1.05. Георгиевский клуб

В свободных чтениях выступили со стихами Анатолий Кудрявицкий, Владимир Герцик, Полина Слуцкина, Данила Давыдов, Мария Ордынская, Вера Сажина и др. Из более или менее неожиданных текстов отметим несколько архаичную, но хорошо организованную женскую лирику Евгении Воробьевой и забавную версию неоконцептуализма, предъявленную только что приехавшим в Москву тбилисцем Дмитрием Мамулия (что-то вроде Игоря Яркевича в поэзии). Любопытное стихотворение, посвященное стихотворным сборникам Давыдова, Дмитрия Воденникова и Дмитрия Соколова, прочитал Андрей Цуканов. С тремя переводами из современных английских поэтов выступил Дмитрий Кузьмин, Иван Ахметьев прочел, напротив, свои стихи в переводе на английский Джима Кейтса и Алекса Сигала. Украшением вечера стал рассказ Сергея Соколовского "Хорошие люди", посвященный им Давыдову и Ирине Шостаковской и состоящий из одной фразы: "Хорошие люди сидели за столом и почесывались".

2.05. Shakespeare

Вечер российско-британского поэтического фестиваля: выступление поэтов Кена Смита и Дэвида Константайна. Русскую поэзию представлял Лев Рубинштейн, прочитавший текст "С четверга на пятницу". В последовавшей беседе британцы не согласились с высказанной Натальей Перовой мыслью о большей эмоциональности русской поэзии и ее большей оформленности: как подчеркнул Константайн, не бывает поэзии без формы и без эмоционального наполнения, но мера того и другого различны в каждой национальной культуре.

5.05. Авторник

Цикл "Редкий гость": вечер поэта и эссеиста Игоря Померанцева (Прага). Прозвучали рассказы "Альбы и серенады" (из одноименного сборника) и "Не может быть", эссе "News" и несколько стихотворений, перемежавшиеся монологом Померанцева, близким по жанру и стилю к его авторской программе на радио "Свобода" (эту область своей деятельности Померанцев неоднократно упоминал, подразумевая непосредственное воздействие своей профессии на манеру письма). Померанцев уклонился от разговора о своих литературных пристрастиях, заметив, что, поскольку его работа над прозой требует серьезной фактологической подготовки (одна из повестей Померанцева тесно связана с виноделием, другая - с энтомологическим материалом), постольку круг его чтения в значительной мере отличается от общелитературного. Померанцев высказал также решительное предпочтение западной литературной ситуации перед традиционной российской, подчеркнув, что европейская приватность литературы - единственно нормальное ее состояние.

6.05. Крымский клуб

Конференция "Современная культура: проблема маргинальности" (она же - презентация журнала "Шестая колонна", посвященного маргинальным явлениям в культуре). Тон был задан первым выступлением: Тарас Вархотов, с необыкновенной легкостью манипулируя модными французскими философскими именами, взялся объяснять, что никакой маргинальности, собственно, нет, поскольку, коротко говоря, маргинальное существует только в отношении к центру, тогда как никакого центра давно нет (уровень аргументации: альтернативная культура все время намекает на свою оппозицию власти; но власть никак не реагирует на альтернативную культуру; значит, они находятся в разных пространствах; значит, альтернативная культура имеет дело не с властью, а с симулякром власти); что же до границ внутри культуры, то увидеть их, по мнению Вархотова, можно только извне культуры - т.е. неоткуда. Тем самым был спровоцирован разговор общеметодологического плана, в котором наиболее заметны были выступления Дмитрия Кузьмина и Егора Городецкого. Кузьмин предложил четко отделить явление периферийности (определяемое отношением к центру) от явления маргинальности (связанного с переходом границ, созданием пограничных и промежуточных зон и т.п., - в этой части Кузьмин сослался на устную беседу с Александром Ивановым, определившим свою личную стратегию и стратегию своего издательства "Ad Marginem" именно как попытку существования и поиска в промежутках между различными зонами окостенения и канона). В качестве примера маргинального явления Кузьмин привел визуальную поэзию, возникшую на границе вербального и визуального искусств и раздвинувшую эту границу вплоть до вычленения собственного промежуточного пространства. Сходным образом Городецкий (не слышавший выступления Кузьмина) настаивал на разграничении концептов территории (то, что обозначается своими границами) и региона (то, что притягивается некоторым центром), полагая, однако, что при таком подходе феномен маргинальности не может быть интересен, поскольку выделение территорий (в отличие от регионов) является сугубо произвольным, волюнтаристским актом (использовалась аналогия с метящими "свою" территорию животными). Из других выступлений можно отметить несколько отклонявшееся от темы конференции устное эссе Юрия Нечипоренко, обратившего внимание на медиальную функцию гоголевского (и вообще народного) черта, и сообщение Юрия Орлицкого о самодеятельной поэзии, в текстах которой стихийно проявляется то, что могло бы быть квалифицировано как концептуальное искусство при наличии соответствующей рамки (ряд таких текстов напечатан и в "Шестой колонне"). Выступили также Николай Байтов, Андрей Ашкеров, Игорь Сид и др. Данила Давыдов заключил конференцию сожалением о недостаточной предметности большинства выступлений и выразил надежду на то, что в дальнейших номерах журнала и в дальнейших собраниях на эту тему будет преобладать конкретный анализ конкретных малоизученных культурных феноменов, связанных с проблемой маргинальности.

