|
1.03. Классики XXI века
Презентацию антологии "Время "Ч": Стихи о чеченской войне и не только" (М.: Новое литературное обозрение, 2001) открыла главный редактор издательства Ирина Прохорова, отметившая, что появление такой книги - зримое свидетельство возвращения в поэзию гражданской темы. С развернутым изложением своей позиции выступил составитель книги Николай Винник, заметивший, прежде всего, что, несмотря на уже высказывавшиеся подозрения в финансировании проекта со стороны чеченских средств пропаганды, он не ставил перед собой задачу собрать стихи против войны и вообще тексты, отражающие какую-либо определенную точку зрения на события, - напротив, дело идет об всестороннем отражении чеченской войны и всего, что с нею связано, в современной русской поэзии; с этой точкой зрения горячо солидаризировалась в своем выступлении Наталья Акуленко (Киев). Винник также пояснил, что мера привязки текста к заглавной теме у включенных в антологию произведений весьма различна, и в отдельных случаях ему даже приходилось запрашивать у автора определенные пояснения, дабы удостовериться, что текст подпадает под заданные рамки. С подробным анализом феномена антологии с позиций политической культурологии выступил Сергей Рыженков, отметивший, что в отсутствие в России гражданского общества такого рода жест оказывается его замещением, имитацией - а потому если можно говорить в данном случае о следовании традициям включенности русской литературы в общественную жизнь, то с непременным учетом существенного сдвига по отношению к традиционным формам и интенциям этой включенности. Об антологии также подробно говорили Дмитрий Кузьмин (настаивавший на том, что большинство авторов объединяет восприятие чеченской катастрофы как своего частного дела, события своей приватной жизни - и в этом полемичность собранного Винником материала по отношению к традиционным представлениям о гражданственности искусства) и Илья Кукулин (развивавший идею об искусстве как способе выработать отношение к проблеме такой сложности, какая исключает возможность рационального суждения). Чтения участников антологии открыли Михаил Сухотин (по просьбе Винника прочитавший стихотворение "Одну минуточку", знакомство с которым стало для Винника отправной точкой в работе над книгой) и Алексей Прокопьев (со стихотворением 1983 г., вошедшим в открывающий книгу раздел, посвященный поэтическому предчувствию кавказской войны). Далее свои стихи - как вошедшие в книгу, так и, в некоторых случаях, тематически примыкающие к ней, но написанные позднее - представили Владимир Строчков, Всеволод Некрасов, Татьяна Милова, Дмитрий Черный, Герман Лукомников, Дарья Суховей (Петербург), Ната Сучкова (Вологда), Александр Левин и Алексей Корецкий; Данила Давыдов огласил стихотворение Юрия Орлицкого "Читая "Время "Ч""", написанное под впечатлением от книги, Кузьмин и Анна Гедымин - вошедшие в антологию стихи соответственно Алексея Верницкого и Натальи Ванханен. Лазарь Шерешевский, помимо двух собственных эпиграмм, не вошедших в книгу, прочитал из нее стихотворение Дмитрия А. Пригова, а затем, в качестве комментария - пародируемое в нем стихотворение советского поэта 50-х гг. Георгия Рублева (судя по живой реакции зала, большинству присутствующих неизвестное). Во время вечера зал салона "Классики XXI века" был оформлен рисунками чеченских детей (которыми оформлена и книга).
1.03. Проект О.Г.И.
2.03. Георгиевский клуб
Презентация книги рассказов Евгении Кайдаловой "Дело кролика" (М.: Academia, 2000). Были прочитаны отрывки из составивших книгу нехитрых юмористических рассказов.
5.03. Премьера
Вечер прозаика Георгия Балла, приуроченный к выставке в Зверевском центре современного искусства выставки сына Балла, художника Андрея Демыкина. Были прочитан ряд недавних рассказов, в т.ч. уже звучавший (27.01.00) текст "Баня" памяти Игоря Холина и Генриха Сапгира. Значительная часть вечера была посвящена воспоминаниям Балла о Тарусе 60-70-х гг., прежде всего об Анатолии Звереве и Аркадии Штейнберге.
5.03. Образ и мысль
Вечер авторов издательства Эвелины Ракитской прошел в клубе во второй раз (см. 31.01.00). Во вступительном слове Ракитская заявила, что ее издательская деятельность (выпуск книг за счет авторов) направлена против кастовости литературы, потому что массовое писательство - это социальный механизм, включающийся в критические моменты развития общества. В начале вечера была кратко представлена только что изданная Ракитской книга избранных переводов одного из старейшин клуба Валентина Германа (особенно впечатляют открывающие книгу переводы из античных классиков, в т.ч. начальный отрывок "Илиады", в которых длинные строки подлинника разбиты на три-четыре стиха длиной в одно-два слова - как поясняет автор, "для удобства восприятия"). Затем со своими стихами выступили Анатолий Богатых, Елизавета Наркевич, Лев Болдов и другие (ставшие жертвами социального механизма, включившегося в критический момент развития российского общества) авторы; преобладала дамская лирика - впрочем, Игорь Калистратов, напротив, читал из поэмы про Ивана Грозного. Общую картину разнообразили юный Артем Космарский с задиристыми претензиями на авангардизм и Евгений Иглицкий, решивший почему-то познакомить публику со своими воспоминаниями о Льве Разгоне.
5.03. Проект О.Г.И.
Вечер издательства "Красный матрос" (СПб). Со своими текстами выступили как ведущие петербургские авторы издательства, сложившегося как рупор течения "митьков": Дмитрий Шагин (читавший хорошо известные миниатюры, в т.ч. знаменитого "Икарушку"), Владимир Тихомиров и главный редактор издательства Михаил Сапего, - так и активно сотрудничающие с "Красным матросом" москвичи. Новые стихи читал Мирослав Немиров (их идеологическое расхождение с фундаментальными принципами "митьков" вызвало ропот в публике), Владимир Белобров и Олег Попов прочли известный рассказ "Карасев и водорасты", изящно пародирующий сразу несколько ходовых концептов недавнего прошлого (идею мирового заговора, антиалкогольную кампанию и т.п.: пиво, по мнению героя рассказа, разбавляют водой некие водорасты, поскольку оно препятствует отложению солей, посредством которых водорасты осуществляют контроль над личностью и обществом). Были представлены новые книги издательства: сборник стихов Яна Шенкмана "Голубь идущий" и книга-проект Германа Лукомникова "Бабочки полет, или Хокку плюс" (см. 31.08.00); выступление Лукомникова вновь было построено на том, что три строки классического японского хайку произносил кто-то из публики, а четвертую, дописанную строку - сам Лукомников, однако в ход акции вмешался Немиров, выкрикивавший альтернативные подрифмованные к тексту хайку строки, - на чем вечер и закончился.
