16.02. Авторник

Вечер памяти Нины Искренко, по традиции проводящийся в середине февраля (14 февраля 1995 года она ушла из жизни), был на этот раз посвящен прозе поэта: специально к этому дню была выпущена отдельным изданием небольшая прозаическая книга Искренко "Рассказы о любви и смерти: Житие Лысого и Вермишели" (М.: АРГО-РИСК, 1999). Текст книги был целиком прочитан чередовавшимися Николаем Винником и мужем Искренко Сергеем Кузнецовым. Затем Винник раздал для оглашения прозаические тексты Искренко, относящиеся к разным ее сборникам и периодам творчества (начиная с 1983 г.); в чтении приняли участие Николай Байтов, Света Литвак, Вилли Мельников, Юлия Скородумова, Алексей Шепетчук, Филипп Минлос и др.

17.02. Крымский клуб

Первые Рубинштейнианские чтения, по словам куратора клуба Игоря Сида, восходят к идее высказанной некогда Андреем Зориным, но не являются научными, поскольку суффикс "-иан-" отсылает к традиции литературного оммажа ("Пушкиниана", "Лениниана" и т.п.). Со стихами и рассказами, посвященными Льву Рубинштейну или связанными с ним, выступили Александр Макаров-Кротков, Стелла Моротская (рассказы из цикла травестийных мемуаров, один из которых назывался "Звезда концептуализма, или С начала до слова "пиздец"), Владимир Тучков (попутно заметивший, что учился с Рубинштейном в одной школе, но Рубинштейна по школе не помнит, так что напрашивается подозрение, что Рубинштейн - не тот, за кого себя выдает). Дмитрий Александрович Пригов прочитал специально сочиненный к данному случаю текст "Это мучительное слово - память", также пародирующий мемуарный стиль, но притом довольно лирический. Света Литвак зачитала текст, написанный ее сыном лет в 7-8 после знакомства с карточками Рубинштейна, - достаточно точно следующий рубинштейновскому методу (даже с пустыми карточками-паузами). Илья Кукулин сопоставил тексты Рубинштейна с циклами Иннокентия Анненского (трилистники Анненского как далекое предвестие карточек), аргументируя это также тем, что манера чтения Анненского, по воспоминаниям Волошина, напоминала "протоперформанс": прочитанный листок он отпускал и листок падал на пол. С приветственной речью выступил Семен Файбисович. Контрастным по настроению было выступление Александра Самарцева. По его мысли, Рубинштейн как автор сформировался в атмосфере (во многом присутствующего в зале) дружеского кружка, и тексты Рубинштейна представляют собой остроумное развлечение симпатичных людей, но никак не искусство, поскольку в них нет той "музыкальной стихии", которая была у Пушкина и Мандельштама, нет выраженной личности. Полемики вокруг позиции Самарцева не возникло. В ходе вечера были также зачитаны результаты телефонного блиц-опроса на тему "Чем Вас больше всего удивил Рубинштейн?" с участием Владислава Кулакова, Евгения Сабурова, Всеволода Некрасова и др.; среди присутствовавших была распространена анкета, составленная Анной Бражкиной для воссоздания виртуального облика Рубинштейна (предлагалось, отвлекшись от реального Рубинштейна, ответить на основании его произведений, женат ли Р., какова его жена, кто он по национальности и т.п.).

18.02. Классики XXI века

Татьяна Милова представила свой первый стихотворный сборник "Начальнику хора" (М.: АРГО-РИСК, 1998), прочитав его со значительной степенью полноты (включая маленькую поэму "Натюрморт со стеклянным шаром"). Поэзия Миловой - четкая, энергичная, часто ироничная (в романтическом смысле слова) - питается из различных источников: Бродский, "Московское время", интеллектуальное направление в рок- и бард-поэзии (прежде всего Михаил Щербаков).

18.02. Политехнический музей

Вечер поэта Геннадия Айги стал первым за последний десяток лет сольным выступлением автора в Москве и был приурочен к выходу очередного номера редактируемого куратором Виктором Куллэ журнала "Литературное обозрение", по большей части посвященного Айги. Звучали стихи разных лет, организованные хронологическим образом. О творчестве Айги говорили Куллэ, подчеркнувший парадоксальное сочетание в его поэтике классических и авангардных элементов, Всеволод Некрасов, в теплой приветственной речи поделившийся воспоминаниями о литературном андеграунде 50-60-х гг., и Владимир Новиков (усмотревший, в частности, в ряде текстов Айги аллюзии к классической русской поэзии XIX века).