7.05. Классики XXI века

Презентация совместной книги Виктора Санчука (стихи) и Алисы Целковой (графика). "Меня упрекают, что книга получилась роскошная, наглая, - а я так и хотел", - заявил Санчук. Помимо собственных стихов, Санчук читал также Александра Сопровского и Владимира Полетаева. Три работы Целковой были подарены салону.

8.05. Георгиевский клуб

Вечер поэта Игоря Бурихина. Прозвучали стихотворения последнего времени и фрагменты сочинения "печально государь печально печально печально". В центре последовавшей беседы оказалась - в продолжение дискуссий, вызванных выступлениями Ры Никоновой (27.02.) и Ларисы Березовчук (17.04.), - бурихинская ярко индивидуальная манера рецитации; Бурихин употребил для ее характеристики обозначение "аранжировка", заявив, что в некотором смысле именно она и является основным произведением, тогда как подвергаемый аранжировке "оригинал" содержит много цитат и, в целом, не столь оригинален. Правомерность бурихинской терминологии была оспорена Анной Килимник, отметившей, что точнее было бы слово "транскрипция" (поскольку исполнением Бурихин вносит в текст новые смыслы), но, с другой стороны, интерпретация Бурихиным термина "аранжировка" во многом близка театральным идеям Бертольда Брехта. Во втором отделении Марк Ляндо читал поэму "Зеркальная песнь", навеянную бурихинским "печально государь...", но, сравнительно с последним, весьма несложную по версификационным параметрам и одушевленную сатирико-публицистическим пафосом в чистом виде.

8.05. Классики XXI века

Заключительный вечер российско-британского поэтического фестиваля. На сей раз Селиме Хилл составила компанию Татьяна Щербина - и это был, как будто, единственный случай на фестивале, когда между российским и британским авторами было хоть что-либо общее (хотя, конечно, Щербина не столь склонна к прямому высказыванию). В исполнении Щербины прозвучали также несколько переводов из Хилл и - впервые - прозаические миниатюры. Открывал вечер почему-то Глеб Шульпяков, сказавший, что Хилл отличает "взгляд на мир с точки зрения женской физиологии" (это настолько же справедливо, насколько утверждение о том, что стихотворение Маяковского "Ешь ананасы, рябчиков жуй..." отражает взгляд автора на мир с точки зрения процессов пищеварения).

9.05. Shakespeare

Встреча с прозаиком Леонидом Латыниным. Латынин начал свое выступление с горячей поддержки решения Александра Солженицына о присуждении премии имени себя философу и филологу Владимиру Топорову (натолкнувшись на весьма скептическую реакцию Александра Иванова, оценившего топоровскую стратегию поиска архетипов как неконструктивную и архаичную). Прозвучали фрагменты из романов Латынина "Гример и Муза" и "Берлога" и авторский комментарий к ним, уводивший в запредельные сферы метафизики и мистики: поскольку единственность троична, постольку множественность четверична, поэтому Латынин пишет тетралогию, в которой четырем сторонам света соответствуют четыре мировые религии - христианство, ислам, буддизм и безымянная религия Севера, а художественное исследование ведется на материале четырех "переходных состояний" - боя, любви, творчества и молитвы, и т.д., и т.п.; при ответах на вопросы решающим доводом Латынина оказывалось "прямое знание", подаренное ему свыше.

