2.04. Классики XXI века

Вечер поэта Риммы Чернавиной. Читались стихи из двух вышедших книг Чернавиной, много новых текстов (преимущественно верлибрические миниатюры), два небольших прозаических сочинения. В ходе последовавшей оживленной дискуссии (протекавшей в целом без участия других литераторов) поэтесса заявила, что в ее стихах "происходит связь сознания с подсознанием", что "есть такие писатели и журналисты, которые работают на темные силы" (уклонившись, впрочем, от приведения конкретных имен) и т.п.

2.04. ЦДЛ

Вечер памяти прозаика и поэта Феликса Розинера подготовил и вел Анатолий Кудрявицкий, начавший с общего обзора творческого пути Розинера. По мнению Кудрявицкого, в прозе Розинер двигался от реализма романов к "магическому реализму" поздних рассказов, в поэзии же находился в значительной мере под влиянием Арсения Тарковского, что, однако, не мешало ему постоянно обращаться к тем или иным экспериментальным формам (так, Кудрявицкий сопоставил "номинативные стихи" Розинера с "предметниками" Михаила Соковнина). Лев Аннинский посвятил большую часть своего обширного выступления центральному роману Розинера "Некто Финкельмайер". По содержанию романа он отметил, как точно поставлена Розинером проблема "малых" национальных литератур и их взаимодействия с советским литературным процессом: сталкиваясь (в советские времена) с этим явлением не понаслышке, Аннинский счел своим долгом заявить, что если представитель великой литературы помогает представителю "новой" национальной литературы вступить в диалог с первой, то это дело благородное и разумное (кажется, излишне объяснять, насколько эти соображения Аннинского не имеют ничего общего ни с действительностью, ни, особенно, с романом Розинера). Аннинский посетовал также на печальную читательскую судьбу романа и писателя, поскольку "литературный процесс развалился как раз в тот момент, когда Розинер готов был в него включиться", а потому "Некто Финкельмайер" не получил миллионных тиражей каких-нибудь "Детей Арбата". После этих и других подобных высказываний Аннинского было особенно забавно слушать его сетования на окружавших Розинера в США литераторов второй эмиграции, мыслящих категориями позавчерашнего дня, - поскольку категории самого Аннинского, увы, весьма далеки от первой свежести. Дальнейшие выступления носили преимущественно мемуарный характер: Майя Злобина рассказала о начальных этапах судьбы "Финкельмайера" (на который она писала внутреннюю рецензию в "Новом мире"), Алиса Курцман - о раннем творчестве Розинера (книги о музыке), Борис Альтшулер и Вадим Ковда - о человеческих качествах писателя (Ковда говорил также о прототипе Леопольда в романе - Б.Н.Сималине, умершем в результате преследований КГБ по доносу будущего пародиста Александра Иванова). Выступления перемежались аудиозаписями самого Розинера - преимущественно его песнями и вокальным циклом по мотивам Экклезиаста в авторском исполнении (голосовые данные писателя, к сожалению, оставляли желать лучшего). Фортепианную сонату Скрябина - одного из любимых композиторов Розинера - исполнил Александр Райхельсон.


ОПРОВЕРЖЕНИЕ

По свидетельствам лиц, непосредственно бывших в курсе эпизода, о котором шла речь в выступлении Вадима Ковды, содержащаяся в отчете формулировка (не воспроизводящая сказанное Ковдой дословно, хотя и близко передающая смысл) не соответствует действительности. Показания, данные Александром Ивановым по этому делу, были вынужденными, а не добровольными, признания же, сделанные им на следствии, касались только обстоятельств, которые невозможно было отрицать.

3.04. Георгиевский клуб

Генрих Сапгир представил новую повесть "Армагеддон". Как и предыдущая работа Сапгира в этом жанре (см. 3.10.97), повесть сочетала элемент фантасмагории с острыми жанровыми сценками, причудливо соединенные призраком политической и культурной злободневности (в основе фабулы - подготовка по заданию КГБ двойников известных политиков; политики, впрочем, не действующие, а из недавнего прошлого, так что преобладающей тональностью оказывается фарсовая). В конце вечера Георгий Балл рассказал о реальном прототипе одного из персонажей - безумного писателя, перекладывающего "Братьев Карамазовых" стихами; такой человек действительно существует (правда, в США), и известие об этом было подарено Баллом Сапгиру.

5.04. Литературный музей

Вечер поэта Льва Лосева, организованный Дмитрием Кузьминым и Игорем Сидом, собрал, несмотря на всю свою внезапность, большую аудиторию. Открывая вечер, Кузьмин оттолкнулся от поверхностно-предвзятой газетной критики, твердящей по поводу Лосева о "профессорских стихах", и заявил, что сочетание творческой стихийности с исследовательским аналитизмом (присущее, в частности, Лосеву) является оптимальным для современной культуры. Лосев представил избранные стихи в обратной хронологии: от последних, еще не опубликованных, до первой книги "Тайный советник", в которую были собраны в Америке стихи, написанные еще в России. В такой последовательности, да еще в зеркальном отражении программы, составленной Сергеем Гандлевским (24.03.; впрочем, отобранные им тексты мало пересекались с выбором самого Лосева), особенно рельефно выявилась индивидуальная творческая стратегия Лосева: неуклонное прививание классическому, усвоенному частью от Ходасевича, частью от Ахматовой (не без посредничества Бродского) стиху обериутской (гораздо более радикальной по сравнению с футуризмом) остраняющей оптики. Впрочем, в ответ на вопрос Ильи Кукулина о футуристических и обериутских корнях сам Лосев остановился больше на первых, приведя переданные ему Александром Генисом слова Андрея Синявского: "Лосев - последний футурист," - с комментарием: "Никогда не слышал ничего более лестного". В свою очередь, Кузьмин в своем вопросе затронул проблему литературных поколений, на что Лосев ответил, что склонен соотносить себя не со своим поколением, а со следующим поколением московских литераторов, в том числе с присутствующими в зале (хотя имена и не были названы, но осталось совершенно очевидным, что имелись в виду прежде всего Гандлевский и Михаил Айзенберг).

