Книга стихотворений "Физиология и малая история" Марии Степановой лидирует в моем личном летнем списке бестселлеров, а в самой книге особенно понравился диптих "Утро субботы, утро воскресенья". В рецензии, отправленной в "Новый мир", свою оценку этого произведения я, однако, не подкрепляю цитатами при том, что широко цитирую другие замечательные вещи из "Физиологии" - диптихи и триптихи ("Желание быть ребром", "Синяк (стихи о р. п.)" и др.). Всё дело в композиции диптиха "Утро...", в ней вся соль, надо приводить две части диптиха целиком. В бумажном журнале на это нет места, а здесь есть, так что я сейчас перепечатаю текст диптиха целиком и с огромным удовольствием, благо "Физиология и малая история" пока ещё не вывешена в Вавилоне. Особенно острое удовольствие, думаю, будет в том, что совпадение многих строк из первой части со строками во второй позволит мне буквально коснуться кончиками пальцев столь восхитившего меня поэтического приема, который, разумеется, не в повторении строк, а в том, как эти повторения работают у Степановой на сквозной сюжет "Физиологии и малой истории": круговорот человека в природе (с заходом на некую секретную метафизиологическую фабрику).
(1)
Все окна раскрыты, все шторы колеб-
-лются, и желтее, чем дынные недра,
Июльское солнце на плечи и бедра
Намазывается, как на хлеб.
Лежать поперечно кровати,
И знать, что не надо вставати,
Что воздух напрасно готовил
Укрытья, ходы, колеи,
Чтоб я в эти пазухи вставила-вставил
Шаги и колена свои.
Равняясь в безмыслии с липовой веткой,
Лежать-розоветь неприличной креветкой
В морщинах пустой простыни.
Как будто не чуя ни тренья, ни тленья,
Простым матерьялом без сопротивленья,
Бельем, а его простирни.
Движенье заразно, столетье железно,
Тем более буду
Под грузом субботы лежать бесполезно,
Качая свободу,
Как черную нефть из промасленной почвы
Из долгих гудков, неотвеченной почты.
|
(2)
Все окна раскрыты, все шторы колеб-
-лются, и желтее, чем дынные недра,
Июльское солнце на ветхие бедра
Намазывается, как на хлеб.
Не помню, мы женщины, или мужчины,
Иль мы разнополы, и кто вещество,
Ловящее воздух во рты и морщины
И трещины тела едва ль своего,
В морские морщины сухой простыни.
Деталями в масле грядущего тленья
Простым матерьялом без сопротивленья,
Бельем, а его простирни.
Лежим поперечно кровати,
Пустые сосуд,
Сознав, что не надо вставати,
И так унесут.
Что воздух напрасно готовил
И впрок размягчал колеи,
Чтоб мы в эти пазухи вставила-вставил
Болты и шарниры свои.
И как паровозы на ветер пол-порции дыма,
В мельчайшее зеркальце, бьющееся невидимо
У старческих губ, проверяя кондицию,
Свою выдыхаю петицию:
Последнего воздуха маленький груз
(На зуб, на зерно, на мышиный укус)
Отдам дорогому заводу.
Сама же иду на свободу.
На волю, на вы, отрясая печати,
Иду воскресенье как мышцы качати;
Как нефть из промасленной почвы
Из впредь неотвеченной почты. |
Да, как я и ожидала, операции Copy и Paste и затем внесения небольших (!) изменений (типа "Из долгих гудков, неотвеченной почты" vs. "Из впредь неотвеченной почты") прошли у меня с чувством глубокого удовлетворения. А что, интересно, испытал сочинитель, когда ему явился его замысел? Возможно то же, что и Моцарт, когда (есть легенда) музыка приходила к нему не в последовательности звуков, а сразу целиком, кто музыку столь же видел, сколько и слышал.
Признаюсь, при первом чтении диптиха по диагонали, при том, что всё тут черным по белому сказано недвусмысленно, я попалась на удочку заглавия и практически буквального повтора первой строфы, пребывая в убеждении почти до конца диптиха, что "лирическое тело" проводит ещё одно утро в отдыхе, уже в воскресном. И вдруг как гром среди ясного неба (этакое незаслуженное вознаграждение за псевдо-чтение!) осознание, что тихой сапой наступило утро не на следующий день, а через многие дни или годы, и не отдых тут, а умирание, и не "лирического тела", а любого тела, и не воскресение-день недели тут, а: "Иду воскресенье как мышцы качати".
Диптих этот - зеркало, отражающее сразу настоящее и будущее, жизнь и смерть. При повторных чтениях в строках из первой части будешь узнавать строки из второй и наоборот. Жизнь и смерть будут меняться местами этакий круговорот человека в природе, и никогда ещё этот круговорот не был столь зрим на белом листе бумаги, покрытом словами. (Картинки есть: у индусов изображение сансары, где младенец переходит незаметно в старика, а старик в младенца.)
Почему-то поэтическая техника взволновала меня больше, чем то, ради чего она была применена. Никогда ещё в моих глазах "форма" так не торжествовала над "содержанием" при том, что слиты они полностью. Настолько слиты, что повторить этот прием вряд ли возможно и нужно...
|