себя за ляжку ущипни

Я ущипнул себя – не удержался
Но крикнул он – из черной немоты!
А в зеркале напротив отражался
Еще один двойник и демон – ты

И с ужасом друг друга наблюдали
Три разных стороны одной медали

СОНЕТЫ ИЗ ДИЛИЖАНА

1. ГОРОДОК

Обвалы за Севаном – в сердце гор
Ползут в тумане фары – виражами
Спускаются – тревожится мотор –
На дно где городок и горожане

Приехал Гамлет... Друг его – шофер
Ромео – кутежи за кутежами...
Отелло остролицый как топор
И площадь как подмостки в Дилижане

Задумчив принц: на стройку туф опять
Не завезли... И гвозди где достать?..
Офелия – глазастик: дома – драма

Какой армянский зодчий рассчитал
Что приняла тщета и нищета
Шекспировские очертанья храма!

2. СМЕРТЬ КРОТА

Из снега Верный выхватил крота –
И выронил... Затряс как бы обжегся
Там – талая вода и чернота
Он – там! – Схватил – и вновь поостерегся

Как с мышью кошка он играл с кротом
По-зимнему стучал в деревьях дятел...
Обнюхал шкурку плоскую потом –
И сразу интерес к нему утратил

Мы ближе подошли и удивились:
Зачем слепой глупыш наружу вылез?
Но видно землю разморило всласть –
Вся в корешках набухла засочилась...

И он проснулся. Тут-то и случилось!
Горячая как печь собачья пасть

3. МОНАСТЫРЬ ГОШ

Паленым пахнет... Безбородый – Гош
Здесь книги прятал – свод блестит от копоти
Да! Тимур-ленг прошел в огне и топоте –
И до сих пор здесь дух горелых кож

Внизу селенье: свиньи трактор грязь
И дом из туфа – розовый ДОМ БЫТА
Века назад все брошено забыто –
Дымится и живет не торопясь

Но черные небритые мужчины
На площади стоят не без причины –
И вот старик похож на книжный знак

Любой из них (придурковатый самый)
Хранит в себе и смысл и крепость храма
Хоть самый храм их – брошенный очаг

4. ЕРЕК ВАГАНЦ^*

Синицами исклеванное масло
Там на балконе... Из ущелья – пар
В тумане солнце вспыхнуло... погасло...
Но в марте липнет к москвичам загар

– Автобус в Дилижан идет?.. Неясно
Врунишка – но глаза как Божий дар
Среди деревьев розовых и красных
В снегу торчит могила – чей хачкар?

Доехали в такси. Пиджак потертый –
И сам изжеванный, зато тариф – пятерка
Ерек ваганц! – да – и не прекословь

А горы между тем – страницы книги
Камней шизофренические сдвиги
И землю ткни ножом – проступит кровь

* Будь благородным (армянск.)

5. ПОЛЯНА В ГОРАХ

Вся в воздухе стеклянная поляна
Лишь тикающий шорох из тумана –
С деревьев тающий и падающий снег

Там – замирающие наши разговоры
И оплывающие кельнские соборы
И осыпающийся псевдочеловек

И если слушать в молоке в лесу ли
И снега шлеп и проблеск как бы хруст
То различишь дыхание косули
И глаз ее армянский полный чувств

А если выше выше – всей поляной –
Всем слухом подниматься в тишину
То станешь белой бабочкой стеклянной
Иль просто каплей слышащей весну

МУЗА

Появилась из-за края скалы на дороге
В чем-то белом подобно тунике. Соски едва
Обозначены, худые колени. В тени лица –
Светлые глаза еще светлей. Миловидность

Юной некрасивости; козья мордашка
Усмешка – быстрый язычок – еле уловимое
Движенье ящерицы. Массив Карадага
Высвечен голубизной. Отрок. Лаванда. Рыба.