6.04. Образ и мысль

Вечер поэта Владимира Строчкова. Были представлены тексты 1993-96 гг., развивающие основную линию строчковской поэтики, - с упором на масштабные тексты с эпико-драматическими элементами ("Федра: монологи", "Чапаев: фрагменты киносценария", "Еще одна легенда"), в которых морфологические, семантические, синтаксические деформации аранжируют деформацию какого-либо классического сюжета или культурного кода. Проявившаяся в творчестве Строчкова последних лет противоположная, миниатюристская тенденция была представлена циклом "Краткие обращения". В вечере принял участие Александр Левин, спевший ряд песен на стихи Строчкова и рассказавший о возникновении некоторых из них в результате совместного творчества (при написании песни Левин изменял или дописывал текст Строчкова, затем Строчков вновь правил получившееся, и т.д.).

6.04. Чистый понедельник

Презентация книги Инны Лиснянской "Ветер покоя" (СПб: Пушкинский фонд, 1998). Лиснянская прочитала ряд стихотворений последних трех лет (составивших новую книгу) и избранные более ранние тексты. С высокой оценкой творчества Лиснянской выступили куратор клуба Марина Тарасова, Юрий Кублановский и Алексей Алехин, особо отметивший, что общий уровень текущих текстов последних лет ничуть не уступает перед планкой, заданной два года назад фундаментальным избранным поэта.

7.04. Авторник

Третий вечер цикла "... и другие работы": Игорь Сид озаглавил свое выступление "Геопоэтический бросок на юг". Ни аллюзия к книге Владимира Жириновского, ни слово "геопоэтический" в названии акции никак не комментировались. Основу акции составили слайды, отснятые Сидом в бытность свою участником ихтиологических экспедиций на академическом исследовательском судне. Снимки изображали разнообразных морских тварей (от детенышей скатов до огромного "каменного окуня"), виды Антарктики (преимущественно айсберги), береговые пейзажи (главным образом остров Сокотра у берегов Аравии)... Публика выказала большой интерес к разнообразным экзотическим реалиям, а Сид - профессиональную квалификацию в неожиданной области (как выяснилось, его исходной специализацией были мелкие акулы). Помимо слайдов Сид продемонстрировал рисунки, в том числе портреты литераторов (Сергей Гандлевский, Михаил Айзенберг, Дмитрий Авалиани, Тимур Кибиров, Андрей Поляков, Николай Звягинцев, Дмитрий Кузьмин - последний портрет лихорадочно дорисовывался перед началом вечера). Были предъявлены также несколько йогических упражнений (дыхание одним легким и т.п.) и три эссе-манифеста: "Право текста на каприз" (см. 29.10.97), "Комментарии излишни" (см. 21.11.97) и "В защиту буквы Ё" (предваряющий готовящуюся в Крымском клубе акцию на сей счет). В целом мероприятие вступало в определенное противоречие с замыслом цикла, поскольку в фокусе внимания оказалась не манера письма, к которой прибегает литератор при обращении к другим речевым практикам, а собственно личность автора в ее многообразных проявлениях; впрочем, публика осталась довольна.

8.04. Музей Цветаевой

Презентация книги Ивана Жданова и Марка Шатуновского "Диалог-комментарий пятнадцати стихотворений Ивана Жданова" (М.: 1998). Во вступительном слове Жданов очертил особенность книги, подчеркнув, что комментарий в ней не носит литературоведческого характера, а стремится представить самопонимание современного человека - в то же время оставаясь привязанным к конкретному тексту. Шатуновский выступил с большим, изобилующим парадоксами эссе, сводившимся к ревизии категорий скучного и интересного: именно первая из них предстает у Шатуновского ценностно окрашенной, выступая коррелятом сущностно значимого в противоположность поверхностно привлекательному. Затем Шатуновский, по предложению Жданова, прочитал несколько своих стихотворений последних лет, после чего читал сам Жданов (в обратной хронологии). В конце вечера, вернувшись к жанровым особенностям вышедшей книги, Жданов отметил, что сама идея соединения текста с авторским комментарием достаточно популярна в последнее время (были названы имена Аркадия Драгомощенко, который, по мнению Жданова, вводит комментирующее начало непосредственно в ткань стихотворения, и Михаила Безродного; имя Виталия Кальпиди с его книгой "Мерцание" не возникло здесь, вероятно, потому, что неоднократно упоминалось выше: именно Кальпиди предложил Жданову написать комментарии к собственным текстам, а уж затем Жданов привлек к этой работе Шатуновского). С другой стороны, подчеркнул Жданов, поскольку в данном случае ему пришлось комментировать уже написанные, законченные произведения, тем самым уже отделившиеся от своего создателя, - постольку получившийся комментарий правомерно рассматривать как комментарий двух читателей.