11.05. Чистый понедельник

Творческий вечер Дмитрия Кузьмина и Станислава Львовского был озаглавлен "Исключение, совпадение, правило"; название никак не комментировалось, но, по-видимому, представляло собой образ развития литературы; какую из стадий представляет творчество выступавших - осталось неясным. На вечере господствовал свободный стих - как в оригинальных текстах обоих авторов, так и в переводах (впрочем, Кузьмин прочел для сравнения несколько метрических текстов начала 90-х, вскользь упомянув о последовавшем сознательном отказе от конвенционального стиха, да и у Львовского спорадически возникает рифма); однако начался вечер с трех прозаических текстов Львовского (наибольшую реакцию публики вызвал рассказ "Народное телевидение", в котором отточенная стилистика и эффектное композиционное решение усиливают выразительность центрального образа - девушки, компенсирующей всеобъемлющую отчужденность в отношениях с людьми и урбанистическим окружением интимной эмоциональной привязанностью к электронным mass media). За прозой последовали переводы обоих авторов с английского, преимущественно из американского поэта Чарльза Резникова, работавшего в 20-50-е гг. и принадлежавшего к objective school, оказавшей, по мнению Кузьмина, наряду с такими авторами, как У.К.Уильямс и У.Стивенс, серьезное влияние на последующую англоязычную традицию. Хорошо заметна была разница в восприятии и интерпретации текстов двумя переводчиками: несколько отстраненная интонация Кузьмина (в духе формулы: "Это ряд наблюдений...") контрастировала с нервной фрагментарностью Львовского. Это различие оказалось значимым и при чтении авторами оригинальных стихотворных текстов (отражаясь, в частности, и в манере декламации: взвешенная, четкая артикуляция целостного лирического монолога у Кузьмина vs. задыхающийся темпоритм, непрерывное нагнетание эмоционального напряжения, вкрапления чужих интонаций - то будто подхваченных на улице, то несколько механических, - у Львовского). Общей площадкой для обоих авторов выступает обостренное внимание к чертам времени, даже момента, внутренне осознанная необходимость схватить сиюсейчасные культурные коды (отсюда и обилие реалий повседневной жизни четко определенной социокультурной группы: ночные бдения в Интернете, постоянные перемещения в общественном транспорте, тесный контакт с mass media, - и активно вторгающиеся в текст, особенно у Львовского, чужие языки: сленг молодежный и профессиональный, журналистика и реклама, мешающиеся с библейскими и мифологическими аллюзиями...). Существенно, что лирическое "я" при этом не наделяется чертами романтического героя в его своеобразной эскапистской цельности и явности (resp. Гандлевский, особенно 80-х годов), а только просматривается при тщательном вглядывании за наружной бесстрастностью и объективностью зарисовок Кузьмина - либо, напротив, прорывается во всей своей внутренней хаотичности, незавершенности и разорванности в сущностно фрагментарных текстах Львовского. Обсуждения и беседы не последовало; традиционная проблематика литературных пристрастий была по касательной затронута Кузьминым, прочитавшим стихи памяти Евгения Харитонова и Владимира Бурича, посвятившим один из текстов Фаине Гримберг и зашифровавшим в программном стихотворении, завершавшем вечер, имена Сергея Тимофеева и Александра Шаталова.