6.03. Авторник
Вечер поэта Константина Рубахина - младшего представителя воронежской поэтической школы, в последнее время, как и ее лидер Елена Фанайлова, живущего в Москве, - прошел по рекомендации членов клуба Фанайловой и Михаила Айзенберга, с которым Рубахина также связывают трудноуловимые ритмико-интонационные переклички (вообще особенностью рубахинской поэтики является ускользание эмоциональной и интонационной специфики на фоне вполне определенных цинического стоицизма Фанайловой и театральной экзальтации Александра Анашевича). Вечер завершился длинной дискуссией о концептуализме и постконцептуализме (в предварение круглого стола 27.03.) с участием Михаила Нилина, Натальи Осиповой, Татьяны Миловой и др.
7.03. ЦДЛ
Вечер женской поэзии "Могла ли Биче, словно Дант, творить?.." вел Илья Кукулин, сразу же заявивший о своем несогласии с его названием, отсылающим к известной самохарактеристике Ахматовой ("Я научила женщин говорить..."), которая не соответствует действительности (задолго не только до Ахматовой, но и до Данте творила, например, Мария Французская, автор одной из самых нетривиальных интерпретаций сюжета о Тристане и Изольде, - не говоря уже о Сафо). Стихи читали Полина Иванова (в последнее время вновь, как и в конце 1980-х, преимущественно использующая это имя, маркирующее более раскованные и резкие тексты, чем подписанные именем Ольга, - см. 27.11.00), Татьяна Милова, Юлия Скородумова, Екатерина Шевченко, Инна Кабыш и Александра Козырева. Сверх программы (по собственной просьбе) выступила поэтесса старшего поколения Нина Кан, прочитавшая два стихотворения и два перевода: на французский - стихотворения Пушкина "Я Вас любил. Любовь еще, быть может..." (выполненный нехарактерным для французской поэзии силлабо-тоническим стихом - возможно, вслед аналогичным пушкинским переводам Цветаевой) и на немецкий - стихотворения Есенина "До свиданья, друг мой, до свиданья...".
7.03. Проект О.Г.И.
Презентация книги прозы Андрея Бычкова "Ловец" (М.: Независимая газета, 2001). Вечер открыла директор издательства Ольга Морозова, представившая книгу в качестве первого выпуска новой серии "Цветная проза" (концепция серии - представлять читателям хорошую и разную литературу). Бычков поблагодарил издательство, прочитал несколько мантр, а затем - не вошедший в книгу рассказ "Пиздец постмодернизму" и (на два голоса с режиссером Игорем Махровым) минипьесу "Репертуар" (то и другое уже звучало 21.03.00 при презентации предыдущей книги Бычкова). Вечер сопровождался музыкой в исполнении группы солистов ансамбля "Мадригал" под руководством Антонио Грамши.
8.03. Классики XXI века
Вечер прозаика Викентия Нилина и музыкантов из фри-джаз-оркестра "ПОКАВА Ить". Как и прошлое свое выступление (25.04.00), Нилин начал программу прозаическими зарисовками постконцептуалистского толка, с присовокуплением минипьес (в одну-две реплики) и других миниатюр (в частности, в жанре "чистых рифм" - некоторые из них в самом деле поразительны, например: "Черномырдин - Солженицын"). Далее Нилин исполнил несколько песен на свои стихи (судя по тому, что они уже звучали 25.04.00, это были ключевые произведения его репертуара).
9.03. Георгиевский клуб
Вечер поэта Марка Ляндо. В стихотворной части программы преобладали пространные тексты с обильными культурно-историческими привязками, перемежавшиеся фрагментами из исторических трудов, которые зачитывал сын поэта Даниил Петров. Прозвучали также отрывки из мемуарной прозы Ляндо, повествующей о совместной с Николаем Боковым поездке по Франции. Вечер сопровождал фортепианными импровизациями Антон Ровнер.