8.04. ЦДЛ

Презентация книги Ларисы Миллер "Сплошные праздники" (М.: Глас, 1998), включающей, как обычно для этого автора, стихотворения (на сей раз не только новые, но и избранные за 30 лет работы) и эссе. Читались стихи и два прозаических отрывка (в том числе воспоминания о целине, читанные уже 28.03.; цитируемую в этом фрагменте песню тех лет "Я не знаю, где встретиться..." подхватила значительная часть зала). Песни на стихи Миллер исполнил дуэт Михаила Приходько и Галины Пуховой. О ранних этапах творческой биографии Миллер и о высокой оценке ее произведений рубежа 60-70-х гг. Арсением Тарковским и др. рассказал Борис Альтшулер. Выступили также Наталья Перова, Татьяна Бек, Алексей Смирнов.

8.04. Филиал Литературного музея

Вечер поэта Владимира Леоновича был посвящен новому сборнику "Хозяин и гость". Второе отделение Леонович предоставил поэту и прозаику из Сыктывкара Александру Клейну, преимущественно рассказывавшему о немецком плене и последующем пребывании в сталинских лагерях, иллюстрируя свой рассказ более чем непрофессиональными стихами.

9.04. Классики XXI века

Вечер поэта Ивана Ахметьева. Ахметьев задал тон программе текстом "Рубрикатор", перечислявшим определения, которые он как автор мог бы дать различным своим стихотворениям. Разверткой этого принципа явилось дальнейшее чтение, в ходе которого Ахметьев представлял стихи разного времени сведенными в формально-тематические разделы ("Арифметические стихи", "Посвящения", "Диалоги с классикой", "Геополитические стихи", "Магические стихи", "Перечисления" и т.п.). В заключение были прочитаны три прозаических текста, один из которых уже звучал (17.12.97) в рамках акции Клуба литературного перформанса - но теперь оказался переведен в жанр рассказа и озаглавлен ("За стеклянной стеной"). Второе отделение своего вечера Ахметьев предоставил для обсуждения поэтического раздела только что вышедшей антологии "Самиздат века" (Мн.-М.: Полифакт, 1997), одним из редакторов коего он являлся. Открыв этот разговор, Ахметьев посетовал на неопределенность концепции антологии ("антология хороших стихов или хороших поэтов?"), на недостаточную широту круга работавших над ней (прежде всего, на неучастие в этой работе Михаила Айзенберга), признал, что ряда важных фигур в антологии недостает (были названы имена Леона Богданова, Петра Смирнова, Вениамина Блаженного; не представлена также визуальная поэзия; в целом же Ахметьевым составлен, при содействии Германа Лукомникова, список авторов, которых стоило бы добавить в антологию, объемом в несколько десятков фамилий). В то же время, отметил Ахметьев, антология представляет собой важный шаг вперед по отношению к "Строфам века" Евгения Евтушенко: свыше полутора сотен авторов представлены в "Самиздате века" впервые. Выступавшие следом присоединились к высокой оценке антологии, несмотря на все высказываемые оговорки. Андрей Сергеев и Всеволод Некрасов заявили, что несколько имен видных представителей "официальной" литературы в таком издании неуместны; Некрасов особенно обрушился на автора вступительной статьи Льва Аннинского, в раннеперестроечных публикациях отказывавшего неподцензурной литературе в серьезном значении. Итог этой дискуссии подвел Дмитрий Кузьмин, заметивший, что сам по себе проект "Итоги века" с его характерной мегаломанией порожден контекстом былой и новой "официальной" культуры, и поэтому появление в рамках этого проекта антологии неподцензурной поэзии 50-90-х следует расценивать как прорыв на вражескую территорию.

10.04. Крымский клуб

Поэт Юрий Андрухович - одна из наиболее заметных фигур в новой украинской литературе - читал стихи (по-украински и в русских переводах Игоря Кручика и Александра Макарова-Кроткова), прозу, а также обзорную статью о литературной ситуации в своем родном городе Ивано-Франковске.

11.04. Музей Сидура

Вечер поэта Генриха Сапгира. Были прочитаны написанные в 90-е годы стихотворные циклы "Россия 91", "Новое Лианозово" и "Слова" (новая редакция книги 1972 г., близкой, по мнению Сапгира, его поискам 90-х в области преобразования синтаксиса - прежде всего, циклу "Собака между бежит деревьев"). Прозвучали также совсем недавние стихи, "еще не собранные в цикл" (характерное признание для поэта, в чьем творчестве циклизация и серийность играют столь важную роль). "На закуску" Сапгир представил несколько текстов из книги "Дыхание ангела", лежащих на грани стиха и перформанса.

11.04. Shakespeare

Презентация книги группы "Коллективные действия" "Поездки за город" (М.: Ad Marginem, 1998). Участники презентации - лидер и идеолог "КД" Андрей Монастырский и активные участники группы Николай Панитков, Сергей Ромашко, Игорь Макаревич - по большей части уклонялись от комментариев, особенно по поводу соотнесения деятельности "КД" с предшествующим и последующим искусством. Монастырский заметил лишь, что субъективно на него оказала преимущественно влияние работа Джона Кейджа в музыке, и заявил о своем интересе к перформансам Олега Кулика и Александра Бренера; вопрос Дмитрия Кузьмина об акционной практике русских футуристов и обериутов и, с другой стороны, "литературных перформансах", связанных первоначально с фигурой Нины Искренко, остался без ответа. О важной роли "КД" в становлении нового российского искусства говорили также Никита Алексеев и Сергей Ануфриев.

13.04. Образ и мысль

Вечер поэта Виталия Калашникова. Вопреки обыкновению, Калашников только читал, не обращаясь к исполнению под гитару, что, однако, не снимало с его стихов некоторого романтического налета, свойственного бардовской культуре в гораздо большей степени, чем современной поэзии. Вставным номером прозвучали несколько превосходных по легкости и непринужденности детских стихотворений. Калашников показал также свои работы в области художественной керамики.