18.02. Клуб О.Г.И.

Презентация нового выпуска альманаха "Фигли-Мигли", вышедшего на сей раз, в отличие от предыдущего, в малом объеме и почти самиздатским тиражом в несколько десятков экземпляров. Руководящей идеей альманаха остается испытание на прочность границы между детским и недетским (ср. 14.05.97), что и продемонстрировали в своих выступлениях Герман Лукомников, сочетающий детскую непосредственность видения с более чем недетским языком, Тим Собакин, в парадоксальной манере куртуазного примитивизма воспевающий любовь к женщине, Родине и собственным трусам, Александр Вознесенский, строящий свои стихи на милых детским сердцам, но не слишком педагогичных садистских мотивах. Со стихами выступили также Михаил Есеновский (из книги "Лазарет", памятной еще по выступлениям 1997 года) и Марина Бородицкая (читавшая также новые переводы малоизвестных стихов Льюиса Кэрролла), с малоформатной прозой абсурдистско-примитивистского характера - Юрий Вийра, с пародиями и эпиграммами на других участников - Александр Абрамов.

18.02. РГГУ

Совместное выступление поэта Михаила Еремина (СПб) и Московского виолончельного квартета (Владимир Тонха, Татьяна Жулёва, Владимир Жулёв, Артем Варгафтик). Во вступительном слове музыковед Дмитрий Ухов зачитал текст, написанный для вечера Михаилом Айзенбергом и характеризующий стихи Еремина как "словарь новых смыслов - иногда ясных, но всегда уплотненных до каменной твердости", и представил Московский виолончельный квартет как весьма перспективный проект, поскольку во второй половине ХХ века по сравнению с XIX в. в музыке усилилась роль низкозвучащих инструментов, да и вообще возможности виолончели необыкновенно богаты и до сих пор не вполне осознаны. Чтение Еремина, разбитое на три части по хронологии (60-70-е, 80-е, 90-е годы), было заключено в рамку музыки: Бах - Брамс - Дебюсси и Губайдулина - Гранадес и Сергей Беринский (последнего, как явствует из интервью "ExLibris НГ", считает своим учителем прозаик Анатолий Гаврилов). Среди прочитанного Ереминым были два совсем новых (после издания его книги в "Пушкинском фонде") текста.

19.02. Георгиевский клуб

Вечер поэтов Ирины Парусниковой и Виктора Николаева начался небольшими выступлениями трех других авторов: молодого поэта Павла Коэрта, Марка Ляндо (прочитавшего стихотворение "Постмодернистам", белым стихом обличающее адресатов, но затем, как часто у Ляндо, отклоняющееся от первоначальной темы в сторону более личных и камерных мотивов) и Владимира Козлова, представившего цикл детских стихотворений в примитивистской стилистике, близкой авторам журнала "Фигли-мигли". Парусникова выступила с достаточно обширной программой юношески-темпераментных стихов, написанных под явным влиянием Марины Цветаевой, - впрочем, местами эффектных, в том числе и в отношении версификации. Выступление Николаева предварил Юрий Орлицкий, охарактеризовавший его как яркого представителя "третьей культуры" - особого типа непрофессионального искусства, вырастающего из городского фольклора и сочетающего черты "высокой" литературы и стихийного народного творчества (термин бытует в искусствоведении). Основу выступления Николаева составила своего рода сюита из песен под гитару, перемежаемых краткими связками притчево-мифологического характера, написанными то ли верлибром, то ли ритмизованной прозой; сами песни экспрессивно-брутальные, с фольклорного типа параллелизмами и обилием аллитераций и паронимий, близки Яне Дягилевой и Александру Башлачеву. Наряду с песнями была представлена книга "Сто слов пустословия" (Воронеж: Острова, 1998) с предисловием Орлицкого, состоящая преимущественно из экспериментально-игровых текстов разного типа, очень похожих на Дмитрия Авалиани, но по большей части более наивно-простодушных. Николаев рассказал также о базирующемся в Воронеже литературном клубе по переписке "Острова", активным членом которого он является.