12.05. Эссе-клуб

Закрытие сезона прошло - в pendant к открытию 30.09.97 - под девизом "Как я провел зиму". Впрочем, точно следовала ему, пожалуй, одна Елизавета Лавинская, поведавшая о многочисленных поездках и путешествиях (добрая половина начиналась так: "И тут позвонил Михайлов..." - далее следовало описание гастрольных поэтических чтений по линии журнала "Соло": в Германии с Анной Белых - "мы были великолепны!", в Финляндии с Натальей Кузьминой и Игорем Рябовым...). Несколько изящных лирических пустяков из зимнего времяпровождения вспомнил Денис Савенок. Юрий Нечипоренко продолжил тему, начатую 20.01. (это выступление, по мнению Нечипоренко, было освещено в "ЛЖМ" односторонне) и 6.05., развивая мысль об издателе и вообще организаторе культуры как о своего рода чёрте, "волшебном помощнике" (по Проппу), чье содействие только и может вывести "простого литератора" в люди. Наибольший резонанс вызвала предложенная Дмитрием Замятиным тема Праги как промежутка между Западом и Востоком, поддержанная Нечипоренко и Дмитрием Кузьминым. С изящным устным эссе (проект превращения эссе-клуба в ночной) выступил, как водится, Юрий Годованец. Неожиданным сдвоенным аккордом на тему "Писатель и политика" прозвучали выступления Леонида Костюкова и Рустама Рахматуллина: Костюков рассказывал о встрече (в былые времена) с журналистом Андреем Черкизовым, писавшим за Юлиана Семенова, писавшего за Леонида Брежнева (а однажды "среднее звено выпало", Черкизов написал текст за Брежнева и был этим страшно горд); Рахматуллин поведал о реакции московского мэра Лужкова на одну из своих журналистских публикаций. С пониманием был встречен и поступок Дмитрия Веденяпина, вместо разговоров прочитавшего недавнее стихотворение.

13.05. Крымский клуб

Круглый стол "Имя. Псевдоним. Маска. Мистификация". Два основных понимания заявленной в названии проблематики представили Дмитрий Кузьмин и Александр Самарцев. Кузьмин говорил об имени автора как способе группирования текстов и, в связи с этим, о разных способах использования иного имени: псевдонимы, похожие на реальные имена и непохожие, в том числе принципиально иной структуры; псевдонимы с ясным для читателя значением и с понятным только самому автору да, может быть, еще узкому кругу посвященных смыслом; псевдонимы, соотносимые с реальным автором-человеком, и криптонимы, не позволяющие идентифицировать тексты с конкретным лицом... Особое значение, по мнению Кузьмина, проблема имен и псевдонимов приобретает с распространением Интернета, где использование псевдонимов наиболее радикального характера становится уже не исключением, а правилом. Со своей стороны Самарцев (отчасти в развитие идей, высказанных Юрием Арабовым в опубликованном "Новой Юностью" эссе) говорил об Имени как источнике смысла, способе связи человека с высшими силами, настаивая, в частности, на том, что выбор иного имени меняет судьбу человека и автора, и именно избранное имя (скажем, в случае Ахматовой), оказавшись "истинным именем", позволило некоторым авторам полностью реализовать себя в творчестве. Очевидная невозможность свести воедино два этих подхода парализовали дальнейшую дискуссию, несмотря на попытки оживить ее, предпринимавшиеся Николаем Байтовым, Львом Рубинштейном и Игорем Сидом, представившим публике поэта и музыкального деятеля Яна Невструева, несколько лет назад официально, во всех документах, сменившего фамилию, имя и отчество на данные известного персонажа повести братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу".

14.05. Фонд Булгакова

Круглый стол молодых литераторов: бенефис Данилы Давыдова. Бенефициант прочитал ряд небольших рассказов (в том числе изящную притчу "Учитель" и текст "Три кита", неожиданный как по самому обращению к теме детства, так и по жесткому ее решению: детство как экзистенциальная угроза) и несколько текстов (частью прозаических, частью стихотворных), парадоксально осуществляющих въедливый психологический самоанализ лирического "я" в контексте беглых, но сочных очерков литературной жизни и культурной ситуации. С наброском творческого портрета Давыдова выступил Илья Кукулин, охарактеризовавший метод Давыдова как "антиконцептуализм": авторский голос расщепляется на целый набор голосов, но все они осмысляются как "свои", расходящиеся из одной точки (поскольку "я" непрерывно меняется и никогда не равно самому себе); в качестве основы давыдовского пафоса Кукулин выделил пафос противостояния пониманию литературы как рода магии, словесного заклинания, при отказе, равным образом, от концептуалистского представления о литературе как о "буквах на бумаге" (Владимир Сорокин). Высказанные Кукулиным соображения развивали, а отчасти оспаривали Екатерина Ваншенкина и Дмитрий Кузьмин. Ваншенкина отметила, что стержнем давыдовских текстов выступает априорная несостоятельность воли лирического "я" к экспансии (самораскрытию, если угодно - магическому воздействию), оборачивающаяся своей противоположностью - сжатием, замыканием на себя. Напротив, Кузьмин охарактеризовал тексты Давыдова как апокалиптические, поскольку они готовы вобрать в себя любой дискурс и любой материал, отменяя всякое различение, - и в этом интенция Давыдова, по мнению Кузьмина, радикальнее рубинштейновской, не упраздняющей различия, а только демонстрирующей возможности их нейтрализации здесь и сейчас. Кузьмин заметил также, что фигура Давыдова весьма любопытна как редкий пример практически одновременного дебюта в роли собственно литератора и литературного деятеля (редактирование альманаха "Окрестности", журнала "Шестая колонна" и др.) - брюсовская модель литературного поведения. Прозвучали также посвященные Давыдову миниэссе Станислава Львовского (зачитанное Кузьминым) и прозаическая миниатюра Ольги Зондберг.