И как вначале – в музыке и сини
С пучком колючек воронцов полыни
Она прошла ничем не выражая

Божественного отвращенья к миру
И было мне дано (ему – Сапгиру)
Понять что муза не моя – чужая

КОКТЕБЕЛЬ

Памяти Коктебеля

Меж Карадагом и Хамелеоном
Как серая жемчужина – залив
Художник на скамье нетороплив –
Рисует скалы точек миллионом

Полынным кругом горы очертив
Сказал Господь: "Здесь будет хорошо вам"
И в солнце на тычке вином дешевым
Упился интеллект и примитив

Где в балахоне греком шел Волошин
Хип "ловит кайф" двусмыслен и взъерошен
Письменники здесь пишут похабель

И в самый цвет махровым их идеям
Живую душу сделали музеем
И Планерским назвали Коктебель

ПИЦУНДА ЗИМОЙ

Похожа на Японию Пицунда
Зимою в дождь – и небо как гримаса
Какого-то свирепого абхазца
Газета мокнет – из Москвы – оттуда

Там липнет снег... огни... представить трудно
Безвольные во власти Фантомаса...
Мыс в пену накренясь скрипит как судно-
Вдруг лопнул ствол сосны – наружу мясо!

Обречены на грусть и прозябанье
Мы смотрим в небо... Бледными губами
Едва живем... Что час назад промокло –

Все высохло. И ездит по балкону
Наперекор всемирному закону
Стул алюминиевый, что ему – наши стекла!

СТОЛИЦА

Гранитный парапет. Москва-река
С утра такси несутся от вокзалов
Мильоны пришлых, тьма провинциалов
Кипят как дрожжи в капле молока

Ночная – корпусами облаками –
Незрячий взгляд, разжатая рука –
Раскинулась и дышит словно Каин
В беспамятстве – уж очень велика

И снова "холодок бежит за ворот"
Для интуриста скучен этот город:
Ни супер-шоу ни реклам ни сект...

Но вдруг пустеет Ленинский проспект
От Внукова как будто ветер вытер –
Текут машины... где-то там – правитель

ПИТЕР

Ни лошади на Аничковом, ни да –
же Летний сад осеннею порой
Ни бывшей и стареющей обида
Ни Петр ни змей ни бог и ни герой

Ни в ЕВРОПЕЙСКОЙ лилии модерна
Ни ростры – их русалочьи хвосты
Ни то что всем хронически вам скверно –
(В муть в душу разведенные мосты) –

Другое помню. Утром у вокзала
Шла троица. Ночной триумвират:
Большой как блин дворовый опивало

Алкоголичка – косточка рабочья
И рыженький – сомлеешь встретив ночью
Им двигался навстречу Ленинград

ЛЮБОВЬ

Надежде Януариевне Рыковой

Пообещала – значит выйдет скоро
Одну бутылку подобрал в подвале
Другие две строители мне дали
Купил треску и пачку БЕЛОМОРА

Стучал в окно – играл как на рояле
"Май дарлинг" вызывал – для разговора
Шипел мяукал... приняли за вора
Ушел в подъезд – опять меня прогнали

Что бормочу лишь ей одной понятно
Вон за стеклом – и нос ее и пятна –
И вертикальный с золотом зрачок

Отец ее и враг из дома вышел
Зачем сказал он то что я услышал? –
"Влюбленный в нашу кошку дурачок"

СПЯЩИЙ

И пил и ел – влюблялся второпях
Вдруг – шум! Побили... Убежал хромая...
Крик чаек... Сплю у моря на камнях
Булыжники как бабу обнимая

Смеюсь глазами: кто ты дорогая? –
Весь в белом летчик – может быть моряк –
И в руки нам – все мандарины рая! –
Все приобрел, все в жизни потеряв

В хоромах спал – на простынях, бывало –
Противно холодно – и в душу продувало...
Общественность? – уж как-нибудь я сам

Ни возраста ни близких ни заботы –
Лишь солнце – сквозь вино... Не знаю кто Ты –
Провеял ласково по редким волосам

БОРИС ГОДУНОВ

Явился самозванец самиздатом
"Тень Грозного меня усынови..."
Мнил – цезарем, любимцем меценатом
Отторгнут – чужеродное в крови

Развращены бездельем блудом блатом
Ворье и грязь – кого ни назови
Сопливясь от усердья и любви
Да! сильного признаем Старшим Братом

И между тем как свиньи жрут почет
Толкается! – под ребрами печет
И чует правду – прожигает просто

(Тень Грозного?) Встряхни ж нас царь Борис
Да крепче поухватистей берись
Чтоб отлетел весь мусор гной короста!