21.02. Центральный Дом Литераторов

Презентация книги избранных стихотворений Вениамина Блаженного (М.: Издательство Русанова, 1998) прошла без участия автора, по возрасту и здоровью никогда не покидающего Минск; однако вечер открылся аудиозаписью авторского чтения стихов, по манере чрезвычайно напоминавшего Арсения Тарковского. Ведущий вечера главный редактор журнала "Арион" Алексей Алехин (сборник вышел в книжной серии "Ариона") указал, что нынешняя книга, будучи у автора четвертой, впервые дает подлинное представление о поэте, поскольку в двух первых, вышедших в 1990 г., ряд стихотворений дан с купюрами (кроме того, отцензурован, как и в ряде других публикаций 80-х гг., псевдоним поэта - "Блаженных" вместо "Блаженный"), третья же, "Сораспятье" (1995), отличалась небрежностью составления и корректуры; кроме того, в "арионовском" избранном впервые представлена особая часть творческого наследия Блаженного - его верлибры, создававшиеся с середины 40-х годов и во многом переворачивающие, по мнению Алехина (к которому следует присоединиться), наше понимание истории русского свободного стиха. Об уникальности верлибров Блаженного говорил также Борис Викторов. Своими соображениями о творчестве Блаженного поделилась Мария Галина - автор рецензии на книгу в "Литературной газете", озаглавленной "Неизвестный классик"; Галина сосредоточилась на содержательном аспекте поэзии Блаженного, назвав ее богоборческой (правда, это особое богоборчество - с позиции слабости: главные герои Блаженного - кошки и собаки, дети и старики, нищие и блаженные); Блаженный, по мнению Галиной, не может быть назван христианским поэтом, поскольку в нем нет обязательного для христианина смирения, - зато близость Блаженного к иудаистской традиции для Галиной очевидна, что она и попыталась проиллюстрировать притчей из "Агады" о еврейских мудрецах, ни в какую не желающих соглашаться с Богом. Галиной возражал Дмитрий Тонконогов, второй (наряду с Алехиным) составитель книги, расценивший позицию Блаженного как богоискательскую, а не богоборческую; Тонконогов рассказал о своих поездках к Блаженному в Минск. Все выступавшие читали стихи Блаженного (Тонконогов особо выделил известное стихотворение "Родословная", которое было любимым у Тарковского, - разные люди вспоминают, как он читал его всем входившим в курилку ЦДЛ). Песню на стихи Блаженного исполнила Вера Евушкина.

21.02. Клуб О.Г.И.

Вечер поэта Бахыта Кенжеева. Была прочитана новая книга стихов, работа над которой близится к завершению; корпус текстов разбит на три раздела - насколько можно судить на слух, в первом собраны наиболее "психологические" тексты, во втором - темы поэзии, души и космоса, в третьем - любовь и в ностальгическом переживании, как во сне - увиденная Москва. В новых текстах, вслед за книгой "Сочинитель звезд" (1997), продолжает доминировать тема несовершенства, иногда и убожества человеческого опыта и поступков в бесконечно превосходящем человека масштабе космоса; по сравнению с предыдущей книгой усилены мотивы скепсиса и метафизического бунта - при этом то и другое оказывается путями религиозного переживания. Ирония неоромантического толка распространяется и на традиционные представления о поэзии и на ее этические претензии ("и поэзия - только наводчик / человеческого воровства"). Вновь были стихи, в которых впрямую фигурировал Арсений Тарковский. Как и все "Московское время", Кенжеев развивает традицию русской философской лирики XIX века - Боратынский, Тютчев, Фет, но, кажется, Кенжеев воспринял эту линию наиболее прямо (с налетом сознательного стилизаторства и учетом опыта Тарковского), тогда как у остальных она оказалась больше опосредована опытом Мандельштама. По окончании вечера в полунеформальной обстановке Кенжеев читал шуточные и иронические стихи (включая эпиграммы на Иосифа Бродского, Сергея Гандлевского и др.), написанные от лица литературной маски по имени Ремонт Приборов.