11.03. Воскресенье Сапгира
Третий вечер цикла: тема "Посвящение и адресация в поэтическом тексте". В ходе обширной, хотя и несколько бессистемной дискуссии был намечен ряд поворотов темы. В наименьшей мере затрагивалась проблематика психологии творчества: можно отметить пассаж Ильи Кукулина про подспудно подразумеваемое автором, но не выставленное явно посвящение (в качестве примера Кукулин рассказал о своем разговоре с Ольгой Седаковой по поводу ее стихотворения "Неужели, Мария, только рамы скрипят...", в котором он усмотрел реминисценцию из книги "Москва - Петушки", - по словам Седаковой, она всегда ощущала это стихотворение как посвященное Венедикту Ерофееву, но не осознавала, с чем связано это ощущение) и замечание Дмитрия Кузьмина о возможности возникновения посвящения до появления самого текста либо post festum: в качестве примера Кузьмин прочитал три своих стихотворения, посвященных поэтам Фаине Гримберг, Андрею Сен-Сенькову и Василию Чепелеву, пояснив, что последние два изначально писались как адресованные этим авторам, тогда как первому посвящение было придано постфактум, когда Кузьмин заметил, что по ряду мотивов текст перекликается с более ранним стихотворением Гримберг. На этих же (собственных) примерах Кузьмин заметил, что посвящение текста другому литератору может принимать на себя максимальное количество различных функций: сугубо приватный жест, которому придана публичность, жест обращения как к фигуре культурного пространства, жест обращения к корпусу принадлежащих адресату посвящения текстов, наконец, способ обозначить апелляцию собственного произведения к более или менее определенному чужому произведению (в случае Кузьмина посвящения Чепелеву и Гримберг принадлежат к последнему типу, тогда как посвящение Сенькову сочетает в себе черты первого и второго, апеллируя как к поэтике Сенькова, так и к элементам его биографии). Развивая соображения Кузьмина в собственно текстуальной плоскости, Данила Давыдов заметил, что предельной формой посвящения является пародия; это положение взялись иллюстрировать Александр Левин и Владимир Строчков: Левин представил два своих стихотворения, а Строчков - свои ответные тексты, один - в жанре дружеского послания (обращенного, однако, не к Левину, а к левинскому персонажу), другой - чисто пародийный, с имитацией элементов левинской поэтики. Аспект бытования текста в культуре и психологии восприятия затронули, в свою очередь, Кукулин и Николай Винник. Кукулин заметил, что любое посвящение делит аудиторию на две части: знающие адресата и не знающие его; впрочем, уточнил затем Кузьмин, разделов может быть и больше - в частности, посвящение поэту будет по-разному воспринято читателем, знакомым только с произведениями адресата, и читателем, знающим самого поэта как личность (в этом случае аудитория делится посвящением минимум на три части). Винник, продолжая эту мысль, говорил о предельном случае - посвящении, функционирующем исключительно как знак заполненности соответствующей валентности в структуре произведения (например, посвящение, обозначенное одним инициалом): такое посвящение, полагает Винник, может быть призвано предъявить текст как более интимный, приотворяющий щелку в приватное пространство автора (а следовательно, более убедительный); с другой стороны, такое посвящение сигнализирует о наличии в произведении неких скрытых смыслов, понятных только узкому кругу посвященных. К проблематике структуры текста обратился Давыдов, отметивший, что посвящение является элементом "заголовочного комплекса", создающего предварительные условия для восприятия текста; впрочем, как заметил Кузьмин, некоторые авторы (в частности, Аркадий Драгомощенко), напротив, выводят посвящение в конец текста, чтобы исключить возникновение у читателя дополнительных установок при чтении. Особняком стоял в дискуссии ряд наблюдений Игоря Сида: о посвящениях как способе обустраивания собственного сегмента литературного пространства (автор адресует тексты важным и близким для себя товарищам по цеху), о том, что быть адресатом посвящения - приятно, и отсюда возникает возможность такого художественного жеста, как присвоение посвящений (Сид объявил о присвоении им стихотворения Михаила Нилина с инициалами в посвящении "И.С." и стихотворения Полины Барсковой, в котором упоминается Сид - надо полагать, средневековый). К последней идее Давыдов добавил указание на опыт Дмитрия Воденникова, стимулировавшего появление посвящений себе со стороны других авторов. Сид также предложил не упускать из виду встречающиеся у многих авторов посвящения животным и неживым предметам; впрочем, как отметил Давыдов, люди и другие адресаты уравниваются в единственном типе посвящений - in memoriam. На этом типе посвящений подробнее остановился Кузьмин, говоривший о своем проекте антологии стихотворений памяти литераторов и выделивший основные типы таких стихотворений (помимо архаических жанров эпитафии и надгробной оды): стихотворение-воспоминание (в качестве примеров были названы стихи Михаила Айзенберга памяти Евгения Харитонова и Сергея Гандлевского памяти Александра Сопровского), стихотворение, построенное на цитатах и парафразах конкретных текстов адресата, и стихотворение, воспроизводящее без цитатного или пародического элемента ключевые мотивы или интонации в творчестве адресата (в качестве иллюстрации такого подхода был прочитан текст Маргариты Черненко памяти Арсения Тарковского). В заключение прозвучали стихи памяти Генриха Сапгира: Юрия Орлицкого (в исполнении Кузьмина) и Александра Левина.
12.03. Премьера
Презентация книги стихов Германа Гецевича "Скальпель" (М., 2000). Среди прочитанных стихотворений (как из книги, так и не вошедших в нее) выделялись посвящения Генриху Сапгиру, Игорю Холину, Вадиму Сидуру и Льву Кропивницкому, обозначавшие личный пантеон Гецевича (особенно запомнилось стихотворение "Гжель" памяти Сапгира и Холина, пересказывавшее подлинную историю поездки двух поэтов в село Гжель для выступления, за которое с ними должны были расплатиться, но в итоге выдали вместо денег некоторое количество гжельской посуды, которую поэты всю обратную дорогу били). В некоторых текстах встречалась нетривиальная звукопись.
12.03. Образ и мысль
Свободные чтения открылись вторым (см. 26.02.) представлением пьесы Эдуарда Шульмана "Три девицы" в исполнении Светы Литвак, Юлии Скородумовой и Ольги Рейх. В дальнейшем на общем фоне непрофессиональной и неинтересной поэзии выделялись крепкий рассказ Тимофея Вольского "Опасное сечение" и забавный очерк Эвелины Ракитской об окололитературном городском сумасшедшем начала 90-х Григории Симакове.
13.03. Авторник
Вечер поэта Бориса Кочейшвили (первое персональное выступление) совпал с выходом первой большой публикации автора в периодике (мартовский номер журнала "Знамя"). Стихотворные миниатюры Кочейшвили близки к Ивану Ахметьеву и Александру Макарову-Кроткову особой наивно-созерцательной интонацией, способной выражать как мягкий юмор, так и подспудный трагизм; при этом средний текст Кочейшвили несколько длиннее ахметьевского (6-10 строк, оставляющих тем не менее впечатление миниатюрности в силу крайнего лаконизма), чаще использует рифму, элементы метра, словесные повторы и синтаксический параллелизм.
14.03. Проект О.Г.И.
Презентация книги стихов Николая Байтова "Времена года" (М.: Проект О.Г.И., 2001). Как обычно на презентационных вечерах поэтической серии клуба, был прочитан дайджест вышедшей книги. В поэзии Байтова прежде всего бросается в глаза беспрецедентная для современного русского стиха звуковая организация, в т.ч. и исключительная изощренность рифмовки. В содержательном плане следует отметить сквозную для всего творчества Байтова - как поэтического, так и, прежде всего, прозаического - проблематику возможности познания и понимания (характерен текст "Варсонофий сказал...", в котором один персонаж занят сомнениями в возможности познать мир и правильно отнестись к нему, а другие - сомнениями в возможности понять сомнения и наставления первого, да вообще его личность). Вообще проблемно-метафизическая нагруженность поэзии Байтова чрезвычайно высока, особенно на фоне ее недекларативности (несмотря на использование некоторых чисто риторических конструкций). По ходу чтения Байтов почему-то объявлял метр некоторых стихотворений. В завершение прозвучал не вошедший в книгу иронический верлибр "Мечта" (см. 31.08.00).