14.04. Эссе-клуб (в помещении ПЕН-Центра)

Вечер художника и эссеиста Гелы Гриневой был объявлен в жанре "вернисаж-эссе". В зале ПЕН-Центра были выставлены два цикла картин Гриневой, связанные с кельтским фольклором и романтически воспринятым старым Крымом. В продолжительном устном эссе Гринева говорила преимущественно о связи своих занятий живописью и эссеистикой и своего увлечения историей, построив объяснение на предположении (с апелляцией не только к своему опыту, но и к опыту других людей) о некоем полумистическом "реальном адресе" человека - его духовной "приписке" к какой-либо эпохе и культуре, не обязательно совпадающей с теми, в которых он живет. Муж Гриневой Василий Голованов также выступил с устным эссе - о путешествиях уже не во времени, а в пространстве (но не менее нагруженных глубоко личностными смыслами). С приветствиями и поздравлениями выступили Рустам Рахматуллин, Вилли Мельников (прочитавший два стихотворения на непонятных языках), Юрий Нечипоренко и другие.

14.04. ЦДЛ

Вечер прозаика Екатерины Садур. Были прочитаны рассказ "Мальчик со спичками" и фрагменты романа "Дети лета тише воды и ниже травы"; комментируя тексты, Садур заявила о своей приверженности традициям классического реализма, отметив в то же время свой интерес к мистическим основам бытия, проявившийся, в названном романе разделением московского топоса на вертикальную и горизонтальную составляющие - "как в Старшей Эдде". Некоторая двойственность самоопределения хорошо отражалась в прочитанных текстах, тем более удобных для сопоставления, что в центре внимания в обоих (впрочем, как в большинстве текстов Садур-младшей) оказывались дети. "Чистый" реализм рассказа, наследующий позднесоветской традиции рассказов о детской жестокости (Юрий Вяземский и др.) и стремящийся, аналогичным образом, к лаконизму, точности мелких деталей и четкости речевых характеристик, обнаруживал некоторую техническую слабину, особенно в последнем элементе (трудно представить в устах младшей школьницы выражения типа "зароем под кустом бузины", при естественном "под кустом" и менее вероятном "под бузиной"). В то же время романные эпизоды, насыщенные символами и архетипами, воссоздающие не столько реальность детства, сколько его метафизику, производили хорошее впечатление. Некоторое недоумение вызывала манера 20-с-лишним-летнего автора говорить о себе в выражениях типа: "С этого романа началась моя слава" etc.

16.04. Классики XXI века

Вечер поэта Глеба Шульпякова. Читались стихи (рядовые: уроки Бродского, усвоенные через Олесю Николаеву) и переводы из Уистана Одена.

По окончании программы состоялось другое, сверхплановое мероприятие - презентация сборника современной русской поэзии "Turspalt an der Kette" (Dusseldorf: Grupello Verlag, 1998), составленного Алексеем Алехиным и переведенного на немецкий Александром Ницбергом. Ницберг представил переводы присутствовавших в зале авторов сборника - Генриха Сапгира, Владимира Строчкова, Аркадия Штыпеля и др., с параллельным чтением русских оригиналов (так и в книге), благодаря чему можно было усмотреть более чем редкое в зарубежной переводческой практике следование ритмическому и звуковому строю подлинника. Эта особенность метода переводчика вызвала оживленный разговор, в ходе которого Ницберг (горячо поддержанный Алехиным, Александром Самарцевым и другими) заявил о своей приверженности русской переводческой школе, стремящейся к всестороннему воссозданию текста на другом языке. Переходя к современной немецкой поэзии, Ницберг отметил, что конвенциональный стих находится в ней не в лучшем положении, да и вообще, по его мнению, пространство немецкой поэзии сегодня основано больше на игре авторских репутаций, чем на художественных достоинствах произведений и реальном интересе к ним со стороны читающей публики. Поставленный Татьяной Миловой принципиальный вопрос о том, что происходит с воссозданными на другом языке структурными особенностями оригинала при восприятии их в контексте другой культуры, где эти особенности имеют совершенно иные коннотации, остался, к сожалению, без ответа. В заключение Ницберг прочитал несколько своих переводов на русский язык, в том числе знаменитое стихотворение Бодлера "Падаль" (едва ли превзойдя эталонную версию Вильгельма Левика).

16.04. ЦДЛ

Вечер литературного клуба "Чистый понедельник" прошел по несколько измененной, сравнительно с анонсом, программе (в частности, без Инны Лиснянской и Генриха Сапгира). Открывая его, куратор клуба Марина Тарасова заметила, что выступающие в клубе авторами объединены вниманием к вопросам духовности. Вполне логичным выглядело предоставление после этого слова Юрию Кублановскому, посетовавшему, что Страстной Четверг - не лучшее время для поэтического вечера, но прочитавшему несколько стихотворений. Вслед за этим выступили Алексей Алехин (прочитавший среди прочего нечастый в русской стихотворной практике образец большой верлибрической формы - текст "Покупка рождественских подарков в ГУМе"), Игорь Меламед, Ефим Бершин (как бы анонсировавший свой вечер 20.04. фрагментами цикла "Монолог осколка"), Борис Викторов. Сама Тарасова прочитала три стихотворения - в том числе неожиданно резкий сатирический текст свободным стихом: телерепортаж с Голгофы. Вечер завершился двумя текстами Дмитрия Кузьмина, предварившего свое выступление замечанием о том, что поэзию можно условно разделить на попытки пересоздать мир и попытки его увидеть (свои сочинения Кузьмин отнес ко второму типу текстов).