22.02. Премьера

Презентация 23-го (т.е. покамест не изданного) номера журнала "Соло" началась с заявления главного редактора Александра Михайлова о прекращении сотрудничества с издательством "Новое литературное обозрение" "по некоторым человеческим причинам" - так что представляемый номер ждет своего издателя. Михайлов рассказал о составившей номер прозе, назвав в числе авторов Юрия Невского, Владимира Туриянского (не имеет отношения к известному автору-исполнителю), Юрия Косоломова и Константина Кучинина; из отобранной в номер поэзии были представлены (прочитаны) стихотворения членов петербургской группы "Дрэли Куда Попало!". Далее Михайлов объявил открытое чтение-конкурс для всех желающих с тем, что лучшее из прочитанного будет напечатано в "Соло". На этот призыв откликнулись любимые авторы журнала Елизавета Лавинская (прочитавшая два рассказа и четыре стихотворения) и Александр Селин (сатирическая байка про президента Ельцина и несколько юношеских стихотворений - в т.ч. первое в жизни, сочиненное в 18 лет). Андрей Бычков представил рассказ "Джазы сознаний", причудливо сочетающий, как и большинство его работ последнего времени, иронические элементы и апелляции к метафизике и мистике под единым лирическим началом. Стихотворные миниатюры, рассказы и ритмическую прозу из цикла "Messages" читала Наталья Кузьмина. Иван Ахметьев отказался от чтения и предложил выйти на улицу, поскольку в небе виден "парад планет" - сближение Марса и Юпитера. Последнее выступление принадлежало Герману Лукомникову, прочитавшему большую новую подборку с элементами хэппенинга (на словах "поэты // без намордников" Лукомников дико заревел и заметался по обширному помещения Зверевского Центра современного искусства, наскакивая на присутствовавших). Вечер был закрыт Михайловым без объявления итогов конкурса.

22.02. Чистый Понедельник

Вечер трех авторов - критика Татьяны Морозовой, прозаика Александра Яковлева, поэта Анатолия Богатых и фактически присоединившегося к ним Игоря Меламеда, - объединенных принадлежностью к одному поколению студентов Литературного института начала 80-х гг. Морозова открыла вечер чтением своей статьи из "Литературной газеты" годичной давности "Ребята с нашего двора", рассказывающей о родившейся в этом литературном кругу идее создания коллективного (по частям) мемуарного сочинения о недавнем прошлом литературной жизни вообще и этого круга в частности (идея эта не реализовалась, но дала толчок близким по замыслу отдельным сочинениям Павла Басинского, Олега Павлова и др.). Вслед за тем Яковлев прочитал (также по "Литературной газете") свой очерк "Дело пестрого", тоже отпочковавшийся от этого проекта и повествующий, главным образом, о том, как студенты Литинститута стремились проникнуть в ЦДЛ (прежде всего, в его ресторан) как в святилище отечественной словесности. Далее взял слово Меламед, предавшийся ностальгическим воспоминаниям о "хороших, добрых литературных нравах, которые существовали тогда, в брежневские времена", - в диапазоне от обмена самиздатскими сборниками Гумилева и Георгия Иванова в общежитии Литинститута (главным мотором этого обмена выступал, по словам Меламеда, Александр Люсый) до практически всенародной известности, наступавшей для автора немедленно после публикации в достаточно даже скромном издании вроде "Литературной учебы". Затем Меламед представил своего сокурсника Богатых, охарактеризовав его творческую эволюцию как путь от Николая Рубцова к Георгию Иванову. Богатых, в свою очередь, также стал вспоминать (по большей части, о разных студенческих пьянках тех времен) и лишь после неоднократных просьб куратора Марины Тарасовой обратился к стихам, прочитав всего несколько текстов, не обнаруживающих воздействия Георгия Иванова, зато обнаруживающих Рубцова и особенно Владимира Высоцкого (интонации которого явственно слышались даже в том, как декламировалось, полунараспев, одно из стихотворений).