15.03. Метаморфозы
Вечер памяти поэта Елены Федотовой (1959-1990). О покойной вспоминали ее соученики по Литературному институту Светлана Максимова, Борис Головин (Гайнутдинов), Александр Закуренко. В исполнении Максимовой звучали стихи Федотовой - возвышенно-беспомощные упражнения на женские и почвенные темы.
15.03. Классики XXI века
Литературно-художественная композиция: живущий в США художник Шура Петров демонстрировал слайды со своей живописью (полностью, вплоть до сходных принципов называния работ, вырастающей из наследия Сальвадора Дали), музыкальное сопровождение обеспечивали Сергей Летов (живая музыка) и Алексей Борисов (миксы), а к некоторым работам давался стихотворный комментарий (звучали стихи Константина Кедрова, Александра Еременко, Ольги Сульчинской, Александра Иличевского и др.). Введение в контекст литературного клуба опытов по синтезу текста, музыки и изобразительного ряда следует признать обоснованным и даже в какой-то степени долгожданным, однако подача текста в актерском, а не авторском исполнении чревата, с другой стороны, полным разрывом с этим контекстом.
16.03. Георгиевский клуб
Презентация литературного журнала "Art Futurum". Главный редактор нового издания Евгений Степанов предстал перед литературной общественностью впервые, будучи фигурой абсолютно новой и неизвестной, поэтому осталось непонятным, являлись ли дифирамбы, произносившиеся им при представлении каждого выступающего, искренним выражением неофитского восторга перед лицом какой бы то ни было литературы или фигурой речи, которую Степанов как человек в литературном мире посторонний полагает необходимой при всяком разговоре о возвышенном. Первый номер журнала, пущенный Степановым по рукам, причудливо скомбинирован из сочинений студентов Литературного института и текстов воспитанников тамбовской литературной студии "Аз", которой руководил Сергей Бирюков до переезда в Германию; выступали на вечере, в основном, другие авторы - впрочем, Литературный институт был представлен числящимся в редколлегии журнала Сергеем Арутюновым с мрачно-глубокомысленными беспомощными стихами, Евгенией Свитневой с незатейливой малой прозой из книги "Мари Лиз" и Леонидом Кочетковым, основу выступления которого составило примитивистское стихотворение "Жучок" (написанное им еще в бытность школьником и звучавшее на Фестивале молодой поэзии в 1994 г.), прочитанное в переводах на несколько европейских языков. К молодым авторам Степанов отнес также Татьяну Граус, представившую лирическую прозу "Сны улитки" - ритмизованную, весьма возвышенную по лексике и напоминающую малую прозу Галины Ермошиной в сильно разбавленном и растянутом варианте. Другая группа выступавших (объявленных Степановым как авторы будущих номеров журнала), по-видимому, была рекомендована Бирюковым (явно консультирующим издание): со стихами выступили Анна Альчук, Евгений Даенин и Юрий Проскуряков (читавший, насколько можно было понять, довольно давние тексты, среди которых выделялся остроумный эксперимент: стихотворение, в котором все слова содержат букву "ж"), Дмитрий Авалиани представил панторифмы (из старой публикации в "Новом литературном обозрении"), Олег Дарк - рассказ "Учитель" (свободный от натуралистических крайностей и, возможно, поэтому чрезвычайно убедительный как в психологических мотивировках, так и в деталях рассказанной от первого лица истории о потери молодым человеком невинности, - впрочем, посвящение Бунину указывало на наличие в тексте еще одного смыслового пласта, реализуемого через интертекстуальные отсылки, надо полагать, к рассказам из "Темных аллей"). Татьяна Михайловская прочитала две небольшие прозаические притчи собственного сочинения, несколько текстов Ры Никоновой из цикла "Протопьесы" и фрагмент стихотворения Сергея Сигея, оборванный буквально на полуслове из-за трудностей при разборе слепой машинописи. В целом недоумение вызывает не столько появление ниоткуда неведомого субъекта с амбициями редактора и издателя, сколько готовность литераторов с достаточно серьезной репутацией участвовать в безответственных и бессодержательных прожектах.
17.03. Дом творчества молодежи на Воробьевых горах
Второй вечер программы "Так начинают жить стихом": встречи поэтов с московским юношеством. Со своими стихами выступили Евгений Рейн (предваривший выступление напутствием юным поэтам, которое сводилось к тому, что заработать стихами денег невозможно), Сергей Гандлевский, Лев Рубинштейн, Дмитрий Кузьмин (в начале своего выступления прочитавший - как он сам пояснил, для контраста - стихотворение, сочиненное им в школьные годы) и Станислав Львовский. Сверх программы несколько стихотворений прочитал Владимир Бережков. Вел вечер Евгений Бунимович.
17.03. Музей Маяковского
Вечер поэта Елены Шварц (Санкт-Петербург). Редчайшее появление в Москве одного из крупнейших поэтов Петербурга было обставлено со всей торжественностью - вплоть до установленной по требованию имеющегося у Шварц импрессарио (!?) платы за вход в размере 50 рублей (случай для московских литературных вечеров небывалый). Шварц выступала концертно, без предисловий и с минимальными комментариями, и покинула зал немедленно по окончании программы. Ощущение концертности усиливала сопровождавшая чтение интенсивная жестикуляция свободной рукой (во второй руке Шварц держала книгу). Все тексты читались по тому избранных стихотворений (СПб.: ИНАпресс, 1999); прозвучали небольшие поэмы "О том, кто рядом" и "Прерывистая повесть о коммунальной квартире" (собственно, единственный прозвучавший авторский комментарий как раз и касался жанра малой поэмы, в котором, полагает Шварц, она работает сегодня едва ли не одна), цикл "Элегии на стороны света" и ряд известных стихотворений ("Как Андрей Белый чуть под трамвай не попал...", "Песня птицы на дне морском" и др.).