17.04. Георгиевский клуб

Вечер поэта Ларисы Березовчук. В первом отделении была представлена только что вышедшая первая книга Березовчук: прозвучали 9 из 12 элегий цикла "Цветение реликтов", составившего половину книги. Березовчук предварила чтение краткой характеристикой своего творческого метода, выделив в качестве фундаментальных черт своей поэтики отказ от тропов и стремление употреблять слова только в прямом значении, присутствие в каждом тексте скрытого сюжета, полный отказ от постромантического психологизма в пользу риторики в барочном понимании ("произнесение без отождествления") и приоритет устной формы существования текста перед письменной, связанный, по мнению Березовчук, с тем, что начинала она в литературе с драматической формы и с текстов на музыку (Арво Пярта). Чтение Березовчук, несомненно, выбивается из канона авторского исполнения, приближаясь к моноспектаклю: сложный интонационный рисунок, развитый пластический аккомпанемент, подчеркнутая целостность программы... Второе отделение было построено автором как своего рода мастер-класс по декламации. По просьбе Березовчук ей ассистировали Евгения Воробьева и Дмитрий Кузьмин, произносившие предлагаемые ею слова и выражения; затем Березовчук читала свои тексты, в которых эти слова и выражения встречались; этот эксперимент, по мысли автора, должен был показать, что возможна работа с речевой интонацией помимо психологических мотиваций - опираясь на некий стандарт произнесения тех или иных слов, содержащийся в речевом опыте; подтвердить свои соображения экспериментально Березовчук, в общем, не удалось, что не делает их менее интересными. В ходе завершившей вечер дискуссии с участием Кузьмина, Александра Уланова, Марка Ляндо Березовчук воздержалась от однозначного ответа на вопрос о том, является ли ее авторское чтение неотъемлемой частью произведения, допустив (как и Ры Никонова, чьи сочинения вызывают этот же вопрос, - ср. 27.02.) исполнение своих текстов другим чтецом; Березовчук добавила к этому, что вопрос обозначения интонационных движений непосредственно в тексте находится в сфере ее внимания, но настаивать на таком обозначении как на обязательном элементе она не рискует, опасаясь выхода произведения за черту допустимой сложности.

20.04. Чистый понедельник

Вечер поэта Ефима Бершина открылся циклом стихов "Монолог осколка", только что опубликованным в журнале "Континент" и основанным на впечатлениях автора от работы корреспондентом в "горячих точках" СНГ - Приднестровье и Чечне. Цикл заострен на психологическом состоянии человека на войне и обращается к тропеическим и риторическим средствам, минуя, по большей части, предметную конкретику, - но отзыв куратора клуба Марины Тарасовой, воспринявшей цикл как посвященный Великой Отечественной войне, приходится все же признать недоразумением: понимание войны не как действия, а как состояния, в сочетании, однако, с мерой отстраненности, достаточной для использования аллюзий (особенно к Блоку) и образов из неоромантического канона (скажем, музыкальных), отчетливо характеризует психологический материал стихов как современный. В кратком обсуждении цикл получил высокую оценку со стороны Кирилла Ковальджи, Александра Самарцева и др. Звучавшая затем лирика последних лет (к тому же и прочитанная с куда меньшей экспрессией и выразительностью) произвела меньшее впечатление.

21.04. Авторник

Цикл "Редкий гость": вечер прозаика Андрея Левкина. Левкин представил что-то вроде творческого отчета за последние 10 лет, закончив двумя большими (по сравнению с типичной для него формой короткого рассказа) произведениями 1995-97 гг.: прочитанным фрагментами циклом "Фотограф Арефьев" в завоевывающем популярность псевдожанре описания несуществующих визуальных работ и текстом "Обратная перспектива" - своеобразным глоссарием к материалам дела об убийстве императора Александра II. В обоих случаях актуальная постмодернистская структура успешно выступала несущей конструкцией для то ли метафизически, то ли психоделически, а подчас и просто лирически фундированного текста - что и характерно для того пласта петербуржской литературы, к которому Левкин себя относит и который, по его мнению, восходит к прозе Виктора Шкловского и поздним произведениям Лидии Гинзбург. В краткой беседе на эту тему Левкин связал нервное напряжение вокруг проблематики постмодернизма в России с тем, что эта проблематика наложилась здесь на кризисное общественное сознание, тогда как на Западе возникла в ситуации гипертрофированного благополучия, вызывавшей потребность "переставить" явления окружающего мира каким-то иным образом, чтобы из этой рекомбинации возникла новая энергетика, "пошел ток". Касаясь литературной ситуации в Латвии 80-х (в которой возник журнал "Родник", издававшийся при его активном участии), Левкин, в противоположность Сергею Морейно (27.01.), оценил ее весьма скептически, еще раз подчеркнув свою ориентацию на петербуржский контекст.

23.04. Классики XXI века

Вечер поэта Владимира Аристова. Была представлена новая книга Аристова "Реализации" (М.: ЛИА Р.Элинина, 1998), написанная во второй половине 80-х; Аристов предварил чтение замечанием о своей приверженности малой книге с целостной композицией ("Реализации" состоят из трех поэм и двух связующих стихотворений). Во втором отделении звучали стихи последнего времени, а также избранные тексты из двух ранее изданных книг Аристова ("Отдаляясь от этой зимы" и "Частные безумия вещей").