22.02. Образ и мысль

Вечер Вилли Мельникова открылся с несколько неожиданного (хотя и логично продолжающего широко распространившуюся мемуарно-автобиографическую тенденцию) текста - рассказа о предках и родственниках автора. Далее звучали, как водится, стихи на разных языках, от английского до языка аборигенов острова Пасхи, и стихи, построенные на ключевом мельниковском приеме муфтолингвы; текстов с разноязычными вкраплениями (третий характерный для Мельникова тип письма) на сей раз почти не было. Новым для Мельникова стала постоянная апелляция к постоянно пополняемым книжным проектам, на принадлежность к одному из которых он постоянно указывал при чтении текста; таких проектов оказалось шесть: "В ночь с ,,, на ,,,", "Иллюдии", "Из бортжурнала штурмана железнодорожного плавания", "Определезвия", "Ясновидеокассета из Вавилондона" и "Возникновестник из непредсказамка"; причем лишь в одном случае принцип формирования книги оказался вполне ясен ("Определезвия" - сборник кратких поэтических афоризмов, выдержанных в форме определений); на соответствующий вопрос Мельников ответил эффектной, но не слишком понятной формулой: распределение текстов по сборникам происходит на основе их "семантической колористики". Вполне возможно, что собственные вербальные тексты сами по себе вызывают у Мельникова какие-то визуальные ассоциации, коль скоро он много работает с визуальным (прежде всего фотографическим) искусством и визуальной поэзией ("фотостихоглифы"); последние, впрочем, на вечере представлены не были, зато завершилось выступление Мельникова обширным показом слайдов (среди которых много работ с наложением двух кадров - этот прием можно счесть визуальным аналогом муфтолингвы). В конце вечера молодой переводчик Иван Бабицкий прочитал в своем переводе несколько стихотворений Уильяма Йейтса и цикл Уистена Одена его памяти.

23.02. Авторник

Вечер поэта Аркадия Штыпеля, остающегося, несмотря на несколько крупных публикаций в журнале "Арион" и участие в важной антологии поэтического нонконформистского традиционализма 80-х гг. "Граждане ночи", малоизвестным автором, - что, по мнению куратора Дмитрия Кузьмина, очевидная несправедливость. Прозвучавшие тексты были достаточны различны по своей эстетике: если в сонетах Штыпеля преобладала достаточно условная поэтическая образность, то в таких произведениях, как маленькая поэма "Пиры" или стихотворение "Батальная фреска", эмоционально и предметно насыщенный стих доходит местами до натурализма. Целый ряд текстов нарушает представление о Штыпеле как правоверном традиционалисте, - хотя бы "Колыбельная", в которой искусная стилизация фольклорного начала (в его неадаптированной, т.е. достаточно непростой версии) разрешается почти заумным финалом (в котором ассоциативным рядом управляют фонетические сближения: "Тацит, Коцит, Антрацит" и т.п.). Особое место здесь занимают сочинения в придуманном Штыпелем жанре "перечня стихов": это своего рода имитация содержания стихотворного сборника - как бы последовательность первых строк различных стихотворений (среди которых изредка попадаются цитаты - вроде оборванного на середине "Пора, мой друг, покоя...", впрочем, такое усечение встречается и у Всеволода Зельченко, но не в первой строке; другие строки в "перечнях стихов", по признанию Штыпеля, примерно поровну делятся на сочиненные ad hoc и использованные из не доведенных до завершения набросков); любопытно высказывание Штыпеля по поводу этого жанра - в том смысле, что он является итогом длительного поиска какой-либо мотивировки для отказа от привычной логической и синтаксической связности текста (таким образом, для эстетического сдвига влево требуется некий особый оправдательный момент). По просьбе Кузьмина Штыпель рассказал о своей поэтической биографии: его любовь к поэзии началась с отроческого увлечения Багрицким, прошла через общепоколенческое пристрастие к раннему Пастернаку и окрепла в тяготении к Мандельштаму, более всех, по мнению Штыпеля, на него повлиявшему; что до Тарковского (о чем последовал вопрос), то при всем уважении к нему воздействия на себя со стороны этого автора Штыпель не усматривает (хотя оно кажется достаточно очевидным - и в сфере интонации, и в области словоупотребления, имея в виду принцип дозированного внедрения чужеродной лексики в традиционный поэтический словарь). Касаясь вопроса о своем круге общения, Штыпель отметил свою слабую вписанность в различные структуры литературной жизни; в то же время из своего участия в студии Игоря Калугина, а затем в "Лаборатории первой книги" Ольги Чугай он вынес ощущение творческой близости с несколькими авторами (прежде всего с Александром Радковским и Сергеем Преображенским). Штыпель заявил также, что относит себя к числу поэтов-"звуковиков": "стихи выверяю на слух, и даже на мимический жест". В заключение по просьбе Марии Галиной были прочитаны переводы двух известнейших сонетов Шекспира - 66-го и 90-го, в которых предпринята не вполне безуспешная попытка передать весь напор шекспировской экспрессии, ослабленный в большинстве классических интерпретаций сонетов.