МОСТ

Бородачи пузаны – малышня
Гуляем во дворе нарядных ясель
Лепечем и пузыримся: ня! ня!
Визжит как смерть! – упал и нос расквасил

Влез на горшок величие храня
Все девочек исследует – мамасик
Обиделся: не поняли что – классик
Дым! шоры! обезьянник! злоба дня!

Когда иду я через Крымский мост –
Стальные фермы – балки вперехлест –
Заклепки в два ряда – стальные шляпки –

Весь в солнце – над рекою – в пустоте
Теряя чешую монетки перья тряпки
Завидую высокой простоте

ЦВЕТЫ С ОКРАИНЫ

Вьюном ефросинья вся в желтых цветочках
У ржавой трубы где труха и кирпич –
Мильон срамокашек... пук лапушек сочных
И скромный лиловый иван-ильич

Хлион и валерия – белые точно
Движенье души – все равно не постичь
И чемпиоза – махроза мистич-
ческая – вся в клопах и окантах барочных!

Собрать эту живность и нечисть в канаве
Домой принести и поставить на стол
Принюхайтесь к этой любви и отраве –
Как будто здесь чистили рыбу и жрали
Арбуз пили пиво газету марали –
И кровью и спермой букет изошел!

БЕССТРАШНАЯ

Памяти Нади Эльской

И плоти-то в ней не было почти –
Одна улыбка. Смерти что за пища! –
Пронзительные светлые глазищи
А вот она возьми и предпочти

Споткнулась и лежит на пол-пути
А там весной как соловьи засвищут
Ее покойный Цыферов отыщет
И скажет: "Есть надежда... не грусти..."

Искусство лезло в парки и в квартиры
Бульдозеры корежили картины
И коршуном над паствою – Оскар...

Соратница! пьянчужка! анархистка!
Ты – с нами! мы – с тобой! мы здесь! мы близко!
Вот только б тебя Генка отыскал

ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

При получении извещения с черным крестом из Праги

Мой тесть Гуревич Александр Давыдович
И музыкант из Праги Глеб Ерохин
Солагерники – что вы там навиделись! –
И снова вместе – тени духи вздохи

И собеседник мой пожалуй с виду лишь
Еще вполне – он мертв – и ухо в мохе
А если жив ему не позавидуешь –
Кариатида вымершей эпохи

Но в памяти живет и ходит Прага
В глазах блестит предательская влага
Как бриллиант весь мир омыт в апреле

Вон Федоров идет по тротуару
С ним – Цыферов... И эту знаю пару
Кто умер тот живой на самом деле

ВСТРЕЧА

Памяти Юло Соостера

Был автобус – ехали к Юло
Было бледно ветрено и тонко
Бормотала старая эстонка –
Их глаза что лед или стекло

Было море ласковей теленка
Лес сквозил что аиста крыло
И шоссе куда-то вверх вело
– Метсакалмистоо – наша остановка

Свечи на земле – на мокрой хвое
Пламя белое стоит как неживое
Позабыл я, ты в каком ряду?

Все что первым – жизнь насквозь – заметил
Чем сквозь холст – в порыв бумаги бредил
Так и знал что я тебя найду

УРАЛ ЗИМОЙ ПЯТИДЕСЯТОГО

Сугробом кровля – овощехранилище
С зарей приводят женские бригады –
Штаны платки бушлаты и заплаты
Внизу темно и скользко – запах гнили еще

Зато попеть позубоскалить рады
Всему научат в лагере: училище
– А эта блядь откуда еще вылезла? –
Глаза блестят и губы виноваты

– Скучает дура по тебе траншея! –
Из-под тряпицы тоненькая шея –
Картофелина вроде проросла

Вверху белеют смутные окошки...
Возились двое на горе картошки –
Да это ведь любовь у ней была

МНЕ 12 ЛЕТ

Весь встрепанный и потный со двора
Вбежал: отец!.. И сразу тихо стало
Из темных рук бумага выпадала –
И той бумаге не было конца

Он плакал половиною лица
Над Витебском над мятой похоронкой –
И горе вдаль веревочкой – воронкой
Закручивалось – дымная дыра

Устами – всеми звездами крестами
Отец рычал хрипел: "Будь проклят Сталин!"
Обмолвился?.. Ослышался я? да?