24.04. Георгиевский клуб

Акцию-семинар Евгении Воробьевой "Возможность и невозможность интерпретации" открыл Олег Кузницын эссеистическим текстом "Посттеоретический комментарий к Владимиру Сорокину". Комментируя затем собственный текст, Кузницын попытался оспорить идею (связанную им с работами С.Зонтаг и К.Шапиро) об интерпретации как репрессивном акте и об идеале бессубъектного чтения, не нуждающегося в интерпретации: по мнению Кузницына, критика интерпретации есть критика социального бытования текста и потому бессмысленна. В дальнейшем: Алексей Корецкий охарактеризовал интерпретацию как сотворчество; Павел Лещенко заявил, что текст является предлогом к интерпретации; Владимир Герцик определил интерпретацию как приписывание данной структуры данному объекту и включение его в большую структуру. Попытки Воробьевой и Давыдова (предложившего разграничить интерпретацию философскую и интерпретацию критическую как вектор от текста и вектор к тексту) перевести разговор об интерпретации вообще на разговор об интерпретации критической не имел успеха. Итог акции был подведен Герциком: "Слово интерпретация имеет много интерпретаций. Это вопрос веры." Вечер завершил текст Корецкого "13 способов деформации и убийства поэтического текста" (как то: неполное воспроизведение, воспроизведение с ошибками и т.п.). Существенного элемента акции или перформанса усмотреть в мероприятии не удалось: программа Воробьевой смещается в сторону привычных (хотя бы по Эссе-клубу) герменевтических бесед.

25.04. Музей Маяковского

Вечер российско-британского поэтического фестиваля: Кэрол Руменс и Евгений Рейн. Руменс прочла, помимо оригинальных стихов, переводы из Рейна и Иосифа Бродского, а также вольное (и несколько "британифицированное") переложение басни Крылова "Кот и повар". Переводы (посредственные) нескольких стихотворений Руменс на русский язык прочитал Юрий Дробышев. Рейн в своем выступлении сделал акцент на достаточно старых стихах (отчасти входивших еще в первую его книгу "Имена мостов"). Ничего общего между выступающими усмотреть не удалось.

26.04. ЦДЛ

Вечер российско-британского поэтического фестиваля: встреча английских и русских поэтов. С английской стороны участвовали Кэрол Руменс, Трейси Херд и Нил Эстли (рассказавший также о своей деятельности в области издания английской поэзии). Российскую сторону официально представлял один из писательских союзов, от лица коего гостей приветствовала Людмила Абаева. Как и все, в чем участвует эта дама и ее контора, мероприятие носило бредовый и выморочный характер. Подстрочники английских авторов были, оказывается, розданы российским литераторам, и по этим подстрочникам выполнили переводы из Херд и Эстли Игорь Меламед и Инна Ростовцева. Ростовцева порадовала публику длинной бессвязной речью, построенной на силлогизмах такого примерно порядка: "В стихах Нила Эстли ребенка не принимают родные, - а ведь даже Грегора Замзу у Кафки в конце концов приняли родственники: ведь они давали ему еду. Вот как ожесточился мир!" После этого уже не приходилось удивляться тому, что верлибры английских авторов оказались в переводе Ростовцевой метрическим рифмованным стихом с приподнятой лексикой, напоминающим переводы Бальмонта из Шелли или Китса. Еще одним участником официальной программы оказался Дмитрий Бак, заявивший, что насущной задачей российского стихотворного перевода является восполнение лакун в переводе английской классики - в частности, появление на русском языке полного Вордсворта, и предоставивший слово вновь Меламеду, прочитавшему достаточно, по-видимому, профессиональный перевод длиннейшей и скучнейшей баллады. Тягостное впечатление, оставленное всем вышеописанным, отчасти было сглажено выступлениями переводчиков, не причастных к организаторским потугам Абаевой: переводы Руменс прочитали Анатолий Кудрявицкий, Станислав Львовский и Дмитрий Кузьмин, переводы Херд - Кузьмин и Александр Уланов.

27.04. Образ и мысль

Вечер из цикла "Дмитрий Кузьмин представляет молодых авторов" объединил в одной программе Наталью Черных и Ольгу Зондберг. Поэзия и стихопроза Черных (уравниваемые в правах объединением в одни и те же циклы и "альбомы" - см. 24.10.97) во многом основываются на православных, святоотческих источниках, часто тяготеют к жанровому канону притчи - и с этим сочетаются, порой парадоксально, хлебниковские медитации над словами, тяготение к напевности и прозрачности красок (ср. много следов итальянской культуры в текстах), мышление архетипами, свойственное определенной части западной рок-поэзии. Генезис поэзии Зондберг определить сложнее: она не столь погружена в культурный контекст; в то же время назвать ее непосредственной трудно: во многих текстах присутствует интонация отстраненного наблюдения, в фокусе которого чаще всего оказываются моменты перехода из одной среды в другую и возникающие при этом двоения и отражения (зеркало, детство, сон); частые у Зондберг стихи о детстве отличаются редким по сложности эмоциональным наполнением, далеким от обычного ностальгического мотива. В ходе вечера Зондберг представила также прозу, из которой наибольший интерес представлял рассказ "Вечерний звон для утреннего пользования". Беседа, завершившая вечер, касалась, главным образом, биографий авторов и способов их социализации и самоидентификации.