24.02. Крымский клуб

Встречу с прозаиком Владимиром Шаровым открыл развернутым вступительным словом куратор клуба Игорь Сид, отметивший особый дар историософа, проявляющийся в его романах. Шаров, пока не написавший ничего нового после романа "Старая девочка", превратил выступление в лекцию с изложением взглядов на историю России, являющихся отправной точкой его творчества. Основа этих взглядов - представление судьбы европейских культур, народов и иных общностей как непрерывного комментирования Ветхого и Нового Завета с более или менее явной целью доказать справедливость своего понимания Библии. Шарова преимущественно интересуют коллективные формы такого комментирования, длящиеся из поколения в поколение. Моделированию разных типов такого комментирования посвящена проза Шарова. Далее Шаров углубился в более определенный разбор проблем российской истории, православия, государственного патернализма и т.п. В дискуссии на более исторические, чем литературные темы участвовали Илья Кукулин, Владимир Герцик и др.

24.02. Театральный музей

Встречу литературной мастерской "Кипарисовый ларец" с редакцией феминистского журнала "Преображение" вела руководитель мастерской и член редколлегии журнала Ольга Татаринова, сделавшая, по обыкновению, ряд сильных утверждений: можно выделить замечание о выработанной в прозе Айрис Мердок "феминной философии жизни", пафос которой, оказывается, заключается в том, что "герою любящему отдается предпочтение перед героем-карьеристом", заявление о том, что Белла Ахмадулина является единственным автором советской литературы, одержавшим нравственную победу, мысль о том, что весь российский постмодернизм состоялся как ироническая поэзия, и другие подобные далеко идущие обобщения. Затем с кратким изложением позиции журнала выступила редактор-составитель последнего (5-го) и готовящегося номеров Елена Трофимова, пояснившая, что феминизм понимается журналом как комплекс теоретических осмыслений положения женщины и тем самым не является прерогативой женского сознания (в силу чего в журнале присутствуют и авторы-мужчины); еще один член редколлегии журнала, Мария Михайлова, рассказала о своей работе по воскрешению полузабытых женщин-авторов серебряного века (прежде всего Лидии Зиновьевой-Аннибал). Со стихами, вполне укладывающимися в традиционные представления о женской поэзии, выступили Елена Исаева и Александра Козырева, а также Екатерина Шевченко - одна из самых самобытных, несмотря на подчеркнутую камерность интонации и традиционный характер версификации, поэтесс среднего поколения, прочитавшая наряду с единственным стихотворением пронзительный автобиографический рассказ-зарисовку; завершила программу своими верлибрами Елизавета Кулиева.

25.02. Классики XXI века

Вилли Мельников выступил с несколько расширенной сравнительно с 22.02. программой, изменив также композицию вечера (перенеся демонстрацию слайдов в начало программы). Из высказываний, сделанных Мельниковым по ходу, отметим заявление о том, что знать иностранный язык для него означает - иметь возможность писать на нем стихи, и о том, что для сочинения текста выбирается язык, наилучшим образом отражающий душевное состояние автора в данную минуту.

25.02. Литературная гостиная Московского еврейского общинного дома (в помещении театра "Шалом")

Второй ежегодный праздник Литературной гостиной по традиции был соединен с празднованием дня рождения ее руководителя Рады Полищук и представлял собой нечто среднее между большим неофициальным застольем и литературно-театральным капустником. Из литературной части представляют интерес стихи Надежды Григорьевой и тост, произнесенный Генрихом Сапгиром. Выступили также Виктор Гиленко, Александр Юдахин, Геннадий Калашников и др.