15.05. Георгиевский клуб

Вечер поэта и прозаика Елены Юдковской (Амстердам). Читались стихи и фрагменты из книги автобиографической эссеистики "Записки на кассетах" (М.: Глобус, 1998), посвященной, в основном, психологическим проблемам эмиграции и комплексу русского еврейства и интересной редким сочетанием энергичного повествования с мрачной безысходностью. В последовавшей беседе Юдковская рассказывала, в частности, о голландской поэзии, находящейся, по ее мнению, на подъеме, а больше - просто о жизни в Нидерландах. Иван Ахметьев прочитал отрывок из стихотворения другого русского поэта, живущего в Голландии, - Александра Павлова.

15.05. Магазин "Англия"

Встреча с прозаиком Петром Алешковским во второй раз была рассчитана на англоязычную аудиторию (ср. 1.11.97). Речь снова шла преимущественно о романе "Жизнеописание хорька", и автор снова возражал против предложенной Натальей Перовой интерпретации романа как максимально объективного описания российской провинции глазами столичного интеллигента, настаивая на игровой природе искусства вообще и своей работы в частности (несколько раз была повторена Алешковским формула "art is a lie"). Алешковский рассказал также о своей работе над циклом рассказов "Седьмой чемоданчик", представляющим родственников и предков писателя архетипическими фигурами советской культурной истории. Беседа завершилась неожиданно резким суждением Алешковского по адресу Ахматовой, Мандельштама и Зощенко (для Алешковского все трое - не русские, а советские писатели, поскольку в основу их канонизации легло, в той или иной форме, их противостояние режиму).

16.05. Музей Сидура

Вечер поэта Ивана Жданова. Читались стихи разного времени, а также стихотворения в прозе, чередующиеся со стихами в приуроченном к вечеру буклете "Солома остановленного тления". Жданов прочитал также несколько строк, написанных им по-французски (оценив этот свой опыт достаточно скептично: "звучит как частушка"). В беседе со слушателями Жданов много говорил о своем желании уехать "подальше от людей", "в Крым или опять на Алтай", не находя, кажется, особенного понимания у аудитории.

16.05. Shakespeare

Вечер прозаика Людмилы Штерн (Бостон) - автора ленинградского происхождения и, условно говоря, довлатовского круга. Были прочитаны три рассказа, в том числе "Поседевший в детстве волчонок", посвященный присутствовавшему Евгению Рейну и основанный на его устной байке былых времен. Штерн уклонилась от каких-либо суждений о текущей русской литературе, зато много рассказывала о своей работе в качестве автора радиопередач, публициста и т.п. (основные темы Штерн в этих амплуа - путешествия и женские судьбы).

18.05. Образ и мысль

Вечер поэта и прозаика Михаила Занадворова. Были прочитаны несколько незатейливых стихотворений и два рассказа (сильно и не лучшим образом беллетризованные истории из практики психотерапевта, с такой же наивной самоуверенностью соединяющие элемент профессионального жаргона с весьма тривиальным "душеведением" в духе худших образцов русской классики, с какою сам герой смешивает в своей профессиональной деятельности гипноз, психоанализ и психодраму).