19.03. Премьера
Программу "Чтения, посвященные женской археологии и некрофилии" открыла кратким вступительным словом Фаина Гримберг, говорившая о красоте человеческого (особенно женского) скелета и сделавшая краткий экскурс в историю средневекового скелета. Далее Гримберг прочитала известное стихотворение "Археология", посвятив исполнение памяти своего брата. Со стихами, так или иначе относящимися к теме, выступили далее Света Литвак (см. 29.12.00), Марина Тарасова и Александр Воловик (стихотворение про каннибализм, аллитерированное на шипящие). Гримберг и Андрей Гаврилин представили пьесу в стихах Гаврилина "Посылка из Киябы", изображающую древний Киев еще в бытность его хазарским поселением (надо понимать, со слов Гримберг, поскольку в пьесе явно присутствуют следы ее научной полемики с историками, изучавшими древнюю Русь). В заключение Гримберг сымпровизировала пародию на известное стихотворение Юрия Кузнецова "Я пил из черепа отца...".
20.03. Авторник
Презентация книги Игоря Смирнова и Надежды Григорьевой "Sensus privatus" (СПб.: Алетейя, 2001). Книга представляет собой рассказы Григорьевой с развернутыми (скорее культурологическими, чем филологическими) комментариями Смирнова, развивающими в плане стиля и метода его же работы о творчестве Владимира Сорокина - что неудивительно, поскольку проза Григорьевой представляет собой чистой воды эпигонство Сорокина (так, в прочитанном фрагменте рассказа "Rosa canina" герой проходит ритуал крещения, в котором в качестве крестного участвует секретарь его партийной организации, в результате же крестный с крестником совокупляются, причем в кульминационном эпизоде половой орган парторга-крестного именуется "голой правдой"); любопытным образом даже манера чтения Григорьевой - с претензией на актерство, различными голосовыми и интонационными эффектами (имитация заикания, шумное ускоряющееся дыхание - как будто при половом акте, и т.п.) - воспроизводит сорокинскую склонность орнаментализировать авторское чтение побочными эффектами (например, читать с иноязычным акцентом). Собственно чтение Григорьевой было предварено двумя предисловиями (видимо, написанными каждым из авторов специально для вечера), в которых соображения теоретического плана чередовались с апелляциями к житейским и приватным аспектам истории текста - в частности, пояснялось, что книга называется романом отчасти потому, что ее возникновение шло параллельно с развитием романа между авторами (впрочем, сохранение известной дистанции между авторами книги, появляющимися в текстах предисловий в качестве персонажей, и присутствующими на вечере авторами из плоти и крови обеспечивалось тем, что в обоих предисловиях была изменена гендерная принадлежность субъекта: Григорьева читала текст от мужского лица, а Смирнов - от женского). Смирнов категорически отказался от чтения отрывков из собственной части книги, зато между делом представил новый издательский проект, который он консультирует, - книжную серию "Pro-за женщин", показав сигнальный экземпляр открывающей ее книги Юлии Кисиной "Простые желания"; по просьбе Дмитрия Кузьмина Смирнов пояснил, что серия будет посвящена женской прозе, написанной в постсорокинском ключе, которая противостоит, с одной стороны, классической западной литературе феминизма 60-70-х гг., а с другой - все сильнее проявляющейся сегодня в русской литературе тенденции к коммерциализации (при следующем вопросе Кузьмина выяснилось, что о серии "Женский почерк" издательства "Вагриус" Смирнов ничего не знает - из чего, помимо прочего, явствует, что о положении дел в современной русской литературе Смирнов имеет представление весьма смутное). На вопрос Льва Рубинштейна о собственном литературном творчестве Смирнова тот признался, что в юности, в самом деле, сочинил детективный роман "Гости съезжались на дачу", но текст, по счастью, утерян. В беседе также участвовали Илья Кукулин, Андрей Бычков и др.
21-22.03. Проект О.Г.И.
Фестиваль молодых поэтов, приуроченный к Всемирному Дню поэзии, объявленному ЮНЕСКО. Соорганизаторами выступили содиректор клуба Николай Охотин, уже проводившая в клубе вечера молодых авторов (см. особенно 17.04.00) Евгения Лавут, Илья Кукулин и Дмитрий Кузьмин. Фестиваль был посвящен памяти похороненного 21 марта, непосредственно в День поэзии, Виктора Кривулина, и при открытии Кузьмин прочитал несколько его стихотворений, преимущественно из книги "Купание в иордани". Для участия в фестивале были привлечены четыре поэта более старших поколений: Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский, Иван Ахметьев и Вера Павлова, - которые должны были, по мысли организаторов, символизировать преемственность основного корпуса участников по отношению к ряду традиций, развивавшихся в пространстве неподцензурной литературы 1950-80-х гг. Каждый из четырех открывал одно из отделений программы, затем следовали авторы младшего поколения, в конце каждого отделения представлялись тексты отсутствующего по географическим причинам автора, - при этом отделения тяготели к относительной стилистической однородности, вплоть до прямых перекличек (Ахметьев - Филипп Минлос - Кирилл Медведев, Айзенберг - Константин Рубахин). Таким образом, на фестивале прозвучали стихи 25 молодых поэтов, включая четырех отсутствующих; нижняя граница поколения оказалась маркирована 22-летними Дарьей Суховей (Петербург) и Ириной Шостаковской, верхняя - 33-летними Николаем Звягинцевым и Виталием Пухановым (правда, последнего-то как раз логичнее было бы отнести к поколению предыдущему, поскольку его литературная социализация проходила в кругу таких авторов, как Виктор Куллэ, Леонид Костюков, Алексей