26.02. Георгиевский клуб

Вечер Ольги Зондберг и Станислава Львовского был посвящен, главным образом, прозаическим работам, поскольку, начав оба со стихов, Зондберг в последние два года полностью перешла на прозу, а Львовский в равной мере работает с прозой и стихом. Зондберг представила фрагменты из рассказа "Биограмма танца..." и маленьких повестей "Всенеприметно" и "Пешему снегирю" и рассказы "Промысловое собрание" и "На общих основаниях"; Львовский прочитал целиком новые рассказы "Под прикрытием" и "Кухня народов мира", отрывками "Шалтай-Болтай, любимый снайпер Господа Бога" и "Без музыки", а также более ранние "Выводитель ритма" и эссе "Как братья" (проникнутый горькой иронией лирический портрет музыкантов Сергея и Егора Летовых); в дополнение к основной программе Зондберг представила подборку стихотворений 1991-97 гг. (по одному тексту за год), а Львовский - несколько стихотворений последних месяцев. Проза обоих авторов имеет явные точки соприкосновения (при том, что поэзия их относится к различным традициям: у Львовского преобладают высокоэкспрессивные средней длины верлибры, апеллирующие скорее к американцам середины столетия - в диапазоне от language school до objective school, - тогда как стихи Зондберг - небезуспешная попытка найти собственный голос в рамках умеренного традиционализма, близкого к направлению, культивировавшемуся журналом "Постскриптум"). Основным общим элементом двух авторов служит тип лирического (поскольку даже если текст не написан от первого лица, в нем непременно есть центральный персонаж, с которым читателю предлагается идентифицироваться) героя: это молодой интеллектуал, утративший самоощущение, свойственное русской интеллигенции, но так и не обретший самоощущение представителя среднего класса, а потому обреченный на индивидуализм, человек, оказавшийся один на один с несимпатичными ему социальными, культурными, языковыми структурами, но при этом отдающий себе отчет в неизбежности состраивания с этими структурами и воспринимающий в качестве единственно возможного этот мир с такими его основами, как виртуальная реальность, реклама и mass media, молодежная субкультура клубов, баров, глянцевых журналов, fast food и т.п. (широкий круг реалий этого рода - непременная примета прозы обоих авторов); рассказы Львовского и Зондберг лишены сюжета (за вычетом чисто психологического), тяготеют к фрагментарному построению. В то же время заметны и различия в манере: проза Львовского более экспрессивна, в большей степени стремится к эксплицированию композиционных приемов: разнообразным повторам, лейтмотивам и т.п.; у Зондберг письмо более отстраненное, авторская позиция мягче и сдержанней. Любопытно, как по-разному ответили авторы на возникший в обсуждении вопрос: почему некоторые тексты читались фрагментами, - Львовский апеллировал к характеру текстов (по его мнению, те его тексты, которые состоят из отдельных фрагментов, имеют фрактальную структуру, и потому их можно читать выборочно), тогда как Зондберг - к трудности восприятия на слух текстов большей длительности. Обоим возразил Олег Дарк, заявивший (на основании предварительного знакомства со звучавшими текстами), что коллажная структура, изобилующая паузами, дает ощущение единого космоса этих текстов, теряющееся при фрагментарном чтении; Дарк, ставший инициатором этого вечера, выступил с рядом соображений о его целесообразности. По мнению Дарка, необходимо вести речь о литературном поколении, но не в привычном расширительном смысле (10-15 лет), а гораздо уже, об общности людей с двумя-тремя соседними годами рождения. Поколение 1972-73 годов (помимо двух выступавших прозвучали также имена Игоря Рябова, Максима Скворцова, Максима Курочкина) представляется Дарку особенно интересным, причем в значительной мере это идет от литературного поведения и писательского самоощущения: для этого поколения характерен отказ от борьбы за место в литературной жизни, равнодушие к судьбе собственного текста, его прочитанности, педалирование собственного дилетантизма, - и все это сказывается на самом тексте (скажем, особенной филигранностью письма). С мнением Дарка не согласились другие участники беседы, полагающие, что такое литературное поведение широко встречалось и в других поколениях; скорректировать идею Дарка попытался Дмитрий Кузьмин, говоривший об отказе не от участия в литературной жизни вообще, а от дискредитированных многими десятилетиями форм и способов этого участия. Собственно к текстам вернулся Михаил Сухотин, увидевший в творчестве Львовского черты минимализма, воспринятого через посредство музыки (Филипп Гласс, Стив Райх) и выражающегося, в частности, в повышенном интересе к структуре текста и в ее обнажении (Сухотин предположил, что письмо Львовского было бы интересно сопоставить с прозой Дмитрия Полякова, также питающейся музыкальными корнями). В разговоре участвовали также Анна Килимник, Леонид Костюков и др.

27.02. Магазин "Англия"

Презентация английского издания избранных сочинений Евгения Харитонова, выпущенного известным издательством "Serpent's Tail" в переводе Арча Тейта под авторским названием "Under House Arrest". О Харитонове говорили его российский издатель Александр Шаталов (воспользовавшийся мемуарными материалами из выпущенного им двухтомного собрания "Слезы на цветах") и Наталья Перова, впервые опубликовавшая Харитонова по-английски в своем журнале "GLAS". Был затронут широкий спектр тем - от положения геев в России до находок и достижений Харитонова в технике потока сознания.