19.05. Авторник

Цикл "Редкий гость": вечер поэта и прозаика Александра Ильянена (Петербург). Ильянен читал из своего последнего, только что законченного произведения "Дорога в У", жанр которого он сам определяет как "цикл романсов". В действительности целостный характер этой лирической прозы не вызывает сомнений: наиболее красноречиво об этом свидетельствуют лексические повторы и подхваты на уровне синтаксических конструкций и создаваемых ad hoc "крылатых выражений". В то же время сюжетный элемент в новом тексте Ильянена ослаблен даже по сравнению с предыдущими его работами (хотя элементы повествовательности присутствуют постоянно, даже в самых абстрактных эпизодах, написанных почти сплошь назывными предложениями). В беседе со слушателями Ильянен сознался в чрезвычайной широте своих литературных вкусов (обозначив их диапазон, на материале русской поэзии, "от Светлова до Хлебникова"); касаясь своей творческой манеры, он назвал себя "последователем мовизма" (имея в виду самохарактеристику Валентина Катаева в его поздней прозе). Касаясь, в связи с вопросами Фаины Гримберг, своего романа "И финн", Ильянен отметил, что ему несимпатична идея катарсиса ("жажды крови"), которой он готов противопоставить идею "записок от скуки", и привел забавный свой диалог с Виктором Кривулиным на этот счет.

21.05. Классики XXI века

Открывая свой вечер, Лев Рубинштейн счел необходимым объясниться по поводу очередного выступления со старыми текстами (ср. 22.01.), пояснив, что, с одной стороны, в публике всегда найдется два-три неофита, а с другой - есть ведь и такие читатели (слушатели), которым ценнее уже знакомое (к этой категории Рубинштейн относит и себя).

22.05. Георгиевский клуб

Вечер поэта и прозаика Анатолия Кудрявицкого. В чтении преобладала малая проза из циклов "Криптомерон", "Окна для полетов", "Жизнь Голубая" (в последнем названии - не эпитет, а имя сквозного персонажа, персонификации дневного, солнечного начала). В обсуждении в который раз дискутировался вопрос о "магическом реализме"; на замечание Анны Килимник о том, что смысл, вкладываемый в это понятие Кудрявицким (при разговоре о собственном творчестве и о близких ему отечественных авторах), весьма далеко отстоит о первоначального содержания понятия, как оно возникло в первой четверти века в германоязычной традиции, Кудрявицкий ответил апелляцией к определяющему характеру национальной культурной специфики. Кудрявицкий отверг интерпретацию своих текстов в рамках жанра притчи, заметив, что в них отсутствует ясно заявленная мораль (но так ли это существенно для притчи в ее современном виде?).

22.05. Фонд Булгакова

Вечер поэта Дмитрия Воденникова. Два стихотворных блока: тексты из книги 1996 года "Репейник" и более поздние, частично объединенные в цикл "Трамвай", - были разделены статьей "О поэтах автобиографической школы" - дебютом Воденникова в жанре эссеистики на литературные темы (хотя многолетняя деятельность Воденникова на радио в качестве автора сценариев и ведущего передач, посвященных современной литературе, кажется, настойчиво подталкивала его в эту сторону). В статье выражался преимущественный интерес автора к поэзии, основанной на утверждении ценности, значимости собственной частной жизни поэта, в различных ее проявлениях и деталях; среди названных Воденниковым имен в парадоксальном соседстве находятся Сергей Гандлевский и Елена Шварц, ряд поэтов младшего поколения (Станислав Львовский, Александр Анашевич, Дмитрий Соколов и др.). Статья Воденникова носит одновременно и характер манифеста, поскольку в его собственном поэтическом творчестве существенно усиливается (в "Трамвае" по сравнению с "Репейником") доля прямого высказывания, использование бытовых реалий и эпизодов частной жизни вместо мифологем и архетипических ситуаций, и даже интенсивное употребление личных имен эволюционирует от наделенных исторической или мифологической аурой (плюс отчасти подобранных по звуку) имен "Репейника" к прямому называнию реальных друзей и знакомых в "Трамвае". Элемент перформанса был внесен Воденниковым в исполнение стихотворения "Битва поста и мясоеда. На пяти салфетках", который был прочитан с текста, напечатанного на настоящих салфетках (каковые затем были пущены в публику для осмотра); ссылка на практику Льва Рубинштейна была сделана, но осталась без комментариев; между тем этот жест хорошо укладывается в общую стратегию Воденникова (и близких авторов: Соколов, Максим Скворцов, отчасти Данила Давыдов...), которую можно охарактеризовать как попытку постконцептуализма (приемы и отчасти методы концептуалистского письма используются для реализации творческой позиции романтического плана).