28.04. Эссе-клуб

Тема заседания "Мотивация письма и проблема жанра" была представлена в обстоятельном выступлении Леонида Костюкова. По предположению Костюкова, можно попытаться классифицировать импульсы, дающие начало произведению, или, вернее, зародыши, с каких произведение начинается, и установить корреляцию между этой классификацией и традиционной системой жанров, за счет чего внести в последнюю определенные коррективы. Опираясь преимущественно на свой творческий опыт, Костюков выделил следующие типы импульсов: 1) некоторый голос, слышимый автором, который выступает как посредник между этим голосом и читателем, - так конституируется проза "потока сознания"; 2) автор, долго перестраивая свое зрение, начинает видеть некий мир (не вполне тождественный реальному) некоторым взглядом (не тождественным его собственному) - и описывает, что видит, так порождается другой тип прозы от первого лица, в котором, в отличие от первого, происходит отождествление автора с повествователем; 3) в начале зарождается зерно сюжета - на выходе классическая новелла; 4) традиционный рассказ порождается творческой активностью автора в культурной ситуации, когда жанр рассказа живет в культуре, - то есть, в некотором смысле, лежит в сфере взаимодействия автора с литературным процессом; 5) "чувство невидимого центра": некая не формулируемая словами тема порождает разнонаправленные ассоциации, связаннные между собой лишь опосредованно - через не данный в тексте "центр", - получается своеобразное эссе коллажно-мозаичного типа. Костюков отметил также, как возможность, другой тип эссе, основанный на использовании глубинных ресурсов памяти, отказавшись, однако, от подробного комментария по этому поводу, поскольку такой способ письма случился в его практике лишь раз. Система, предложенная Костюковым, показалась, по-видимому, участникам дальнейшего разговора слишком индивидуальной (за вычетом разве что разграничения рассказа и новеллы, вызвавшего поддержку нескольких выступавших) - а потому преобладали в дискуссии различные соображения о психологической, метафизической и риторической природе литературных родов и жанров. Марина Кудимова, в продолжение своего выступления в Эссе-клубе 9.12.97, говорила о разноприродности поэзии и прозы: поэзия зиждится на иной речи, проза создает иной мир; кризис поэзии сопряжен с утратой человеком цельности: начинается экспансия прозы, и верлибристы, носители этой экспансии внутри самой поэзии, продолжают именовать себя поэтами лишь ради сохранения жреческого статуса; затем терпит неудачу и проза, что приводит к возникновению срединной формы эссе. Антиисторизм и антифилологизм позиции Кудимовой был отмечен Дмитрием Кузьминым и Алексеем Прокопьевым; вместе с тем, заявил Кузьмин, идея Искусства как Иного вполне правомерна, но не стоит понимать это Иное как предлежащую художнику данность: пафос искусства - в оптическом сдвиге, позволяющем увидеть как Иное любой участок действительности; в качестве крайнего примера Кузьмин привел стихотворные ready-made миниатюры Михаила Нилина. Полярные точки зрения по заданной Костюковым проблеме заявили Андрей Цуканов, отметивший, что в некотором смысле каждый текст - сам себе жанр, и потому внутренние импульсы, ведущие к его созданию, неповторимо индивидуальны, и Татьяна Милова, предположившая, что "внутренний жанр", скорее всего, есть не более чем проекция усвоенных литературоведческих категорий в сферу психологии творчества; в то же время, отметила Милова, возможность более тонкого исследования мотиваций художника предоставляют случаи жанровой атрибуции произведения посредством "назначающего жеста", в противоречии с очевидной структурой (поэма "Мертвые души" и т.п.). Отдельный интерес вызвала предложенная Дмитрием Веденяпиным классификация типов художественного письма по соотношению его источников. Таких источников, по Веденяпину, три - звуковой первообраз, зрительный и интеллектуальный (условно говоря - ритм, образ и мысль), и все три присутствуют в генезисе любого художественного текста, но в разных пропорциях: соотношение "ритм-образ-мысль" конституирует поэзию, "образ-ритм-мысль" - прозу, "мысль-образ-ритм" - эссе (на замечание Прокопьева о том, что при таком подходе должны существовать и другие шесть комбинаций, ответил Кузьмин, предположивщий, что такие комбинации существовали либо могут существовать: так, комбинация "мысль-ритм-образ" соответствует античным представлениям об искусстве красноречия). Впрочем, более глубокого обсуждения предложенной Веденяпиным схемы не получилось: омонимия терминов привела к смешению в дальнейшей беседе "мысли", "ритма" и "образа" как импульсов произведения и мысли, ритма и образа как элементов произведения.

29.04. Крымский клуб

Вечер Владимира Тучкова по большей части повторял его программу 6.03. в Георгиевском клубе: цикл "Русская галерея", несколько частей из "Русской книги военных" и рассказ из цикла "Смерть приходит по Интернету".