Не Гитлера винил он в смерти сына...
Пусть жжет вас пламя Страшного Суда! –
Да керосина больше! керосина!

ВОРОНА

Оказывается не чуждо чувство юмора
и птицам. Вот – бросаю палку пуделю –
Палка перед ним как живая прыгает
по асфальту. Ранний октябрьский

иней выбелил траву кусты. Оттуда
за нами ворона следит с любопытством
Лохмушка радуясь гарцует, перехватывая
белыми зубами толстый прут крошит

Бросаю снова. С элегантностью пантеры
ворона низко проносится над пуделем
опережая подхватывает палку – выронила

в притворном ужасе: "сыр выпал!" – тот кидается
Вдруг сообразив оскорбленно заливается лаем
Она смеется клюв беззвучно разевая

ПОЭЗИЯ ЗЕМЛИ

"Поэзия земли не знает смерти" –
Счастливая земля и небо Китса!
Перелистаешь, так и екнет сердце:
Двадцатый век – последняя страница?

Там чудище в тумане черным чертит
А здесь в березняке – и снег и птицы
И слышно как деревьям лето снится...
Опомнитесь! замрите и не смейте!

...что графоман я понял по затылку
Поставил абрикосовой бутылку
И высыпал на стол орехов грецких

День остывал – дышалось в Коктебеле
И так хотелось "плыть и плыть без цели"
Под ровный гул стихов его – советских

СОНЕТ ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ

Здесь воздух весь – полынь – и небо птичье
Подтеки лавы, камень как нарост
Кто растолкует мне косноязычье? –
И отчего возник незримый мост?

Над Коктебелем ярче сфера звезд
Явился дух – знакомое обличье
Спала под легкой тканью Беатриче
Воробышком – так осторожно нес

Он огневел – и все во мне дивилось
Насквозь – гора и моря полоса
Приблизился – невероятно вырос...

Зрю: виноградом сердце на ладони
Он дал вкусить свой дивный плод – мадонне –
И я проснулся в горе и в слезах

ДЖОЙС

Ты Гамлет, Клинк. А море как трюмо
Бык выбривал с усердьем подбородок
Внизу в подвал с каким-то невозмо
Омфал... Ку-ку!.. зеленый луч короток

План Дублина – и Трои – и настроя
Суп из цитат – сплошное недове
Фантастика такая в голове
Хоть торт лепи из главного героя

Суть всех вещей – я жду – куда-то делась
Не прячь глаза и не... – Эт видит Деус! –
Он растянулся навзничь в острых ска

Собачий лай... Игрушки сэра Лута –
Песок и камни – вечная минута –
И ночь полусознания близка

ПОРТРЕТ АННЫ КАРЕНИНОЙ
(с усиками)

Она слышала звуки шагов по его кабинету
Высокая трава мягко обвивалась вокруг
Впечатление мрака при потухшей свече
Она боялась оставаться одна теперь

"Вы но не я" – сказала она оборачиваясь
"А хорошо! очень хорошо" – сказал он сам себе
"Уехал! кончено" – сказала себе Анна
И подошла к трюмо чтобы увидеть

Глядя на тень вагона на смешанный с углем
Какое-то неприятное чувство щемило
Солдаты брякнули ружьями, арестанты

Блестящие казавшиеся темными от ресниц
Приближение поезда... Эта радость избавления...
Усики над вздернутой губой

НИКИТСКИЙ САД

Славе Лёну

Никитский сад – твой камерный театр
Здесь все деревья – духи и актеры
Все гонишься за призраком который –
В зеленый бархат... В дырочку следят...

Ты сам для них – и дух и экспонат
Спускаясь к морю ты уходишь в горы
Где – гул аплодисменты разговоры
Где – Горького и Невский и Монмартр

Здесь все отрепетировано, даже –
Твоя фигура на вечернем пляже
И горы декорацией висят

Что там мелькнуло – чайка ли?.. собака?..
Когда себя сыграем как спектакль
Пусть занавесом нам – Никитский сад