23.05. Музей Сидура

Вечер прозаика Нины Садур. Был прочитан последний рассказ "Запрещено - всё". В ходе беседы Садур заявила, что считает себя не элитарным, а народным писателем (о чем свидетельствует демократичность публики на спектаклях по ее пьесам). Говоря о современной русской прозе, Садур особо выделила творчество Анатолия Гаврилова.

23.05. Shakespeare

Вечер, посвященный Венедикту Ерофееву. Магнитофонная запись авторского чтения поэмы "Москва-Петушки" чередовалась с рассказом друга Ерофеева Игоря Авдиева (прототипа Черноусого в поэме) о жизни и личности писателя.

23.05. Центральный Дом Литератора

Презентация книги стихов Ирины Ермаковой "Стеклянный шарик" (М.: Наша марка, 1998). Ермакова чередовала свое чтение (по 3-5 текстов) с выступлениями своих друзей: несколько стихотворений прочитала Елена Исаева, песни на стихи Ермаковой исполнили Антон Шатько, Ирина Ракина и Александр Луначарский. В стихах Ермаковой органично сплавлены русская традиция конца 20-х (в диапазоне от Мандельштама до Багрицкого, с рядом отсылок к античным мотивам и черноморской топике), высшие достижения советской лирики 60-х (Новелла Матвеева, Белла Ахмадулина) и, в какой-то мере, черты позднего московского бард-рока в духе кабаре "Кардиограмма".

26.05. Фонд Булгакова

Вечер поэта Алексея Корецкого. Стихи читались в обратной хронологии: к ранней "чистой лирике" от более поздних, тяготеющих к центонности и трагиироничности.

27.05. Музей Николая Островского

Вечер поэта Лидии Григорьевой (Лондон). Читались тексты из подготовленного к публикации избранного, озаглавленного "Сумасшедший садовник". Из текстов явствовало, что еще со студенческих лет (60-е) Григорьева, наряду с нормальной советской женской поэзией, писала достаточно рискованные по образному строю стихи, не лишенные формальных экспериментов в духе Андрея Вознесенского или Константина Кедрова (оживление вызвала хорошо известная в узком кругу с начала 80-х баллада "Долина сорока блядей"). Предисловие к книге "Сумасшедший садовник", написанное Аллой Марченко, зачитала на вечере Нина Краснова, произнеся при этом фамилию Константина Вагинова с ударением на второй слог.

28.05. Классики XXI века

Вечер журнала "Постскриптум", проведение которого в Москве приблизительно раз в полгода становится уже традицией, вела на сей раз единолично Татьяна Вольтская (один из трех соредакторов), отметившая едва ли не больший интерес своего издания к московским авторам (без попыток найти этому содержательное объяснение). Вольтская предварила вечер восторженной характеристикой издателя журнала Владимира Аллоя, да и при объявлении выступавших держалась превосходных степеней, не во всех случаях казавшихся оправданными. Программу открыл (обыкновенным для выступлений последнего времени набором стихотворений) Сергей Гандлевский, представленный как desiderata журнала. С прозаическими текстами выступили Николай Байтов (рассказ "Обратная связь" с разработкой одной из характерно байтовских композиционных идей: два-три эпизода с трудно улавливаемой связью), Владислав Отрошенко (маленькая повесть-эссе "Сумасшествие мировой воли", посвященная Шопенгауэру), Ольга Шамборант (как всегда отточенное, но, кажется, на сей раз не лишенное элемента тривиальности эссе "Медицина") и Александр Вяльцев (по обыкновению вялый текст в жанре "взгляд и нечто"). Со стихами - Марк Шатуновский, Дмитрий Веденяпин, Владимир Строчков (одно из лучших "больших стихотворений" последних лет, "Лаокоон") и Леонид Костюков, чей выбор в пользу стихов, а не прозы оказался неожиданным (по словам самого Костюкова, он был продиктован тем, что возможность выступить в "Классиках XXI века" предоставляется ему в первый и последний раз, - что само по себе не вполне понятно). В завершение вечера Вольтская прочитала несколько своих стихотворений из только что вышедшего сборника "Тень".