29.04. Музей Цветаевой

Вечер журнала "Арион" "Цветы чужого сада" был посвящен влиянию японской традиции на русскую поэзию, которое, по словам главного редактора журнала Алексея Алехина, стоит понимать достаточно широко (в частности, как вектор в сторону вообще краткости лирического стихотворения). Участники первого, собственно поэтического отделения, наглядно подтвердили тезис о широте понимания. Достаточно строгое следование канону продемонстрировали Дмитрий Кудря (одно из его хайку было прямо написано по-японски) и Владимир Герцик, заявивший о необходимости сохранять силлабическую структуру классического хайку 5-7-5 (позже, в теоретической части, эта позиция была убедительно оспорена петербуржцем Алексеем Андреевым - единственным русским автором, полноправно участвующем в мировом сообществе авторов хайку; Герцик вынужден был признать, что такое самоограничение корректнее интерпретировать как попытку создания авторской формы); впрочем, по содержанию прочитанные Герциком трехстишия (для выступления он отобрал, в основном, "хайку о хайку") слабо напоминали о японской традиции. Противоположный полюс взаимоотношений с традицией был представлен на вечере Глебом Арсеньевым, прочитавшим рифмованное посвящение Басё; такой жест снова оказался связан со взглядами Арсеньева на проблему, высказанными в теоретической части и сводившимися к утверждению о принципиальной невозможности русского хайку (поскольку неповторимое своеобразие старой японской поэзии определяется дзен-буддистской подкладкой, иероглифическим письмом, сильно развитой в языке омонимией и другими особенностями, по-русски практически невоспроизводимыми). Другие выступления распадались, по большей части, на верлибры разной формы и объема, стремящиеся выдержать интонацию и настроение японской миниатюры (в меру возможного понимания русскими авторами - восходящего, впрочем, как отметили в последовавших сообщениях Алехин, Кудря и Юрий Орлицкий, к работам Веры Марковой, создавшей образ японского стиха в русской культуре), - и трехстишия, сколь угодно далеко отклоняющиеся от этих настроения и интонации. Первую тенденцию особенно легко было увидеть в стихах Ирины Добрушиной, вторую - в иронических миниатюрах Александра Макарова-Кроткова, Веры Павловой, цикле Владимира Строчкова "Сплетенные строки: Из позднего Тосё" (впрочем, у Павловой с ясно заявленной иронией сочетался и некоторый момент созерцательности: увидеть смешное и абсурдное в мире, - что сближает ее тексты с японской традицией иронического трехстишия сенрю). Срединный путь (трехстишие, ориентированное главным образом на ви́дение и трудновыразимое ощущение, но отклоняющееся от японского формального и эмоционального канона) был представлен большим корпусом текстов Германа Лукьянова, работами Алехина, Иры Новицкой, Дмитрия Кузьмина, Любови Турбиной; выступили также Ирина Ермакова, Стелла Моротская, Юрий Орлицкий, Марина Тарасова, Юрий Косаговский, Алексей Корецкий и др. В дискуссионной части наиболее значимым стало выступление Андреева, сформулировавшего несколько принципов аутентичной поэтики хайку (не описывать ощущение, а передавать его; принцип "недостроенного моста": некий итог, ключ стихотворения не должен в нем присутствовать, но должен ясно выводиться) и ряд важных соображений о возможностях русского хайку (о приоритете оригинального хайку над переводом с японского, поскольку хайку особенно глубоко укоренено в национальную культурную традицию с ее архетипами: так, ключевой для традиционного хайку образ лягушки непереводим в другие национальные традиции, но может находить определенные соответствия - скажем, для России в образе соловья; с другой стороны, правдоподобным выглядит, по Андрееву, предположение о существовании определенной зоны интернационального культурного контекста, на реалиях которого можно строить тексты, органичные для любой национальной культуры). Андреев поделился также опытом собственной стихотворной практики, заявив, в частности, что хайку он отчасти использует как своего рода заготовки для более длинных текстов различной формы (были прочитаны два стихотворения - многострочный верлибр и метрический рифмованный текст; степень их содержательно-интонационной близости к хайку не показалась особенно заметной, при этом верлибрический текст оказался существенно ярче метрического). О поэтике русского и японского хайку говорил в своем выступлении Кудря, сопоставивший три знаменитых хайку Басё и Иссы в оригинале и в переводе Марковой и показавший, что метод Марковой - перенос подразумеваемых в японском стихотворении ключевых слов и понятий непосредственно в текст, что, конечно, дает несколько искаженное представление об оригинале, но без чего, с другой стороны, эти стихи едва ли могли бы быть поняты в то время, когда создавались переводы Марковой, и уж подавно не стали бы таким заметным явлением в российском литературном процессе. Вернуться к собственно русской поэзии предложил Кузьмин, говоривший о разграничении двух подходов: создания на русской почве аналогов инокультурной литературной практики и развития отечественной литературной традиции за счет привлечения инокультурного опыта; граница, по Кузьмину, не столь отчетлива, но различие в творческой стратегии налицо. Выступление Ивана Ахметьева было посвящено параллелям с японской традицией, обнаруженным в поэзии "лианозовской школы", прежде всего у Яна Сатуновского и Всеволода Некрасова. Параллель между японской литературной ситуацией конца XVII века и сегодняшним днем русской литературы установил Герцик, сообщив, что в 1684 году один из самых модных поэтов тогдашней Японии Ихара Сайкаку посредством непрерывного наговаривания писцам сочинил за сутки 23 с половиной тысячи хайку (по сравнению с чем соответствующий проект Дмитрия Александровича Пригова - 24 тысячи к 2000 году - представляется куда как скромным). В программе вечера прозвучал также вокальный цикл Виталия Галутвы на стихи-танка Йокко Иринати (псевдоним Ермаковой и Натальи Богатовой) в исполнении Алевтины Поповой.

30.04. Классики XXI века

Вечер поэта Фаины Гримберг. Автору, работающему в совершенно необычной для современной русской лирики крупной форме, хватило десятка текстов для полноценного вечера. Органичность этой крупной формы обусловлена прежде всего единством интонации (которую можно охарактеризовать как экстатическое созерцание), неповторимо индивидуальным ритмическим обликом (сверхдлинные строки расшатанной разностопной силлабо-тоники - до 20 иктов в стихе, и обязательная, но появляющаяся, благодаря большой длине строки, неожиданно рифма), персонажным характером лирики (особенно сквозной образ Андрея, или Андрея Ивановича, - мужчины, увиденного глазами женщины, в чьем взгляде преобладает материнское начало). Особый интерес представляет работа Гримберг с литературным материалом - от глубоко зашифрованных аллюзий до эксплицитного использования характерных для того или иного автора реалий, оборотов, речевых конструкций (в цикле "Андреева любовная хрестоматия").