Кубрик и др.). Другие города, помимо Суховей, были представлены Рубахиным и Александром Анашевичем (оба - Воронеж). Кроме уже названных, выступили со стихами Алексей Денисов, Ольга Зондберг, Татьяна Риздвенко, Мария Степанова, Станислав Львовский, Данила Давыдов, Кирилл Решетников, Яна Токарева, Дмитрий Тонконогов (единственный автор, участвовавший также и в фестивале 27-28.02.), Кети Чухрукидзе, а также сами Кукулин, Кузьмин и Лавут; Львовский представил также стихи Ярослава Могутина (США); стихи Андрея Полякова (Симферополь), Михаила Гронаса (США) и Елены Костылевой (Прага) читали актеры Виталий Поплавский и Юлия Лидерман. В отличие от фестиваля 27-28.02., данный проект явно не предусматривал никаких особенных открытий и неожиданностей: как относительный сюрприз можно расценить разве что новые стихи Риздвенко, ставшие существенно резче по тематике и интонации - похоже, отчасти под влиянием Елены Фанайловой (см. 4.07.00), а иногда даже вызывающие ассоциации с той же Костылевой, и новый цикл стихов Зондберг "Семь часов одна минута" (минимальная продолжительность светового дня в Москве) - миниатюры на верлибрической основе (с возникающими по временам рифмой и элементами метра), калейдоскопическим образом сочетающие моментальные снимки городского быта с отличающимися психологической достоверностью фрагментами потока сознания; освобожденное Зондберг место самостоятельного по интонации, но сугубо традиционного по манере версификации автора, маркирующего традиционалистский фланг младшего поэтического поколения, достается теперь, по-видимому, Токаревой, хотя ее тексты - как лаконичные миниатюры, так и не лишенные изысканности более длинные стихотворения - также чреваты авторской эволюцией в сторону более радикальных поэтик, каковую эволюцию за последние 6-8 лет уже претерпели Степанова, Поляков и Денисов. Из прочих представленных на фестивале текстов отметим особо маленький цикл Суховей памяти Кривулина, демонстрирующий нечастую для поминального жанра тонкость письма (мемориальные мотивы пробиваются в тексте подспудно сквозь посторонние, на первый взгляд, наблюдения и рассуждения). Основной задачей фестиваля, как можно понять, было репрезентативное представление поколения - при понимании репрезентативности не в статистическом ключе (в любом поколении преобладают эпигоны), а как представительство наиболее ярких, перспективных (= инновативных) тенденций. В этом смысле ощущалось отсутствие Дмитрия Воденникова с его опытами на грани поэзии и перформанса (впрочем, Воденников отсутствовал по "техническим", а не принципиальным причинам - судя по тому, что его имя значилось в афише фестиваля); сравнительно с программой фестиваля 27-28.02. значимым являлось также отсутствие Максима Амелина (т.е. отказ в значительности и перспективности чисто стилизаторским художественным стратегиям) и Александра Смирнова (т.е. отсутствие симпатии к эстрадно-рэповой ветви поэтического искусства); прямое продолжение футуристической традиции, которое в программе 27-28.02. персонифицировал Александр Сорока, уступило место гораздо более сложным и опосредованным отсылкам к футуризму и обериутскому наследию у самых разных авторов, от Давыдова до Степановой (впрочем, первоначально в программе был анонсирован и более ортодоксальный последователь обериутов Дмитрий Шукуров, так и не приехавший на фестиваль из Иваново, а стихи Могутина можно интерпретировать как прямое наследование Маяковскому). Однако наиболее существенно то, что в данном мероприятии не нашлось места для поэзии грамотной, прилично сделанной, но лишенной собственного лица, не предлагающей нового художественного языка. Общей чертой всех выступавших авторов (за вычетом разве что абсолютно книжной, дистиллированной, хотя и весьма эмоционально прочитанной лирики Чухрукидзе) служит их чуткость к нюансам времени, стремление уловить нерв эпохи, просматривающееся на самых разных уровнях организации стиха, от лексики до ритмики.
22.03. Классики XXI века
Вечер поэта Сергея Бирюкова (Германия). Была представлена компактная программа стихов с музыкальным сопровождением Сергея Летова. Бирюков также вкратце рассказал о своей обзорной критико-филологической книге "Поэзия русского авангарда", которая должна выйти в Издательстве Елены Пахомовой осенью 2001 г.; со стихами выступили Константин Кедров и Елена Кацюба, чьи стихи будут опубликованы в приложении к книге, в качестве иллюстративного материала.
23.03. Георгиевский клуб
Вечер прозы Ольги Ильницкой, предварившей свое выступление краткой историей своего обращения к короткой прозе: сначала ее не печатали, и писать длинно не было стимула, а потом печатали только в газетах, и писать длинно снова не было никакой возможности. И уже по переезде из Одессы в Москву Ильницкая узнала (из предисловия Анатолия Кудрявицкого к сборнику короткой прозы "Жужукины дети"), что ее метод письма называется "магическим реализмом" и т.п. Небольшие рассказы Ильницкой частично тяготеют к притче, частично - к лирико-психологической новелле, особого сдвига реальностей в большинстве текстов не наблюдается, а некоторые носят сугубо реалистический характер (например, самая крупная из представленных работ - "Круизный роман").
26.03. Премьера
Вечер поэта Ольги Городецкой. Читались оригинальные стихи, манерные и претенциозные (например, "сонеты" - в 14 строк, но с произвольной ритмической и строфической структурой, - построенные на навязчиво-прямолинейном повторе фонетических компонентов вынесенного в заглавие ключевого слова), и переводы китайской средневековой эротической лирики их книги "Цветы сливы в золотой вазе" (М.: ОЛМА-Пресс; СПб.: Изд.дом "Нева", 2000).
