Всё началось в далеком 2000 году, когда Е. В. Витковский предложил мне перевести для издательства "АСТ" "Trainspotting" Ирвина Уэлша. Поскольку я люблю работать с малоизвестными языковыми пластами (в данном случае речь шла о так называемом Scots, шотландском диалекте английского, и наркоманском слэнге эдинбургского дна), то я охотно согласился. Работа была увлекательной и заняла около трех месяцев. Текст получился озорным и веселым. Готовый перевод я сдал И. А. Вайсбурду, заместителю главного директора харьковского издательства "Фолио", и получил какой-то смешной гонорар. Оригинал также пришлось вернуть, и в данный момент я, к сожалению, им не располагаю. О дальнейшей судьбе перевода мне ничего не было известно.
        Отчаявшись увидеть свой текст напечатанным, я в конце 2001 года предложил его Максу Немцову, который в то время вел сайт "Лавка языков". 31 декабря 2001 года Макс опубликовал текст у себя на ресурсе, где он и висит до сих пор. Затем мой перевод был растаскан еще десятком сайтов, и на различных форумах мне доводилось читать о нем положительные отзывы.
        Но вот наступил 2002 год, и на полках книжных магазинов появился роман Ирвина Уэлша "На игле" в переводе И. Кормильцева. Книга вышла в издательстве "АСТ", ЗАО НПП "Ермак", в популярной серии "Альтернатива". Я взял ее в руки и остолбенел. На обложку была вынесена дословная цитата из моего собственного перевода! Привожу ее целиком:
        "Когда ты на кумарах, то не хочется ни говорить, ни слушать. Вообще не хочется никакой ебаной суеты... Иногда мне кажется, что люди становятся торчками только из-за того, что им подсознательно хочется немножко помолчать..."
        Я нашел это же место уже в самом тексте Кормильцева, и вот как оно звучит:
        "Когда я чувствую себя так, как он сейчас, мне не хочется ни говорить самому, ни слушать, как это делают другие. Я вообще не хочу ни хуя слышать. Не хочу – и все. Иногда мне даже приходило в голову, что люди идут в торчки, потому что они подсознательно тянутся к тишине..." (стр. 12, цит. по: Ирвин Уэлш, На игле. – М.:АСТ, 2004.)
        Оставляя в стороне неоспоримые достоинства кормильцевского "перевода" (чего стоит одна только фраза "люди идут в торчки"!), здесь налицо явная "подстава". Трудно сказать, сам ли господин Кормильцев "спалил хату", как сказали бы персонажи романа Уэлша, или ее "спалил" технический редактор. Я решил сличить свой перевод с текстом Кормильцева и на первых же страницах обнаружил целый ряд дословных идиоматических совпадений. Любой переводчик или редактор знает, что такие совпадения не могут возникнуть случайно. Особенности чужого текста начинают выпирать лишь в том случае, если кромсать его по живому. Чтобы не быть голословным, приведу для сравнения несколько цитат:

        На мой взгляд, достаточно, хотя приводить подобные примеры можно до бесконечности. Понятно, что в шотландском диалекте английского языка такие изысканные слова, как "доставучий", "хитрожопый", "стрем", и такие галантные выражения, как "спецом тянет резину", встречаются довольно редко, и если они попадаются в одних и тех же местах в двух разных русских переводах, то выглядит это, мягко говоря, подозрительно.
        Пролистав "перевод" господина Кормильцева до конца, я пришел к неутешительному выводу. Судя по сверхъестественно частым лексическим и даже синтаксическим совпадениям, Кормильцев взял за основу именно мой текст, проделав над ним то, что на переводческом жаргоне именуется "re-writing". По всей видимости, изначально мой перевод нужен был лишь в качестве элементарного подстрочника, иначе бы мистер Кормильцев со своими бездонными познаниями в английской лингвистике, наверное, попросту не осилил бы сплошь слэнгово-диалектный оригинал. Естественно, он в меру своих мощных силенок всюду пытается замести следы преступления, но улик остается слишком много, чтобы можно было закрыть на них глаза и счесть их "случайным совпадением". Разумеется, практика такого рода редактуры существует, но "re-writing" как-то некорректно называть собственным "переводом". Тем более что переводчик из Кормильцева, как знают все, кто хоть раз сталкивался с его опусами, не ахти какой. Первый попавшийся пример: "Внизу у паба "Зе Фит" такси отсутствовали как класс. Обычно, когда тебе такси и даром не надо, их там хоть жопой ешь" (стр. 9). "Класс такси", которые можно есть жопой? Что это еще за грезы престарелого содомита? И такого "добра" в книге навалом.
        О том, как Кормильцев испоганил мой живой текст, сделав из веселого романа вялое, анемичное, корявое, отчаянно тоскливое и безрадостное чтиво, можно было бы говорить еще очень долго. Книга толстая, и монструозностей в ней хоть отбавляй. Но я никак не могу понять, как можно было так в буквальном смысле облажаться и тиснуть на обложку дословную цитату из перевода, изуродованного холодными пальцами этого садиста-вивисектора? Крестный отец переводческой мафии, бездарный плагиатор и алчный терминатор живого великорусского языка, господин Кормильцев победно шествует по просторам англоязычной словесности, грузно отплясывая вальс сытого упыря на костях обманутых российских читателей.

        Р. S.
        Совсем недавно в издательстве "Ультра.Культура" вышла "Антология поэзии битников" (М.: 2004, сост. Г. Сергеева). Книгу открывает поэма Аллена Гинзберга "Вой" в переводе И. Кормильцева. Я перевел и опубликовал эту поэму на бумаге еще в 1998 году, а с конца 2001 года текст появился в сети.
        Когда я раскрыл роскошно изданную "Антологию", то взгляд мой невольно упал на до боли знакомую концовку "Воя". Процитирую ее полностью в переводе Кормильцева: "Я с тобою в Рокленде, мне снишься ты мокрый переплывший вплавь море пересекший пешком всю Америку в слезах стучащийся в дверь моего коттеджа в калифорнийской ночи". Привожу для сравнения оригинал: "I'm with you in Rockland / in my dreams you walk dripping from a sea-journey on the highway across America in tears to the door of my cottage in the Western night". И мой перевод: "Я вместе с тобою в Рокленде / во сне я вижу как ты идешь возвращаясь из плаванья промокший насквозь по шоссе через всю Америку плача ко мне в калифорнийской ночи".