29.05. Георгиевский клуб

Заключительное занятие семинара Евгении Воробьевой окончательно утратило элемент акционности. В качестве темы Воробьевой была предложена проблема читателя в двух возможных поворотах, выбрать из которых предлагалось присутствующим: насколько необходима фигура читателя в современном литературном процессе ("не могли бы мы удовлетвориться тем, что читаем друг друга?") и каким должен быть "идеальный читатель"? Вместе с выбором проблемы предлагалось выбрать и название акции: "Попытка экзорцизма: изгнание читателя из храма литературы" или "Портрет читателя в старости". В качестве отправной точки (скорее для второго разворота, чем для первого) был предложен рассказ Луиджи Пиранделло "Бумажный мир", интерпретированный Воробьевой в том смысле, что идеальный читатель - это читатель, полностью погруженный в книги. Против постановки вопросов выступил Дмитрий Кузьмин, заявивший, по обыкновению, что читатель - это не какой-то специальный человек, а позиция, т.е. "читательское" чтение вполне доступно и писателю, и критику, но будет отличаться от их же писательского или критического чтения; более того, заявил Кузьмин, наилучшую возможность занять позицию читателя имеет тот, кому доступны и другие позиции по отношению к произведению. Специфика читательского чтения, по Кузьмину, заключается в его самодостаточности: читатель не ставит в процессе чтения никаких задач, выходящих за рамки своего "я"; дальнейшее подразделение внутри читательской позиции следовало бы провести в зависимости от того, центрировано ли чтение на самом процессе (развлекательная функция) или на результате (чтение как самостроение). Что же касается "идеального читателя", то, по мнению Кузьмина, ни о каком "идеальном читателе вообще" не может быть и речи: каждое произведение, каждый автор (как показал Яусс) предполагают своего "идеального читателя", образ которого надлежит извлекать из текста. Тем не менее на настоятельную просьбу Воробьевой к присутствующим авторам поделиться своими представлениями о своем "идеальном читателе" откликнулся почему-то снова Кузьмин, отметивший в качестве необходимых черт своего "идеального читателя" наличие определенного культурного багажа (близкого к авторскому) и определенную психологическую близость (способность испытывать определенные переживания); Кузьмин указал также на примеры авторов, чей "идеальный читатель", запрограммированный текстом, достаточно далек от самого автора (были названы имена Ярослава Могутина и Бонифация). Свое отношение к проблеме читателя высказали также Вадим Вильдштейн (заявивший предельно кратко: "Мне не нужен читатель. Мне нужен издатель и литературовед."), Сергей Соколовский, Екатерина Ваншенкина, Алексей Корецкий (все трое до известной степени поддержали Вильдштейна, указав, что собственно читателей, в чистом виде, они находят среди своих ближайших знакомых, и таких читателей им вполне достаточно). Перед лицом невозможности подвести какие-либо итоги вечера Воробьева заменила их итогами цикла за сезон, заявив, что за это время удалось создать общее поле разговора, и на этой основе можно будет в следующем сезоне двигаться дальше.

30.05. Shakespeare

Вечер поэта Дмитрия Быкова. Быков выступил с компактной программой избранных текстов (не слишком отличавшейся от 10.03.), дополнив ее, ради специфики места, стихотворением на английском языке (существенно более простым по семантике, но, как и следовало ожидать, выдержанным в сугубо архаической для англоязычной традиции лаконичной силлабо-тонике). Публика порадовала глубиной понимания быковской поэзии, посетовав на то, что его стихи портят "постмодернистская цитатность" и элемент социально-политической злободневности; разговор коснулся также вопросов о душе, вере и т.п. (Быков отвечал резко, и с большим достоинством, хотя в заявленном им неприятии любого афиширования своей веры можно было усмотреть некоторое противоречие с декларированной и проявленной готовностью вести публичные беседы на подобные темы). В качестве своих творческих планов Быков обнародовал вынашиваемый им (совместно с женой) план романа, продолжающего "Анну Каренину" и посвященного судьбе ее дочери (конец века, марксистские кружки, декадентство и т.п.), - посетовав, впрочем, на то, что едва ли этому плану суждено реализоваться.