27.03. Авторник
Круглый стол "Литература начала века: после концептуализма или мимо концептуализма?" Дмитрий Кузьмин открыл чтением опубликованной в Интернете рецензии Александра Уланова на книгу стихов Дмитрия Воденникова "Как надо жить - чтоб быть любимым?": смысл рецензии сводился к тому, что Воденников заимствует у Дмитрия А. Пригова использование обезличенного, стертого языка и склонность к театрализации своих выступлений, не преодолевая концептуалистской деиндивидуализированности поэзии. Кузьмин предложить использовать материал Уланова в качестве отправной точки для разговора о том, как возможно в сегодняшней русской литературе наследование концептуализму и его преодоление. Михаил Айзенберг подробно остановился на самом концептуализме, заявив прежде всего, что, по его мнению, в центре внимания концептуализм был в 70-е годы, когда авторами-концептуалистами был впервые поставлен ряд проблем, которые последующими авторами были просто приняты к сведению; в наиболее резкой форме, полагает Айзенберг, ставится концептуалистская проблематика Владимиром Сорокиным, чьи тексты говорят о том, что у человека (в т.ч. у художника, у автора) нет и не может быть собственного языка, - однако, по мнению Айзенберга и солидаризировавшегося с ним Александра Левина, другие авторы по-прежнему ищут собственный язык и, находя его, освобождаются от проблематики концептуализма, преодолевают его. Напротив, Фаина Гримберг настойчиво проводила мысль о том, что концептуалистская идея работы исключительно с чужими языками лишь идеологизирует присущую всякой литературе универсалию: автор всегда работал преимущественно с чужими текстами, строя на этом какую-то игру (так, сказала в частности Гримберг, Толстой выстроил портрет Наташи Ростовой из шаблонов героини русской романтической поэмы и описания девушки с диагнозом "идиотия", взятого из английского медицинского справочника), и пресловутый "собственный язык" есть не что иное как умелая работа с чужими. Сергей Соколовский заявил, что художественная практика концептуализма давно себя исчерпала, но проблема в том, что концептуалисты вместе с практикой предлагали сразу и язык ее описания, а для конкурирующих с концептуализмом литературных практик адекватный язык описания до сих пор не найден, в силу чего концептуализм и остается в центре внимания (больше всего говорят о том, о чем понятно, как говорить). К мысли о неактуальности разговора о концептуализме и его преодолении присоединились Айзенберг и Евгения Воробьева, заметившая, что в России сегодня литературное пространство чрезвычайно раздроблено и проблематика концептуализма релевантна лишь для некоторых секторов этого пространства (между тем как набор проблем, кристаллизованных в поэзии Иосифа Бродского, актуален для большего числа таких секторов). Воробьевой возражал Кузьмин: выдвинутый концептуализмом тезис об исчерпанности индивидуального высказывания носит тотальный, абсолютный характер и требует от каждого автора реакции, которая может быть троякого рода: отрицание ("как же это индивидуальное высказывание исчерпано, когда вот, я его снова и снова совершаю?"), принятие (автор становится концептуалистом сам) и преодоление ("я знаю, что индивидуальное высказывание исчерпано, и поэтому мое высказывание не является индивидуальным, но я хочу знать, как мне его реиндивидуализировать!"). Важный опыт такой реиндивидуализации обезличенного высказывания Кузьмин усматривает у Воденникова и некоторых других авторов младшего поколения, которое, полагает Кузьмин, первым попыталось преодолеть концептуализм, а не отрицать или игнорировать его; Кузьмин остановился на одном из способов реиндивидуализации - введении в текст личных имен, относящих поэтическое высказывание к приватному пространству автора. Кузьмина оспорила Татьяна Милова, усмотревшая опыт преодоления концептуализма у Владимира Строчкова и Юлии Скородумовой, использующих самодостаточные игры разных пластов языка как способ формирования индивидуального лирического высказывания. Андрей Бычков говорил о концептуализме как об успешном пиаровском проекте по преимуществу, Людмила Вязмитинова выступила с высокой оценкой творчества Воденникова... В целом беседа носила довольно бессистемный характер, демонстрируя широкий разброс подходов ко всему, что связано с концептуализмом, даже внутри достаточно узкого сегмента литературного сообщества.
28.03. Авторник
Вечер поэта Шиша Брянского (Кирилла Решетникова) в "Подвальном цикле" Данилы Давыдова. Оставив за рамками вечера ранние тексты, ориентированные на развитие клюевских методов воссоздания не имевшего места в исторической действительности архаического письма, и стихи второй половины 90-х, развивавшие линию позднего Кузмина, Решетников читал только тексты, написанные под псевдонимом-маской Шиш Брянский - в т.ч. памятные по выступлениям 2.03.99, 20.12.00 и др. В стихах Шиша Брянского на переднем плане оказывается десакрализация широкого круга привычных этических и эстетических ценностей: элементы поэтики классицизма, романтизма, символизма, акмеизма, культурные авторитеты в диапазоне от Пушкина до Ольги Седаковой сталкиваются в каждом тексте с бранной и сниженной лексикой, мотивами разрушения, распада. В то же время на более глубинном уровне в текстах Шиша Брянского идет встречный процесс ресакрализации: инвективной лексике и всему связанному с нею смысловому полю возвращается ритуальный характер (хорошая иллюстрация - образ поэта как того, "с кем правота пиздела из-под глыб // и солнце зимнее еблося": с одной стороны, пародийно используется название известного публицистического сборника под редакцией Александра Солженицына, с другой - обсценное слово означает акт символического оплодотворения поэта природными силами). Отметим присутствие в публике Георгия Балла и делегации рязанских поэтов в составе Сергея Свиридова и Алексея Колчева.
28.03. Проект О.Г.И.
Презентация книги Маруси Климовой "Белокурые бестии". Во вступительном слове Вячеслав Кондратович сказал, что переводческая деятельность Климовой (Селин и др.) создает пространство для ее собственно авторского высказывания, пояснил, что роман "Белокурые бестии" - завершение трилогии, посвященной концу тысячелетия, начатой романами "Голубая кровь" и "Домик в Буа-Коломб", отнес трилогию к традиции петербургского романа и предположил, что такого рода обзорные произведения обретают подлинную значимость годы спустя, становясь источником изучения эпохи. Кондратович подчеркнул также, что в романе разрабатывается ницшеанская проблематика (которая, судя по аннотации, выражается, в частности, в представлении писательницы о конце века как о времени, когда каждый возомнил себя сверхчеловеком) - в то время как литература XX века, по мнению Кондратовича, в целом уделяла гораздо больше внимания Фрейду. Роман составляют эффектные, хотя пересказанные аккуратным, почти лишенным какого-либо индивидуального колорита языком, утрированно гротескные сцены из жизни артистического, журналистского, а иногда и политического сообществ (в некоторых героях явно зашифрованы представители литературного и издательского истеблишмента обеих столиц), увиденные глазами петербургской журналистки Маруси (разумеется, alter ego Климовой). Активная, вовлеченная позиция героини, как бы подчеркивающая ее беззащитность, может напомнить прозу Натальи Медведевой (например, роман "У них была страсть"), однако дотошные описания и энергичные, местами с обильной матерщиной, диалоги, формирующие концентрированную витальность и жесткий объективизм Медведевой, у Климовой, наоборот, подчинены идее тотального абсурда и мрачной ирреальности происходящего.
