Весть о кончине Зинаиды Алексеевны застала меня за письмом в Москву по поводу издания книги ее многолетнего коллеги по "Русской мысли" и нашего общего друга Кирилла Дмитриевича Померанцева.
        Она позвонила мне (мы не были знакомы) вскоре после моего первого увольнения "по экономическим причинам" (а надо сказать, что я был единственным сотрудником газеты, кто пережил это печальное приключение дважды). Это было в середине 80-х. Телефон взяла у Нины Константиновны Прихненко, добрейшего и изысканно вежливого секретаря редакции, кого помнят все, кто хоть раз переступил ее порог.
        Сказала, что ей нравятся мои статьи и предложила помочь разобраться с архивами и корреспонденцией. В те годы Россия с жадностью и восхищением открывала для себя целый континент недоступной доселе культуры и истории Русского Зарубежья.
        Был у нас и еще один общий дорогой друг - Ирина Владимировна Одоевцева, которая, продиктовав мне первые главы "На берегах Леты", уже всерьез подумывала вернуться на берега Невы.
        Квартира Зинаиды Алексеевны, невдалеке от Триумфальной арки, была увешена картинами ее мужа, дипломата и художника Малевского-Малевича. ("Когда Светик умер, я сделала, что положено, поцеловала его, вышла из комнаты и больше не хотела его видеть".) Мы отвечали на письма, принимали журналистов. Зинаида Алексеевна диктовала что-то из воспоминаний, а я печатал это дома на машинке.
        Это был яркий, очень волевой и острого ума человек. Суждения ее были резкими и окончательными, но она с интересом и уважением относилась к иной точке зрения. Высказывания о людях - необычайно откровенными и контрастными, как хорошее черно-белое кино.
        Она была автодидактом во всем. Выковала свою необычайную судьбу и талант со всепокоряющей силой. Ивана Бунина, страшно стеснявшегося того, что образования у него было два или три класса, она утешала так: "Но теперь вы же классик русской литературы, первый стилист. А я вообще никогда и ничего не заканчивала. Так сложилась жизнь".
        В ее квартире пахло крепким кофе и крепкими сигаретами темного табака, несмотря на сильную одышку хозяйки. ("Как говорят французы, от чего-то надо умереть".) И еще был старый мопс, реакция которого на приходивших о многом ей говорила. И у него была одышка. Она очень боялась умереть раньше него. Это была живая память о Светике. Вижу их как сейчас на улице: оба приземисты, прихрамывают в одном ритме. Но в них не было ничего жалкого: было видно, что им обоим очень хочется жить.
        Она была антиподом иезуитства, лицемерия и грудью стояла за честь родной страны. Однажды она внимательно выслушала реакцию французских коллег-журналистов на какие-то события в Советском Союзе. Те поинтересовались ее мнением. "Сволочи", - пожала она плечами.
        В качестве курьеза она хранила ручные часики, подаренные ей Хрущевым, который называл ее "наша княгинюшка". Наша работа продолжалась несколько месяцев, и в память о ней у меня хранятся книги Зинаиды Алексеевны с трогательными надписями.
        Уже в 90-е годы, когда я работал с Великим князем Владимиром Кирилловичем, а потом с его семьей, она просила передать ценную вещь князю А.К.Голицыну в Москве. Это был последний раз, что я ее видел. Летом прошлого года я сопровождал Великую княгиню Леониду Георгиевну в Сент-Женевьев-де-Буа на отпевании и погребении Ирины Поздеевой, дочери директора парижского казачьего музея, и, после посещения дорогих могил на русском кладбище, предложил навестить Зинаиду Алексеевну в старческом доме, чтобы ее представить. Великая княгиня с радостью согласилась. С трудом отыскали дом. Но в те дни она... бежала в Париж. Именно бежала, как Толстой из Ясной Поляны. Прожив всю жизнь немного "против шерсти", она не могла подчиниться упорядоченному умиранию. И поэтому в самые последние дни она просто не принимала ничего того, чем ее заботливо пытались кормить с ложечки.
        В день ее смерти я уезжал из Парижа. А перед Зинаидой Алексеевной еще рано утром распахнулись Елисейские Поля и прошуршала последняя страница той великой эмигрантской книги о России, ради которой бились их громкие сердца.