29.03. Классики XXI века
Вечер "Литература и психология: точки пересечения" состоял из двух частей: рефлексивной и художественной. Вечер открыл вступительным словом психолог Валерий Михайлов, настолько утомивший аудиторию тривиальными благоглупостями (в том духе, что литература и психология обе имеют дело с психикой), что репликами из зала был вынужден свернуть свое выступление. Компактное сообщение психолога Екатерины Перепелкиной сводилось к тезису о том, что психические особенности автора прямо отражаются в его произведениях, обуславливая особую актуальность этих произведений для читателей, обладающих этими же психическими особенностями. Основное время в рефлексивной части вечера занял Илья Колли пространным докладом "Чем плохая литература лучше хорошей?" с подзаголовком "Опыт критики гуманизма". Большая часть доклада Колли не имела к литературе никакого отношения: так, речь шла о соотношении научного и религиозного сознания (Колли констатировал недостаточность обоих, предъявляя при этом большие претензии научному сознанию, которое занимается только закономерными явлениями, игнорируя при этом явления единичные, - видно, что Гегеля Колли читал по диагонали, потому что единичное, первый член гегелевской триады, точно так же может быть закономерным, как особенное и общее). Основная идея Колли по поводу литературы состояла в том, что так называемая "серьезная", "высокая" литература в своих попытках достичь катарсиса описаниями страданий, переживаемых достойными людьми, формирует в массовом читателе нежелание быть достойным человеком и вследствие этого испытывать страдания (все это почему-то объяснялось на примере кинофильмов режиссера Дамиани), тогда как литература плохая, массовая либо описывает достойных людей как живущих в достатке и благополучии (или хотя бы достигающих такого состояния в итоге), либо описывает зло и ужасы, но недостаточно убедительно (ввиду своей художественной слабости), а потому не наносит человеку и обществу особенного вреда. Доклад Колли также был прерван по требованию публики. Во второй части вечера с собственными литературными сочинениями выступили авторы, являющиеся в то же время психологами по образованию. Крепкую, но свободную от оригинальности традиционалистскую лирику представила Ольга Сульчинская, декадентские по умонастроению стихи прочитал рыцарь второсортной литературы Колли; наиболее беспомощным было выступление Вадима Каневского, открывшееся текстом на заумном языке, в точности воспроизводящем модель известной сказочки Людмилы Петрушевской "Пуськи бятые". Своего рода вставным номером было выступление двух авторов по имени Ирина Ермакова: стихи со своим фирменным античным образным рядом читала поэт Ермакова, незатейливые прозаические миниатюры - прозаик Ермакова-Караган, известная также как московский представитель журнала "Крещатик". Наиболее эффектной частью вечера следует признать выступление Владимира Герцика, выдержанное, по собственному определению, в японском жанре хайбун (стихи в обрамлении прозаических фрагментов); варьируя материал, уже излагавшийся им в статье "Без тягостных сносок" (журнал "Арион" за 1996 г.), Герцик говорил о литературе как способе передачи внутреннего состояния автора и о символе как об основном средстве такой передачи, отмечая, что современные поэты, интенсивно работающие с символами (в частности, "метаметафористы"), напрямую черпают материал из собственного бессознательного. Обсуждение звучавших в ходе вечера идей не развернулось, хотя в задавании выступавшим вопросов были активны Елена Герчук, Леонид Костюков и др.
29.03. Проект О.Г.И.
Вечер прозаика Алексея Слаповского (Cаратов). Актерами студии Петра Фоменко был показан спектакль по пьесе Слаповского "Пьеса #24" (режиссер Сергей Пускепалис), после чего Слаповский предложил аудитории задавать вопросы. Поскольку вопросов не обнаружилось (только анонимный молодой человек из публики прочитал стихотворение на садомазохистские темы), вечер на этом закончился.
31.03. Библиотека имени Ахматовой
31.03. Проект О.Г.И.
Вечер поэта Дмитрия Строцева (Минск). Большая часть программы повторяла предыдущие московские выступления Строцева (9.01.99, 18.10.99, 23.05.00); из нового необходимо отметить фрагменты продолжения поэмы "Звероносец", в которых несколько усиливается стилизованная "наивность", построенная с учетом поэтики Хлебникова, Заболоцкого и имажинистского Есенина, а также фольклорной; сюжет менее катастрофичен - это любовно-эротическая история с радостно-экстатическими интонациями. Стилизованная наивность, "лесной" антураж и некоторые другие детали неожиданно напоминают средневековые поэмы про Тристана и Изольду. В целом, вероятно, Строцев - один из немногих авторов в современной русской поэзии, осмысленно работающий с элементами средневековой поэтики. По просьбе Андрея Анпилова Строцев вкратце рассказал о том, как сохраняется в Минске память о Вениамине Блаженном (во многом - учителе и наставнике Строцева), об отношении Блаженного к его изданным книгам (минский том "Сораспятье" устраивал Блаженного по составу, но некачественно издан и изобилует ошибками, московские "Стихотворения", подготовленные Алексеем Алехиным и Дмитрием Тонконоговым, представляют наиболее "грамотные", литературно "правильные" стихотворения - в то время как для Блаженного был принципиален фон общей "корявости", грубости рифм и т.п.). По предложению Ильи Кукулина Строцев рассказал о современной литературной жизни Минска, о подготавливаемой им к печати серии поэтических книг, представляющих несколько размытую, но, по убеждению Строцева, существующую "минскую школу", о постепенном сближении русских и белорусских поэтов, симптомом которого можно считать большую недавнюю публикацию Ольги Седаковой в переводе на белорусский.
|
